– Кто это? – приглушенно спросил он у Машеньки.
– Ахти, батюшки, Павел Павлович, – всплеснула руками добрая старушка, – дак это ж Ларочка, дочка нашего Кирилла Христиановича. Уж така пригожа, така ладна, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сама светленька, а глазки темненьки. И в кого уродилась-то, не знаю. Наш-то барин, конечно, хорош собой, да и тож черноглазый блондин был, пока не поседел, а только вот барыня простушка, как есть простушка. И как его угораздило, не пойму – не иначе приворот… Ой, чтой-то я разболталась!
Машенька подхватила ведерко, тряпочку и, как обычно, исчезла так же незаметно, как и появилась. Оставшись один, Павел застыл у стола, осторожно повернул к себе рамку и задержал дыхание. Казалось, ничто и никогда не сможет вывести его из оцепенения. Мебель замерла, птицы вылетели вон – ни звука. Лишь через открытое окно доносится легкий аромат пионов…
Фотограф запечатлел семнадцатилетнюю Ларису Дитерлих в день школьного выпускного бала. На ней было платье цвета морской волны. Ее лицо – овал безупречной формы – было чуть повернуто к правому открытому плечу, многоярусные старинные серебряные серьги подчеркивали длину ее шеи. На коже – гладкой, бледной, с розовым подтоном – ни одного изъяна. Блестящие, переливающиеся перламутром светло-пепельные волосы собраны в сложную прическу, открывающую аккуратные уши и высокий лоб. У нее был прямой тонкий нос, тень от которого не доходила до верхней губы красиво очерченного спокойного рта. Девушка не улыбалась, лишь умиротворенно смотрела прямо перед собой. Под слегка изогнутыми черными бровями темнели глаза в обрамлении густых ресниц, создававших впечатление легкой прищуренности. Глаза Ларисы, точно так же, как глаза пресловутой девушки на портрете, затягивали и кружили голову. Павел покачнулся.
Когда в библиотеку, наконец, пришел Дитерлих, Павел неловко отвернулся, стараясь скрыть волнение. Он не сомневался, что от Кирилла Христиановича не укрылось его состояние: старик был хитер. Но сейчас профессор настроился прочитать юноше лекцию – самое большое удовольствие, в котором он не желал себе отказывать.
Дитерлих
– Итак, выслушайте меня, юноша, до конца той части информации, которую я могу и считаю нужным вам передать на данном этапе. Вы – школьник, следовательно, изучаете историю. И знаете об отечественной войне 1812 года и о Бородинском сражении – верно?
Павел кивнул.
– Да, это известный исторический факт. Но есть и другой факт. Не менее исторический, но мало освещенный. Учебники, как я понимаю, вообще не упоминают о существовании метеорита «Бородино». Я прав?
Павел кивнул.
– А между тем, накануне Бородинского сражения на деревню Горки обрушилось непонятное стихийное явление. Огненный шар, или вихрь, или что-то вроде смерча налетело и рассыпалось на мелкие осколки. Один был достаточно крупным камнем, и его подобрал…
– Ваш предок, – вклинился Павел.
Дитерлих кивнул.
– Так вот. Влияние подобных явлений на человека не изучено. Конечно, участники битвы при Бородине сочли это божественным знамением, предвещавшим победу. Но через сто лет… следите, пожалуйста, за датами, а лучше фиксируйте их.
Павел взял из рук Дитерлиха бумагу и карандаш. И приготовился записывать.
– Через сто лет, как раз перед началом Первой мировой войны в 1912-1914 годах в деревне Горки стали рождаться странные дети. Они развивались, как говорится, не по дням, а по часам. Одни обладали крепчайшим здоровьем, были сильны и выносливы. Другие были чрезвычайно умны. Второе поколение необычных детей появилось в период между 1937 и 1939 годом. В это время по стране катились репрессии, назревала Вторая мировая война. Сам я родился в 1939 году, мой отец был репрессирован, мать умерла в войну. Я вырос в детдоме.
