Он замолк, сделав ощутимую паузу в заготовленной речи. Я невольно проникся значимостью момента, постаравшись максимально сосредоточится на словах собеседника.

— Не знаю, рассказывал вам Андрей Андреевич или нет, но раньше он служил в КГБ, — максимально внушительно продолжил Курдюмов, — И уж поверьте, это ведомство накладывает на людей свой, вполне особый отпечаток.

Он задумчиво покрутил зажженную сигарету между пальцев.

— Ваш босс, несмотря на всю его открытость и продвинутость — человек старой, советской закалки. От его прошлого остались не только связи… Чертовски хорошие, доложу я вам, связи… Его прикрывают, ему помогают, его, как это не странно, даже опасаются…

Следователь брезгливо сплюнул, и продолжил говорить с ноткой зависти.

— Так вот, кроме великолепных знакомств, Андрею Андреевичу достались уникальные навыки и богатый всесторонний опыт. И, что гораздо более важно — вполне определенные привычки. Уверенность в собственной безнаказанности и вседозволенности.

Курдюмов глянул пристально, пронизывающе. Заговорил с напором, будто стараясь загипнотизировать.

— Следственный комитет давно держит «Агентство Аналитики» на примете. Пересекаться пришлось не раз, и, сразу скажу — по не слишком радужным поводам. Увы, за мелкие грешки привлечь контору никогда не удавалось, а по-крупному подопечные Андрея Андреевича не прокалываются. И между тем, нюхом чую, шестым чувством, если хотите, что рыльце-то у вашего начальника в пушку…

— На что вы намекаете? — кажется, удивляться сил уже не осталось, — Разве агентство нарушает какие-то законы?

— Нарушает? — глумливо переспросил Курдюмов, — Формально, конечно же, нет. Во всяком случае, доказать это ни разу не удалось. Но все же… все же… Представьте на секунду, что Андрею Андреевичу захочется совершить нечто… не совсем укладывающееся в уголовный кодекс. Трудно это будет? С его-то опытом, бекграундом, знаниями и оснащением? Да еще имея под рукой надежную команду преданных лично ему людей?

— Ну, знаете! — я раздраженно переступил с ноги на ногу, — Если начинать судить людей только за возможность совершить правонарушение, так можно полстраны смело сажать!

— А я говорю не только о возможностях, — терпеливо парировал следователь, — Речь о том, что Андрей Андреевич — преступник! Только вот доказательств этому нет. Все улики настолько косвенные, что ни один суд на них даже смотреть не станет.

— Раз нет улик, то о чем мы вообще говорим?

— Давайте вместе подумаем, — мягко предложил собеседник, — Взять хотя бы эти два убийства… Почему наш глубокоуважаемый Андрей Андреевич следил за обеими жертвами? Сначала за мужем, а потом и за женой? Хотел защитить? Так нет же — для защиты достаточно было приставить телохранителя. Тогда с какой целью?

Я покачал головой, подыскивая подходящее объяснение, но Курдюмов уже разглагольствовал дальше, не дожидаясь ответа.

— Второе — как это ваш босс оказывается на месте преступления едва ли не раньше полиции? Ему что, убийца лично докладывает? Или, может, он прорицатель?

— Дополнительные каналы информации…

— Знаем мы эти каналы, — небрежно отмахнулся следователь, — И прикроем, будьте уверены. Но все это, вкупе, навевает на определенные размышления, не так ли?

Он внимательно всмотрелся в меня, заранее зная, что возражений не дождется. Да и на кой черт мне сейчас с ним спорить?

— И самое главное, — Курдюмов рассудительно продолжил речь, — Почему ваш босс так упорно избегает сотрудничества с правоохранительными органами? Словно мы не соратники, а враги! Не желает давать показания, скрывает улики… Что у вас там? — следователь заинтересовано кивнул на карман куртки, — Записи с камер? Не беспокойтесь, изымать не буду, хоть и имею право.

Собеседник демонстративно протянул руку, заставив меня невольно отступить на шаг. Грустно усмехнувшись, Степан Васильевич понятливо кивнул.

— Вот и я о чем, — будто подтверждая обвинение проговорил он, — И ведь главное-то — пустяки все это! Наверняка на тех камерах абсолютно пусто! Но сам факт отказа в сотрудничестве… Вот что настораживает.

