Голякову забрала скорая, и, по крайней мере на тот момент, она все еще находилась в мире живых. Думаю, в этом есть часть и моей заслуги. Бригада скорой суетилась настолько быстро и сосредоточено, что мне, конечно, никто ничего объяснять не стал. Ясно одно — состояние женщины крайне тяжелое. Чтобы просто выжить ей придется приложить максимальные усилия. Не говоря уже о том, чтобы вернуться к нормальному существованию.

Полиции набежало — целое море. Вокруг одновременно бродили, работали, фотографировали, шуршали и разговаривали никак не меньше десятка разнообразных оперативников. Похоже, третье убийство за неполные две недели навело шороху. И теперь уже никаких сомнений в том, что это серия. Маньяк выбирает жертв не случайно. Они все как-то неуловимо связаны.

В какой-то момент в дверном проеме возник старший следователь Курдюмов. Хищный взгляд обежал место преступления, подмечая все детали; на лице Степана Васильевича появилось странное выражение — как будто он давно ждал чего-то подобного. И теперь, несмотря на всю трагичность ситуации, источает определенное довольство. Мол — ну вот, я же говорил!

Заметив Василия, следователь приветливо кивнул. Увидев меня — досадливо поморщился. Подошел, голова склонилась в мимолетном приветствии.

— Краеугольников? — буркнул он, — Наслышан о твоих подвигах. Молодец. И это… сходи умойся. А то ты на вампира похож больше, чем на человека.

С трудом приподнявшись, я прошел в ванную. Скрипнул кран, послушно зажурчал теплый поток воды. Глянул в зеркало и ужаснулся: вся рожа красная; рот и вовсе перепачкан так, будто я чью-то кровь слизывал прямо из раны. Руки… не лучше. Пальцы покрыты засохшей коркой. Одежда — местами безнадежно перемазана.

Сунулся было мыть ладони, но не выдержал — наклонившись, подставил голову целиком под струю. Вода сбегала по волосам, падала вниз, булькала на затылке, потекла за шиворот. Ничего… даже приятно. Хотелось забраться в душ целиком. А лучше — в ванную. Эх, сейчас бы в баню! Чтобы смыть с себя все следы, выпарить даже частички воспоминаний о пережитых ужасах!

Долго и тщательно оттирался, с трудом добившись хотя бы относительной чистоты на физиономии. Перепачканную одежду, похоже, снова придется выбрасывать. Кажется, я начинаю понимать, почему в агентстве такая существенная зарплата: львиную долю придется потратить на новые шмотки!

Выбрался из санузла немного освежившимся; соображалка кое-как пришла в подобие нормы. Обвел происходящее мутным взглядом, не понимая, куда податься теперь.

Василий о чем-то беседовал с Курдюмовым. Они стояли чуть в стороне, говоря в полголоса. Заметив мое появление, детектив кивнул и шагнул навстречу. Следователь, обернувшись, вяло махнул рукой.

— Пошли отсюда, — мрачно буркнул Василий, подхватывая под локоток, — Показания я дал, сегодня нас мучить больше не будут. Зато потом… — он с досадой поморщился, — Не обольщайся. Будешь ходить в отделение с докладами, как на работу.

Мы спустились по лестнице, наблюдая везде одну и ту же картину: оживленно суетящихся людей. Кто-то собирал осколки, кто-то фотографировал повреждения. Пухлой барышни, кстати, нигде не заметил. Наверное, уже увезли — то ли в больницу, то ли в отделение.

Василий вывел на улицу; я оторопело прислонился к фонарному столбу, пережидая приступ слабости. Вокруг теснились машины экстренных служб — так, что не протолкнуться. Мерцающие мигалки еще больше усиливали ощущение сюрреалистичности.

— Вызову такси, — буркнул детектив, доставая смартфон, — Только давай отойдем чуть подальше…

Мы выбрались из скопления автомобилей, неторопливо продефилировали половину квартала. В голове стояла такая пустота, что я почти с радостью ухватился за первую попавшуюся мысль.

— Хорошо, что нас обыскивать не стали, — с идиотской улыбочкой прошипел я, — А то, загребли бы прямо щас…

Василий непонимающе посмотрел исподлобья.

— Ты это о чем?

— Ну, у меня камера. А у тебя — пушка, — воровато оглянувшись, прошептал я.

