Вообще состояние было такое, что не хотелось ничего. Даже разговаривать с Айсбергом Дмитриевичем.

Я поднялась на второй этаж, убрала характеристику к своей противоречивой по наполнению сестрице. Прошла мимо нашей спальни, слыша шум воды в душе. Направилась в комнату к Кириллу. Нет, я тоже включила функцию заморозки. Пусть с моей стороны это и могло показаться неправильным, но бежать сейчас и вымаливать себе прощение я была не готова. Не знаю, может быть завтра. Или послезавтра. А может быть, разведусь к фигам.

Да, я беременная женщина. Перепады настроения это мой хлеб.

В комнате у сына был идеальный порядок. Нет, я здесь никогда не убиралась, предоставив ему полную свободу. Кирилл просто привык с самого раннего детства содержать свое обиталище в чистоте. Если бы не постеры, развешанные по стенам, то и вовсе нельзя было подумать, что это комната семилетнего мальчика.

Расстелила себе кровать, легла. Мне не помешали уснуть даже глазеющие сверху звезды боевиков.

Видимо, и во сне я задавалась вопросом, как же Самородов "разрулил" дело с характеристикой. В мое воображение так и лезли сцены открывающего ударом ноги дверь Землестрой- плюс Айсберга Дмитриевича. Как он пересекает приемную, не обратив никакого внимания на резюме Виктории. Так же ногой открывает дверь в кабинет Шольца, снимает солнечные очки и говорит "Айл би бэкнул". При чем, кроме вот этих очков на Айсберге Дмитриевиче ничего и не было.

Шольц с повязкой Рэмбо на голове картинно падает со стула, поднимая невообразимый шум. Нет, слишком громко для сна. Еле разлепила тяжелые веки. Поднялась с кровати.

Откуда-то снизу доносились маты и звон бьющегося стекла. Что это? Воры?

Взяла хоккейную клюшку Кирилла. Крадучись добралась до нашей спальни. Самородова там не было. Тихо спустилась на первый этаж. На кухне горел свет, оттуда же доносился уже приглушенный отборный мат.

Вошла на кухню и увидела следующее: у открытого холодильника стоял Самородов, голый торс и домашние штаны были перепачканы нетронутым ужином, а ноги утопали в изобилии еды и битого стекла.

— Голод не тетка, — резюмировала я.

Вся комичность ситуации, приправленная еще и сном с обнаженным Самородовым в главной роли, сделала свое грязное дело. Я не смогла сдержаться и расхохоталась. Просто какой-то истеричный смех, плавно переформатировавшийся в слезы. Присела на стул, наблюдая как Айсберг Дмитриевич сваливает всю еду в мусорное ведро. Краем хоккейной клюшки подцепила кусок запеченного мяса, улетевшего под стол, и подтолкнула к общей куче еды.

Айсберг Дмитриевич сосредоточенно убирался и так же сосредоточенно игнорировал мое присутствие.

— Вот, Саша, еще курочка, — подтолкнула клюшкой одиноко лежавшее крылышко. Полный игнор, разве что куриная конечность отправилась в мусорное ведро.

Ладно, понятно. Бой идет в одни ворота. Тут уж ничего не поделаешь.

— А я так старалась, так старалась, — вставая со стула и параллельно шмыгая носом сказала я. Направилась к выходу. Настоящий одинокий странник. Мне осталось еще мешок на клюшку привязать, перекинув ее через плечо и удалиться в закат.

— Мила, подожди, — раздался тихий голос Айсберга Дмитриевича.

Не поверила своим ушам. Со мной даже разговаривают? Обернулась.

— Я долго думал сегодня, пытаясь понять твой поступок, — начал говорить Айсберг Дмитриевич, поднимаясь в полный рост. Подошел к раковине, вымыл руки. — Единственное к чему я пришел — ты мне не доверяешь.

— Я не… — начала я, но муж меня перебил.

— Не доверяешь настолько, что я только посредством твоей страницы, будь она неладна, узнал, что моя беременная жена поперлась к бывшему мужу за сраной характеристикой.

Голос Самородова начал крепчать вместе с ярко-окрашенными словами.

— Я не… — и опять этот жест, призывающий к моему молчанию.

— Понимаешь, что я должен был испытывать, осознавая, что ты на протяжении всех суток обманывала меня, уверяя, что с тобой все хорошо? А потом, и глазом не моргнув, пошла на свидание с бывшим мужем.

