Я протягиваю ей записку, чтобы она сама убедилась в написанном, но мы обе понимаем, что что-то тут не то.

— Надо прочесть об этом нокарпусе побольше, — скрупулезно изучив послание, выдает соседка. — Неспроста папа меня так назвал…

Домой мы возвращаемся уже почти в сумерках. Уличные фонари пока не включили, но на крыльце у входа в общежитие уже горят светильники. А еще стоит несколько карет скорой помощи.

Испуганно хватаю подругу за руку, ошарашено наблюдая, как санитары выносят по меньшей мере четверо носилок с больными. Возле нас пристраивается тот же мальчишка, которой давеча за медяк бегал за помощью для Талбота.

— Что случилось? — спрашиваю у подростка.

— Лисма, говорят, — хукает он на свои озябшие и покрасневшие руки. — Забирают в студенческую лечебницу и закрывают ее на карантин.

Ночь, наполненная тревожными предчувствиями и беспокойными сновидениями, в которых я снова и снова вижу картину, привидевшуюся мне в хрустальном шаре, сменяется не менее волнительным утром. Шум в коридоре и громкий стук в дверь моментально вырывают меня из зыбких объятий дремы.

— Что случилось, — высовывает голову из-под подушки Лали. И как она умудряется так спать? Мне было бы душно.

— Пойду, посмотрю, — откидываю одеяло и спускаю ноги на пол, отмечая про себя, что стучат уже в дверь соседней комнаты.

Накинув халат и туго затянув поясок, осторожно выглядываю в коридор и встречаюсь взглядом с не менее недоуменными и заспанными лицами однокурсников.

— Мистрис Близэ, что случилось, — приметив стучащую в дверь последней комнаты комендантшу, робко спрашивает Лавон.

Подождав, пока выйдут из этой самой комнаты проживающие там студенты, мистрис Близэ важно складывает руки на животе и зычным голосом объявляет:

— Всем адептам без исключения немедленно собраться в актовом зале академии. Приказ мастера Тауруса Риза.

Взволнованный гомон прокатывается по рядам опешивших однокурсников, то тут, то там слышатся выкрикиваемые ими вопросы о цели данного собрания.

— Больше ничего не знаю! — отрезает комендантша, даже и не подумав ответить на них, и, шурша юбками, удаляется в сторону лестницы.

— Слышала? — поворачиваюсь к Юлалии, которая продолжает лежать в кровати, но с широко открытыми глазами, буравя взглядом потолок.

— Угу… — бурчит она в ответ и, вздохнув, тоже встает. — Плохое у меня предчувствие, Сеня. Очень плохое…

Я молча извлекаю из шкафа одежду и принимаюсь натягивать ее на себя. К чему тут комментарии, если и я ощущаю похожие чувства. И, судя по всему, не только я…

Пестрое людское море волнуется, гудит, гомонит, заполнив все пространство актового зала. Недоумевающие адепты строят версии одна за другой, и каждая последующая кажется все чудесатее и чудесатее.

— Ручаюсь, это связано с лисмой, — шепчет мне на ухо Лали. — Только зачем нас собрали? Официально объявить о наличии заболевания?

— Думаю, дело не совсем в этом, — так же тихо отвечаю я, настороженно озираясь, потому как с разных входов в зал начинают заходить подозрительные люди в белых халатах и закрывают за собой двери, а несколько стражников, будто невзначай располагаются возле французских окон.

В голове моментально возникают воспоминания о том мракобесие, которое творилось тут во время бала. На то, что случилось буквально несколько недель назад, сейчас ничего не указывает: стены отмыли, стекла вставили, что нужно было — починили, но из памяти тот ужас вряд ли уже сотрется, и каждый раз я буду чувствовать себя в этих стенах неуютно и напряженно, а сейчас тем более.

— Уважаемые студенты, — внезапно раздается зычный голос Тауруса Риза. Я, рассматривая подозрительных личностей вокруг, и не заметила, как он взошел на сцену. — С глубоким прискорбием вынужден вам сообщить, — вещает он дальше. — Что участились случаи заболевания лисмой, и некоторые из них в нашем славном учебном заведении. По последним данным, это заболевание получило возможность передаваться воздушно-капельным путем, и у меня нет другого выхода, как изолировать всех обитающих здесь.

