А утром, едва светлеет за окном, первое, что я делаю, это смотрю на свой камень и удивленно моргаю. Хрустальная капелька переливается в тусклом свете, отбрасывая разноцветные блики на стены, и сияет прозрачными гранями. Здорова? Я здорова!

Словно камень падает с души, я ведь была убеждена, меня не минует чаша сия, а вот как получилось… Может все дело в моем иномирном происхождении… или я мало времени провела с Талом… или… болезнь проявит себя чуть позже. Этот вариант тоже не стоит отбрасывать. Но сейчас, именно сейчас, я просто рада тому, что у меня нет лисмы.

Вскакиваю с кровати и, пританцовывая, иду умываться. Юлалия еще спит, высунув босую ступню из-под одеяла и, как всегда, накрывшись с головой, типичная сова.

Я успеваю приготовить овсянку на завтрак и залить кипятком травы в заварнике, когда моя соседка медленно садится на кровати и поднимает вверх руки, сладко потягиваясь.

— Привет, — широко зевнув, говорит она и снова потягивается. — Ты у нас сегодня дежурный повар?

— Та, да, — пожимаю плечами. После вчерашнего плохо спала. — Будешь овсянку?

— Ах, да… вчерашнее… — морщит лоб Лали. — Да, буду.

Отворачиваюсь к столу и принимаюсь накладывать в тарелки кашу.

— Сень, — за спиной слышится дрожащий голос соседки. — А красный камешек это здоровый или больной? Я немного забыла…

Ложка выпадает из рук и с громким звоном ударяется о край тарелки, разбрызгивая остатки горячей каши, но я даже не вздрагиваю, когда несколько капель попадают на обнаженную кожу ладоней.

— А у тебя красный? — медленно оборачиваюсь и цепляюсь взглядом на протянутую ко мне руку подруги, на запястье которой, как яркая капля крови, алеет подвеска.

— Красный! — одними губами подтверждает она. В ее глазах столько отчаянной надежды, что произошла какая-то ошибка, и я не могу найти в себе силы, чтобы сказать те пару слов, которые ее развеют. Застываю истуканом и глупо хлопаю глазами.

Но громкий стук в дверь заставляет нас подпрыгнуть от неожиданности.

Не дождавшись ответа, дверь распахивается, и я ни капли не удивляюсь, узрев на пороге Кейна. Он в секунду преодолевает разделяющее нас расстояние и прижимает меня к себе.

— Как ты?

— Отлично, — исхитряюсь кое-как выдернуть руку и сунуть ему под нос подвеску. Он, сцапав мою ладонь, целует запястье, аккурат, там, где бьется голубая жилка под сверкающим хрустальным камешком. По коже бегут мурашки, а внутри появляется сладкий трепет. — Мог бы и дождаться ответа, а не врываться, как варвар — бурчу, чтобы скрыть смущение. Щеки заливает жаром, а сердце в груди начинает стучать, ягнячий хвостик.

В ответ он снова заключает меня в объятья и целует в нос.

— Будь благодарна, что я не в шесть утра зарвался. Едва утерпел до приличного для визитов времени, а ты…

А что я? Я, выкрутившись из крепких объятий Кейна, сама хватаю опешившего парня за руку и принимаюсь изучать браслет на ней, несмотря на то, что и так уже краем глаза отметила белый цвет его камня, едва он ворвался в комнату.

— Да здоров я, здоров… — фыркает в ответ Кейн, немного отстраняясь. И только тут я замечаю застывшего в дверях блондина. Глаза невольно пробегаются по его руке, остановившись на запястье. Вопросительно вздергиваю брови.

Джер, проницательно поняв мой взгляд, подкатывает рукав, показывая камешек. И этот не заразился.

— Не стой на пороге, — хмыкаю в ответ. — Заходи.

А сама напряженно смотрю в сторону Юлалии. Непрошенные гости тоже сразу же замечают проблему моей соседки.

— Дела-а-а… — шумно вдыхает блондин и ступает в комнату, прикрывая за собой дверь. Но едва деревянная створка захлопывается, в нее опять кто-то стучит.

Мы настороженно переглядываемся.

Стук повторяется еще раз, Юлалия прячет руку с браслетом под одеяло, а я кидаю взволнованный взгляд на будильник. Девять утра, слишком рано для комиссии.

— Есения, это я, — слышится голос Стюарта.