Теперь детектив снисходительно покачал головой.

— Ты чего, Саня? — мягко спросил он, вытащив ствол из кармана, — Это же обычный пугач…

И тут меня накрыла волна дурацкого истерического смеха.

На этот раз Батя был в ярости. Он не бегал, не топал ногами, не кричал и не рвал на себе волосы. Все эти театральные проявления эмоций ему не подходили. Мужчина казался невероятно суровым, собранным, жестким. Но скрытый внутри гнев пугал гораздо больше обыкновенной необузданности.

Андрей Андреевич сидел за столом в собственном кабинете. Мужчина выглядел мрачнее тучи, на суровом лице застыла маска мрачной сосредоточенности. На меня демонстративно не смотрел, делая вид, что занят чрезвычайно важным делом — перекладыванием бумаг из одной стопки в другую.

Между тем, я замечал следы напряженной внутренней борьбы. Кулаки шефа то и дело сжимались, желваки ходили ходуном, губы сплюснулись в тонкую линию, брови сошлись к переносице, глаза недобро сощурились.

Он словно готов был взорваться в любой момент, но, проявляя чудеса самообладания, сдерживал себя от безумных криков.

Не могу сказать, было ли это напряжение натуральным или наигранным — но жути затянувшаяся молчаливая пауза нагоняла гораздо больше, чем тысячи слов. Босс словно давал понять, какая сущая малость отделяет меня от… от чего?

— Ну что, так и будем молчать?! — Андрей Андреевич поднял глаза, болезненно прожигая взглядом, — Нечего сказать в свое оправдание?

Я открыл было рот, чуть подумал — и захлопнул обратно. Все равно разбор полетов еще не перешел в конструктивную фазу. Что ни скажи сейчас — все зря. Надо дать человеку выкричаться, выплеснуть праведный гнев. А уж потом приводить рациональные доводы.

— Ну так что, Александр Сергеевич! Будьте добры объясниться! — грозно отчеканил Батя, переходя на «вы», — Я что, поручил вам нечто невыполнимое? Какую-то миссию на грани невозможности? Нечто, требующее сверхспособностей?

Он уставился прямиком мне в глаза, терпеливо дожидаясь ответа. Я с отчаянием понял, что дальше отмолчаться не получится.

— Я стажер… — жалкая попытка откреститься от ответственности.

— Прежде всего, ты — мужчина! — рявкнул Андрей Андреевич, — Твоя обязанность — защищать! Не только доставать с того света — тут, надо отдать должное, справился — но и предотвращать! И думать, думать! Голова тебе дана не только чтобы в нее есть! Я хочу знать, почему мой лучший оперативник погиб! А на тебе — ни царапины!

Тяжело вздохнув, понуро опустил голову. Елену Николаевну Голякову врачам удалось-таки спасти. А вот Евгений… нет его больше. Не знаю, был ли он действительно лучшим, или Батя сейчас говорил в запале… Но определенную часть вины на себе я все же ощущал. Впрочем, перебирая события того вечера, так и не смог для себя определить — где же именно допущена роковая ошибка.

— Я никогда не работал… против убийц.

— Никто не работал! — шеф в сердцах хватил кулаком по столу, да так, что все его содержимое подскочило на добрую ладонь, — Не надо мне тут рассказывать, какой ты бедный-несчастный!

— Не хватило опыта, — я угрюмо продолжал гнуть свою линию, — Вероятно, маньяк наблюдал за Голяковой весь вечер… как и я. Он догадался, что за женщиной присматривают…

— Да тут уж к гадалке не ходи!

— И не стал нападать в людном месте. Потом, когда объекты переместились в отель… натравил на меня подростков…

— Их уже опрашивают, — буркнул шеф, постепенно остывая, — Правда, без особых результатов.

— Отвлекающий маневр… я не ожидал такого… Просто не хватило опыта.

Андрей Андреевич тихонько чертыхнулся, будто выговаривая невидимому собеседнику.

— Не надо мне рассказывать про свою неопытность, — угрожающе прошипел мужчина, — Я все о тебе знаю! Понаслышан! И о твоей службе в армии! И о приключениях в Кандагаре. И про городскую вендетту — все здесь, — он похлопал ладонью по кипе бумаг, — Иначе мы вообще бы не разговаривали! Иначе и ноги бы твоей в агентстве не было!