Возмущенный гомон, который поднимается вокруг, буквально оглушает, и я прикрываю уши ладонями. Заместитель ректора поднимает вверх ладонь, призывая к порядку, а, когда все стихает, продолжает дальше.

— Не стоит бояться, дорогие мои. Сейчас лекари раздадут вам новую разработку — артефакты, способные выявлять зараженных. Если через неделю в ваше тело не проявит признаков заболевания, вас отправят домой. Остальные останутся тут, под присмотром лекарей, которые уже организовали в больничном крыле лазарет для зараженных лисмой.

Тут же по рядам начинают ходить люди в белых халатах, цепляя каждому на запястье небольшой браслет с подвеской-камешком, в виде прозрачной капельки. Некоторые, особо смелые, пытаются сбежать, прорвавшись через стражу, но у них, естественно ничего не получается. Их сразу хватают и, нацепив артефакт, водворяют на место.

— Результат можно будет наблюдать через двенадцать часов, — между тем рассказывает дальше мастер Риз. — Завтра, после обеда, лекари совершат обход и проверят ваши артефакты. Если камень по-прежнему будет прозрачным, вы — здоровы, станет красного цвета — к сожалению, нет. Всем удачи!

С этими словами временный ректор прощается и покидает зал, а мы стоим и дальше, как стадо овец, наивно хлопая глазами, и понимаем, что не в наших силах что-либо изменить.

— Мисс? — обращается ко мне человек в белом халате, показывая браслет с подвеской. Послушно протягиваю руку и чувствую, как запястье оплетает прохладная металлическая цепочка, а камешек ложится точно по центру, накрывая едва видимую голубоватую венку. — Готово! — оповещает кого-то позади себя лекарь и ступает дальше, а я зябко натягиваю рукав на браслет. Мне до одури хочется сорвать его с руки и выкинуть куда подальше, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтоб не учудить подобную глупость.

— Есения? Сеня? — кто-то внезапно заключает меня в крепкие теплые объятья. Хотя… Кривлю душой, знаю, кто этот кто-то, знаю, еще до того, как он подходит ко мне. Я все утро, чувствую пристальный взгляд внимательных голубых глаз, и теперь стою, прикрыв ресницы, наслаждаясь крупицами той близости, которую он готов мне дать. — Как ты?

— Терпимо, — тихо отвечаю, уткнувшись носом в его рубашку. Кейн отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и в сердце иголочкой колет сожаление.

— Я проведу вас, — оценив мой вид и кинув осторожный взгляд на соседку, хмуро заявляет он. Махнув рукой кому-то в толпе, Кейн хватает мою ладонь и начинает протискиваться в сторону выхода.

Предъявив стражникам свои браслеты и забрав верхнюю одежду из гардероба, мы, наконец, оказываемся во дворе.

Глубоко вдыхаю свежий, чуть пахнущий морозом воздух и подставляю разгоряченные щеки под прохладные капли то ли дождя, то ли снега, тающего еще в воздухе.

— Есения, — чуть понизив голос, начинает парень. Лали, деликатно отстает, дав нам возможность поговорить наедине, а вскоре я уже слышу возле нее знакомые голоса, и краем глаза отмечаю, что нас догнали Стю, Лавон, Ванора и Гисберт, которые с удовольствием составили компанию моей соседке. Вот и хорошо, а то меня совесть бы мучила, что я оставила ее одну. — Обещай мне, если твой камень станет красным, ты сразу же скажешь мне!

Кидаю удивленный взгляд на Кейна и непонимающе киваю.

— Но… почему? Что изменится? — в том, что у меня выявят лисму, я почти уверена, я провела достаточно времени с заболевшим Талботом, чтобы подцепить от него эту заразу.

— Просто пообещай, — с нажимом произносит он.

— Обещаю, — вздохнув, говорю то, что он хочет услышать. Кейн меряет меня подозрительным взглядом, и я поспешно добавляю, — Честно. Я обещаю, что скажу.

— Мне, и никому больше! — в его глазах какая-то мрачная решимость.

— Тебе и никому больше, — послушно повторяю, хотя ума не приложу, как я умудрюсь скрыть этот очевидный факт от Лали.