— Это мы! — вслед за ним звучат еще несколько знакомых голосов, среди которых я безошибочно узнаю Лавон, Ванору и Гисберта.

— Да заходите уже! — облегченно вздыхаю, приваливаясь к столу, потому как ноги совсем не держат.

Толпа одногруппников вваливается в комнату и ровным “слоем” рассредоточивается по всем удобным для сидения местам, с удивлением отмечая, что они не первые визитеры в нашей с Лали комнате. Кейн и Джер отвечают невозмутимыми взглядами. Первый, хозяйским жестом обнимает меня за талию, привлекая поближе к себе, второй небрежно приваливается плечом к стене возле двери.

— Колись, что у тебя? — хмуро спрашивает Гисберт.

Молча предъявляю девственно-прозрачный камень, и друзья с явным чувством облегчения, заговорщически переглядываются.

— У нас всех тоже, — отчитывается Ванора. Возле нее тихо всхлипывает Лали.

Взгляды ребят моментально переключаются на притаившуюся тихой мышкою соседку.

— Юлалия? — как пружинка, подпрыгивает на своем месте Стю. — У тебя красный?

Девушка не отвечает, только всхлипывает снова, на этот раз еще горше.

Парень, не особо церемонясь, извлекает ее руку из-под одеяла, подвеска, словно укоряя нас — таких здоровых и беспечных — сияет еще ярче, переливаясь на солнце всеми оттенками красного.

— Подожди-ка, а кто у тебя родители? — прищурившись, интересуется Ванора, доставая из кармана небольшой блокнотик и карандаш.

Лали, орошая слезами грудь Стюарта, на минуту отвлекается и непонимающе хлопает глазами.

— Зачем тебе это?

— Да так, чисто научный интерес, — принимается грызть карандаш наша староста.

— Папа — алхимик, главный научный сотрудник в институте Корка, мама — домохозяйка, занимается благотворительностью, — медленно отвечает соседка.

— Любопытно, — вытаскивает изо рта карандаш Ванора, чтобы записать полученные сведения.

— А у остальных? — отлипаю от Кейна и сажусь возле одногруппницы, дабы хоть краешком глаза взглянуть на загадочный список, справедливо полагая, что Лали не первая ею опрошенная.

— Ну, я немного успела осмотреть, только наш этаж… — листает свой блокнот староста. — Но… Красный камень у Зигфрида из первой группы, Летиции и Роберты из второй, Маркуса и Катарины из четвертой…

— То бишь, тех, у кого родители занимают какие-то важные должности… — подает голос Кейн.

— Ну… выходит так, — еще раз пробегается глазами по именам в записях Ванора.

Озвученный вывод зависает в воздухе, заставив всех нас еще раз посмотреть на свои браслеты.

— Вы хотите сказать, что нас нарочно заразили? — икает, подавившись слезами Лали.

То, что кажется очевидным, звучит настолько ужасно, что поверить в это просто невозможно.

— Подождите с такими заключениями, — осаждает наш пыл блондин. — Через неделю посмотрим… У нас пол-академии с непростыми родителями, это еще ничего не значит.

После таких слов одна половина нашей компании награждает его скептическими взглядами, а другая, крепко задумывается.

Я, тоже нырнув в свои мысли, начинаю грызть ноготь. Все складывается, как мозаика — заразить детей, чьи родители были неугодны властям или имели значимый вес в обществе, и контролировать тем самым важных мира сего. Но каким образом болезнь, которая передается воздушно-капельным путем настолько контролируемая, что “выбирает” неслучайных жертв? Такого просто быть не может… Либо она, все-таки, передается другим способом…

— Ребята, — тихо зову, привлекая внимание. — У меня есть еще одна любопытная новость.

Взгляды окружающих скрещиваются на мне, и я в волнении сплетаю пальцы в замочек, сжимая их до побелевших костяшек. А вдруг моя идея на самом деле глупая? Не хочется выставлять себя перед всеми дурочкой какой-то. Но… и не сказать я не могу.

— Ребята, мне кажется, она не передается через воздух, — оглашаю я и со страхом смотрю в знакомые лица, но кроме легкого любопытства ничего прочитать на них не могу, посему продолжаю дальше. — Я была с Талботом, когда он заболел. Я вызвала скорую. Стюарт вообще живет с ним в одной комнате, Гисберт сидит рядом на парах…