Следующее поколение – наши дети и ваши родители – начало появляться на свет в 1972-1975 годах. Мы не спешили заводить детей. А наши внуки родились в период с 1999 по 2002 год. Моя внучка – Кира Кроль – родилась в 2000 году. Сейчас у нас год 2012-й, то есть двести лет с момента падения метеорита. Что получилось у вас?
Павел протянул ему листок с записями.
– О, – обрадовался Дитерлих, – да у вас научный склад ума, батенька! Вы предпочитаете систематизировать материал?
– Так удобнее, – пожал плечами Павел.
– В шестидесятых годах, – продолжал свой рассказ профессор, – отступив от Москвы приблизительно на сто километров, геологи обнаружили особенный грунт, являющийся, по сути, дном некоего древнего моря. В одной из статей, которые я для вас отобрал, есть пояснение о том, что подобные мезозойские структуры имеют низкую сейсмическую активность. То есть, в этом месте можно было смело рыть в глубину, не опасаясь землетрясений. Надеюсь, вы понимаете, какие возможности открываются при работе на глубине?
– Ну… можно что-нибудь найти. Золото там, или нефть. Метро провести.
– Верно. Но попробуйте поразмышлять еще.
– Можно что-нибудь спрятать!
– Фантастика! Именно спрятать! На глубине предполагалось поместить крупный подземный объект государственного значения. С этой целью один из ведущих научно-исследовательских институтов в области физики перебазировался в специально выстроенное в лесу секретное поселение.
– А как оно называлось?
– Оно называлось Ухватово, потому что рядом протекала речушка Ухва. Когда было пройдено три четверти тоннеля, развернулось наземное строительство. Первоначальный жилой комплекс разросся, к жилым домам прибавились производственные здания, им требовались водоснабжение, отопление, подача сжатого воздуха, высоковольтные линии электропередач. Штат института невероятно раздулся: ученые все прибывали и прибывали.
– А что они делали?
– Сотрудники института занимались разработкой ускорительно-накопительного комплекса, сокращенно – УНК, говоря современным языком – адронного коллайдера. Вы знаете, что такое «адронный коллайдер»?
– Приблизительно. Это что-то типа «машины времени».
– Это ускоритель заряженных частиц. До некоторой степени да, это «машина времени» или «машина пространства».
– Я фильм видел. Он назывался «Конец света». Там говорилось что-то про такой коллайдер и про черные дыры. Он мне не понравился, потому что в конце оказалось, что это телепередача. А потом я нормально спать не мог, все время просыпался.
– Оно и понятно. Для впечатлительного ума везде найдется пища, даже в телепередаче. Так вот. Под землей провели тоннель пятиметрового диаметра длиной в двадцать один километр. Глубина его, конечно, меняется, потому что меняется рельеф местности, она колеблется от двадцати до шестидесяти метров. На поверхность вывели несколько вертикальных шахт, связанных со служебными помещениями, как в горнодобывающей промышленности.
– А в этих помещениях что было?
– По всему тоннелю для крупногабаритного оборудования были построены протяженные залы диаметром около десяти метров. Контрольно-измерительное оборудование установили в огромном зале под названием «Марс» площадью девятьсот квадратных метров. Для запуска УНК требовалось две с половиной тысячи магнитов сверхпроводящей структуры, весом примерно по десять тонн.
– Ничего себе!
– А как вы думали! Магнитная система – важнейшая система ускорителя! Чтобы запустить частицы по круговой траектории, нужны сильные магнитные поля. Кроме того, частицы нужно удерживать, чтобы они не отталкивались друг от друга и не разлетались. Поэтому магниты нужны не только такие, которые поворачивают частицы по кругу, но и так называемые фокусирующие магниты.
– Вы хотите сказать, что энергия ускорителя зависит от размеров магнитов?
– И от стоимости всей магнитной системы, что, в конечном итоге, и вышло проекту боком. Но я продолжаю. В Ухватово запустили протонный синхротрон и начали разрабатывать новый, самый мощный в мире ускоритель – УНК. Ни Тэватрон в США, ни Суперколлайдер швейцарской лаборатории ЦЕРН ни в какое сравнение с ним не идут. На синхротроне физики сделали несколько важных открытий, о которых вы сможете прочитать позже.