Петр Степаныч стоял на мостике довольный. Капитан вышел на правое крыло и смотрел в бинокль назад, на кильватерную струю, как врач на кардиограмму.

Внезапно какой-то посторонний звук вкрался в гладкий свист турбины. Сухой шорох быстро перешел в громкий стук, потом в лязг и скрежет. «Дед» тигром метнулся в рубку и рванул рукоятку на «стоп». Турбина оскорблено взвыла и умолкла. В рубку ворвался капитан.

– Кто остановил машину? – заревел он хриплой турбиной.

– Я, – ответил «дед». – Беда у нас! Бегу в машину!

– Старпома в машину! – прокричал капитан страшным голосом в микрофон и, опередив «деда», ринулся вниз по трапу.

«Самур», скособочившись, медленно сбавлял ход, слегка проседая на корму.

– Аврал! – раздался голос боцмана по громкой связи. – Водяная тревога!

Загрохотали сапоги по трапам и коридорам. Экипаж занимал установленные тревогой места. Сначала Ваня не понимал ничего из происходящего. Ему показалось, что продолжаются испытания и все идет по плану. Но внезапно вспомнился странный звук турбины, и Ваня встревожился. Как инженер он понял, что такой звук не мог быть нормой. Что-то произошло. Что-то сломалось. Но что? Турбина? Почему же корабль волочит корму, как будто ему перебили хребет? Почему на лицах матросов появилась решительность и озлобление? Штурман, который остался один с Ваней на мостике, негромко сказал:

– Поплавали. Теперь нырять будем.

Ваня непонимающе уставился на штурмана. Тот показал Ване рукой на корму. Теперь стало заметно, что корма погрузилась больше положенного, и «Самур» к тому же наклонился на правый борт. В подтверждение наблюдения, по металлической палубе со стеклянным стуком перекатилась к борту пустая пивная бутылка.

Из машинного отделения поднялся капитан. Вид его свидетельствовал о больших неприятностях. Он толкнул ногой дверь радиорубки и начал щелкать выключателями радиостанции.

– Я «Самур», я «Самур», – размеренно заговорил он в микрофон. Было понятно, что капитан сдерживается.

– Слышу вас, «Самур», – ответил голос с металлическим оттенком. – Почему на аварийной частоте?

– Даю место, – сказал капитан.

Высунулся из двери и махнул рукой штурману. Штурман подхватил со своего столика карту и побежал к радиорубке. Капитан захлопнул дверь, и Ваня перестал слышать его голос.

На мостик тяжело взобрался «дед». Брюки до колен у него были мокрыми.

– Турбина сошла с фундамента, – тихо сказал он Ване. – Не понимаю, ведь ее на заводе на ходовых испытаниях гоняли на «полном». Да еще и на валах пошли перекосы… Шов на тридцать восьмом шпангоуте разошелся. Течь у нас, братишка. Помпы работают во всю силу. Если вода до генератора дойдет, то и помпы станут. Старпом с ребятами внизу пытаются дырку законопатить.

– Мы можем утонуть? – спросил Ваня, удивляясь своей выдержке.

– Мы-то не утонем, – вздохнул «дед». – Шлюпки есть у нас, плоты. Море тихое, солнышко светит. Кто при такой благодати тонет? Корабль жалко. На полгода, не меньше, на ремонт станем. Только из колыбели и чуть ли не в гроб!

Открылась дверь радиорубки. Капитан, с лицом краснее свеклы, быстро прошел в ходовую рубку. Снизу поднимался совершенно мокрый старпом, вытирая на ходу руки промасленной тряпкой.

– Ну, как там? – нервно спросил капитан.

– Вроде бы, держит, – ответил запыхавшийся старпом. – Клинья забили. Течи почти нет. Сейчас помпы воду выгонят. Но вся штука в том, что от шва две трещины в обшивке пошли. Слава богу, наверх от ватерлинии.

– Это значит, своего хода у нас не будет?

– Так точно. Даже если бы удалось турбину на место воткнуть. От вибрации у нас просто корма отвалится.

– Замеча-ательно, – протянул капитан. – Хоть позора не натерпимся. SOS давать не придется.

– Но ты буксир вызывай, – посоветовал старпом. – Смотри, погода портится. А в шторм, кто его знает, как трещины себя поведут? Я сейчас дал команду засверлить обшивку и стяжки на болты или на заклепки поставить. Но это, сам понимаешь, для блезиру.