Не могу сказать, что речь следователя меня не задела. Стало даже как-то совестно, неприятно на душе. Захотелось прямо вот так, сразу — взять и отдать ему чертовы флешки. Только ведь прав он — ничего толком на них и нету, пустышка.

— Так что вы хотите сказать? — смущенно уточнил я, — Что Андрей Андреевич как-то в этом замешан? Он что, убийца? С трудом верится, знаете ли.

— Замешан? Наверняка! — решительно отрезал Курдюмов, — Убийца? Честно говоря, я бы не исключал и такой возможности. Хотя, конечно, талантливых исполнителей у него достаточно. Взять хотя бы того же Краснова.

— Василий?

— Именно! Если б вы знали его чудесную биографию… Впрочем, ладно. Я не намерен настраивать вас против новых знакомых. Я всего лишь хочу добиться правды.

Прозвучало это несколько пафосно, но достаточно в тему. Глянул украдкой на собеседника — так и есть, похоже он из «идейных». Или очень хочет таковым казаться. Но блин, давно же известно, что правда — хитрый зверек. И у каждого она своя, непохожая на остальные.

— Так что же вам все-таки от меня нужно? — я устало нарушил затянувшуюся паузу, — Если не показания и не улики?

Степан Васильевич словно ждал этого вопроса — сразу же резко собрался, вытянулся, подбоченился. Стал важным и неимоверно внушительным.

— Я хочу добиться очень простой вещи, — проговорил он, чеканя слова, — Чтобы вы, Александр Сергеевич, приглядывали за своим боссом. И когда почувствуете что-то неладное — позвонили бы мне.

Следователь театральным жестом протянул визитку. Я принял картонный прямоугольник, еще не до конца осознавая сказанное.

— Не пойму, мне шпионить что ли? — уставился на собеседника с глупым видом, — Вы меня вербуете? Как это называется… двойным агентом?

Степан Васильевич печально покачал головой.

— Почему сразу — шпионить? Разве я хоть словом об этом обмолвился? Не нужно ничего вынюхивать и выслеживать, не нужно никакой самодеятельности. Все равно в суде она останется бездоказательной. Просто… если вдруг поймете, что происходит что-то странное, что события выходят из-под контроля… позвоните.

Ошарашенно кивнув, я спрятал визитку в карман.

Признаюсь, Курдюмов меня удивил. Да и, пожалуй, расположил к себе. Подкупил своим показным дружелюбием, непредвзятостью, неподкупностью. Такой вот образцово-показательный следователь — без страха и упрека. Разве что его привычка непрерывно дымить… Но тут уж ничего не поделаешь, каждый гробит свою жизнь по-своему.

— И вот еще что… — как бы невзначай напомнил следователь, — Еще одна деталь, но очень важная…

Я заинтересованно кивнул, готовясь послушать продолжение, но о чем бы ни хотел рассказать Курдюмов, сделать это у него не получилось. От мирной беседы нас отвлек настойчивый гудок автомобильного клаксона.

Обернувшись, заметил ауди шефа, притормозившую в десяти шагах. Андрей Андреевич нетерпеливо выглядывал сквозь лобовое стекло, демонстративно похлопав пальцем по наручным часам. Хм… действительно, что-то мы тут заболтались. Сколько времени-то прошло?

— Надеюсь, мы друг друга поняли, — строго отчеканил Курдюмов, — Если что — сразу звоните! Всего доброго, Александр Сергеевич.

Он неприязненно кивнул боссу, неторопливо поворачиваясь к парковке. Я сдержанно мотнул головой и решительно направился к машине. Щелкнула ручка, дверца легко распахнулась, я с облегчением плюхнулся на мягкое пассажирское сиденье.

Едва уселся, как Андрей Андреевич тронулся. Он сходу разогнал ауди до внушительной скорости, отчего потом пришлось оттормаживаться на перекрестке. Впрочем, возможно, шеф всегда так водил — как будто куда-то опаздывает.

Я ожидал расспросов, напутствий, хоть какого-то проявления любопытства. Но босс молчал, словно язык проглотив. Неужели ему совсем не интересно, о чем я разговаривал со следователем? Или он и так все знает? Если они знакомы не первый год, может быть и я не первый сотрудник, пообщавшийся с органами?