Боже, какое свидание? Что он там себе напридумывал?!

— Не ходила я не на какие свидания! — громко крикнула я, игнорировав опять этот жест "Мила, помолчи". — Я своего сына спасала.

— Это и мой сын тоже, — перешел в свою очередь на крик Айсберг Дмитриевич. — Это и мои дети, Мила. А ты моя жена. И я не хочу, чтобы ты решала такие вопросы одна, подставляя себя и детей под удар.

Да, таким Самородова я еще не видела. Боже, не смотря на все старания, сдержать слезы не смогла. Разрыдалась, хотя весь сегодняшний день настраивала себя на то, что ни одну слезинку не пророню при Айсберге Дмитриевиче.

— Я не думала, что так все выйдет, — сказала я в свое оправдание. — Мне казалось, что, приди я одна к Шольцу, он не откажет.

Айсберг Дмитриевич промолчал. Оторвал пару бумажных полотенец, вытер ими перепачканные ступни, демонстрируя этим действом, что он думает о моих словах. Точным броском направил скомканный шар в мусорное ведро.

На кухне воцарилось молчание. Просто, чтобы оно скорее закончилось, я решилась на первый шаг.

— Саш, прости меня, а, — тихо произнесла я.

Айсберг Дмитриевич внимательно посмотрел на меня. Ни одного намека на улыбку или потепления во взгляде.

— Я не знаю, Мила. Сейчас я просто не в том состоянии, чтобы понять тебя.

Зато я прекрасно все поняла. Разговор случился, но результата никакого не принес. Каждый остался при своем мнении.

Не стала больше просить прощения, развернулась и ушла наверх. Остаток ночи решила провести в своей кровати. А если Самородов не уверен, пусть идет хоть в комнату Кирилла, хоть в гостевую. Сама я больше не намерена смотреть сны в его голом исполнении.

Самородов пришел в спальню, когда я уже успела задремать. Лег рядом. От него послышался запах моющего средства. Где-то на задворках моего сознания проснулась совесть, мол, голодный муж все это время убирался на кухне, а во рту, у бедолаги, ни росинки. Успокоила свою совесть тем, что надо было кушать, когда дают, а не по ночам вылазки устраивать. Наверное, думает, что я специально обвал еды устроила. Может быть, в этом и была толика правды.

Утром я проснулась в одинокой постели. Айсберг Дмитриевич уехал на работу.

Закончила со всеми утренними процедурами, выпила витамины. Прибрала кровать в комнате Кирилла и отмыла успевшую покрыться коркой хоккейную клюшку. Не нужно ему знать то, что мама половину ночи провела в его комнате.

Да, как я и ожидала, на кухне не было и намека на ночную катастрофу. Приготовила обед и поехала за Кириллом. Пока сын собирал свои вещи и игрушки, нам удалось переброситься со Светой парочкой слов.

— Как там Александр Дмитриевич? Он знал, что ты к папе ездила?

— Нет, но теперь знает, — тяжело вздохнула я.

Дочка все поняла без слов, расспрашивать не стала.

— Я вчера папе звонила, просила его характеристику тебе написать. Он отказался, — тихо проговорила Света, оглядываясь на собирающего части конструктора Кирилла.

Проглотила все ругательства в адрес бывшего мужа, пытающиеся вырваться наружу.

— Не звони ему больше, Света, по этому вопросу. Александр Дмитриевич вчера принес характеристику от папы, — сказала я, тяжело вздохнув.

— Да ладно? И что в ней?

— Оказывается, я и не такая ужасная мать, — ответила я, выдавливая вымученную улыбку.

— Ты замечательная мама, правда! — Света подошла и крепко меня обняла. От нахлынувших чувств защипало в носу.

Мои! Все мои.

Несколько дней мы прожили по сценарию " Мама, папа, я — счастливая семья". По крайней мере, таковыми мы были в присутствии Кирилла. Конечно, он подозрительно поглядывал на нас, сидящих рядом на диване, при том не обнимающихся.

— Дядя Саша, смотри, — Кирилл постоянно указывал на мой живот, когда маленькое Чудо пыталось пообщаться со всеми присутствующими. Самородову ничего не оставалась, как класть свою ладонь рядом с ладошкой сына. В эти моменты мне казалось, что он сам бы предпочел выносить нашего ребенка, лишь бы со мной не общаться. Или я уже напридумываю лишнего себе?..