Старпом засунул тряпку в карман мокрых брюк и ушел, унося запах солярки.

Капитан крикнул пришедшему радисту:

– Переключи громкую связь на рубку!

В динамике над штурманским столиком послышался треск радиопомех.

– «Самур», – прорезался металлический голос, – «Самур», на связь.

– «Самур» на связи, – ответил капитан в микрофон.

– Буксир «Самара» выйдет к вам через час-полтора. Рандеву часов через семь-восемь. Васильич, ты в курсе, что погода портится? Что собираешься делать?

– Я «Самур». Да в курсе я, в курсе. Пластыри мой боцман забыл в Астрахани. Сейчас медицинские носилки реквизирую у фельдшера, заведу на тросах, пришлепну дырку снаружи. Но у меня по металлу трещины, как бы корма не отвалилась!

– Что, так хреново?

– Да хуже не бывает! Фрегат в бога душу мать! Еще и трех месяцев ему нет от рождения, а рушится в хлам! Я уже просчитываю, что, может быть, надувные плоты развернуть в машинном отделении, чтоб свободный объем сократить и корму не потерять, если отрываться начнет.

– Не спеши с плотами. До вас около часа ходу «Марине Расковой». У нее, правда, буровые трубы на палубе. Но людей, в случае чего, она принять сможет. Ей тоже команда прошла к тебе двигать. Наблюдай с норда. Еще пару пароходов к тебе завернем, как только уясним всю обстановку. Держись, в общем!

– Принято. Конец связи.

Капитан положил микрофон и спросил у «деда»:

– А что там с рулевой машинкой?

– Вывалился кусок чугунины из корпуса. Гидравлика вытекла. Ремонту не подлежит. Сам знаешь, чугун не варится.

– Значит, и руля у нас нет? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил капитан.

– А если ее эпоксидной смолой заклеить? – робко вмешался в разговор Ваня. – Я для ремонта стыков на рукавах на всякий случай эпоксидку с собой захватил и отвердитель. Кусок большой?

– А что, дельное предложение! – оживился капитан. – Степаныч, большой кусок отвалился?

– Миллиметров двести на двести пятьдесят при толщине корпуса – десять.

– Только обработать шов нужно будет тщательно. Спиртом или бензином, – уточнил Ваня.

– Ну, бензина у нас на борту нет. А вот спирта в достатке. Радист, тащи спирт из медпункта! Скажи фельдшеру, я приказал. Сколько твоя эпоксидка будет сохнуть?

– Я думаю, до полной твердости нужно будет сушить сутки. Но если это не очень ответственное место, то трех-четырех часов вполне достаточно.

– Положим, часа четыре нам погода подарит. А то без руля и без двигателя штормовать будет не комфортно.

Радист принес литровую банку со спиртом, закрытую пластмассовой крышкой. Капитан взял у него из рук банку, посмотрел на свет и передал «деду»:

– Если этот эскулап спирт отпивал, а доливал туда воду, я его своими руками утоплю, как котенка, в первом же затоне! Бери, Петр Степаныч, зеленого змия, протирай свою рулевую машинку. Раз уж хода нет, то хоть выруливать по ветру сможем. Подруливающим винтам одним не справиться! Студент вроде бы дело знает.

Ободренный такой речью, Ваня рысью помчался в каюту старпома за эпоксидной смолой.

Рулевая машинка представляла собой большой, окрашенный в светло-желтый цвет чугунный ящик с закругленными краями. К ней и от нее тянулись трубопроводы и шланги. В рулевом отсеке на полу еще хлюпала вода: помпы не закончили осушение. Ваня осмотрел кусок отвалившегося чугуна и осмотром остался доволен. На его взгляд, ремонт был возможен. Степаныч отлил спирт в стакан, брезгливо понюхал и протянул стакан Ване:

– Начинай, студент!

Небо из синего постепенно становилось серо-желтым, под цвет пустыни. На море появились маленькие свирепые волны. С гребней волн срывались белые веера пены. «Самур» выбросил два носовых якоря и развернулся носом к ветру. Продолжала жужжать электродрель, высверливая очередное отверстие в обшивке. Потом визг дрели сменялся шипением автогена, разогревающего заклепку, и стуком молотка, приклепывающего стяжку.