— Давайте в соседнюю роту спирт подкинем.

Утром идешь к начальнику штаба, видишь, как командира роты пинками гонят в штаб. Вопрос «Кому первому идти?» решается сам собой.

— Да иди ты на хуй, не до тебя!

Пинками же пригнали и дневального. Тот в слезах объясняет:

— Нашли (спирт — Ред.) в бытовке.

Кто ему поверит? А сказал бы что-нибудь невероятное, мол, на спиртохранилище взяли — перекинул бы на начальство тыла или нерадивого начальника ГСМ капитана — пропойцу Маленького. Он никогда бы не доказал, что караул выставил.

В армии к проштрафившемуся коллеге относятся с «сочувствием».

— У Лукшина солдат повесился!

Все к нему. С ехидством интересуются, даже те, кто ни Лукшина, ни солдата не знал:

— А что, у тебя солдат повесился?

— Да идите вы…

Все знают, теперь можно учений месяц не проводить, все начальники там будут, в комиссии по повешению…

Однажды мы заступали в караул. В суматохе сборов дневальные поставили железный ящик с шестью автоматами, хорошо ещё без патронов, не в свою машину. Им все равно, тем более, что оружие не их. У КПП стояли две ГАЗ-66. Одна вскоре отъехала. Я хватился:

— Где оружие?!

Бегом в роту.

— Кто выносил, куда ставил?

Солдаты злобно не сознаются, что было две машины и поставили «не в ту». «Главного подозреваемого» — водителя, били ногами, пока тот не упомянул о второй ГАЗ-66.

— Откуда машина, какие номера?

— Не знаю.

Наконец один солдатик радостно возвопил:

— Это мой зема с 32-й площадки!

Я прыгнул в машину — и туда.

— Машина только что уехала на 10-ю площадку.

Ну, думаю, пропал. Это поедут в город на ТЗБ, там точно просекут, что в ящике и или выбросят со страху или продадут промышленникам. Помчались за ними, догнали на третьем подъёме. Остановили. В кабине прапорщик узнал что случилось, побелел.

— Я и не видел, что они туда поставили.

— Смотреть сука надо, что тебе в машину ложат, гандон штопаный!

Из случившегося извлекли выводы, перестали оставлять машину для караула на КПП, подъезжали к казарме.

Без подобных эксцессов жизнь на посту протекает монотонно. Прежде часовой ходил по периметру, что само по себе было чревато многими опасностями — может и сбежать. Хуже всего, если солдат сбежит из караула. Начинается «ловля блох» в пустыне. Шансы поймать минимальные: прыгнул в товарняк — и домой. Потом родители его привозят, начинает гнусавить: «били». Кто его там бил, ну так маленько. Можно подумать его на гражданке не били?…

Наконец додумались ставить в караул на вышку по два человека и запирать снаружи. Разводящий ведет его на вышку, запирает на ключ, ключ несёт в караульное помещение. Службу несли по очереди, по пять-шесть часов, на протяжении трёх-четырех дней. Караульный сидит в кресле, пулемет на замке, ключ в сейфе. Основная задача — заранее засечь машину начальника караула. С этой целью применялись всевозможные технические ухищрения. Например, километрах в двух от караульного помещения вкапывали под дорогой две пружинящие доски с контактами — найти в пустыне кабель подходящей длины проблем не составляло. Переезжающая машина включала сирену, все просыпались и успевали разбежаться по местам. Обычно телефоны выводились из строя буквально всеми караульными и всяческими способами, отсутствие связи — отсутствие контроля. Бывало едешь мимо чужого караула, «хрясь» — оторвал трубку у наружного телефона. То же сосед делает и с твоим. Солдаты способны вывести из строя любые средства связи. Дать ему радиостанцию Р-105, начнет гнать в эфир что не попадя. В карауле мы обычно слушали подрывные радиоголоса, тот «Голос свободной Азии». Если забросить антенну на периметр — слышимость великолепная. Служба отличалась монотонностью, разве что каптёр развозит хлеб, воду, газеты. Они бы с удовольствием чем-нибудь позаражались, лишь бы в госпиталь лечь.

В сооружениях нового типа всю смену запирали в потерну, под землю, на кодозамковое устройство. Бронеколпак без окон, пулемёт ПКТ, боеприпасы под замком. Как-то один «сообразил», высунул ногу из огневого сооружения и отстрелил себе палец. С пулеметами была отдельная история. Когда устанавливали бронеколпаки, с них сразу сняли ПНВ (прицелы ночного видения), солдатам они ни к чему. В броне прорезали отверстия и приварили кронштейны под пехотные пулеметы ПК. Только спустя какое-то время на складе инженерного имущества обнаружились ящики с ПКТ — валялись буквально под открытым небом. Они поступили в комплекте с колпаками, а не через РАО. После случая членовредительства стали закрывать в сейф и сами пулеметы. И ничего, враг так и не напал. Часового закрывали на вышке снаружи, пока один не сгорел при курении. Уснул и бушлат загорелся от бычка. После этого перестали ставить и часовых.

Попробуйте «снять» часового ночью, когда он испуган, зол, не выспался, голоден, и патрон в патроннике. Диверсанты знают об этом и не рискуют соваться на охраняемые объекты. Разводящий подойти боится, вызывает свистом: а вдруг он там спит за складом с оружием наизготовку. Я видел, как один такой кричал и стрелял, с испуга выпустил все тридцать патронов, палец от спускового крючка отодрать не могли. Даже я, будучи дежурным по части, проверять караулы ночью не совался. На моей памяти, часового на посту удалось снять только раз — собакам. У каждого караула кормится их по несколько штук. Дело было зимой, в снегу вырыли тоннель, и по нему в караульном тулупе поверх шинели ходил часовой. Если кому-то довелось носить это необъятное сооружение из овчины, он уже понял, что произошло. Часовой играл с собаками, и одна из них, схватив за полу, повалила беднягу. Подняться самостоятельно он был уже не в силах, стал звать на помощь.

Иногда пребывание на посту обостряет в человеке его природные качества солдата. Генерал Лавриненко как-то поведал совершенно невероятную историю. На одном из артиллерийских складов вспыхнул пожар, два дня рвались снаряды. На третий, хотя канонада все ещё продолжалась, Лавриненко подъехал на танке разузнать обстановку. Только открыл башенный люк, как кто-то открыл по нему огонь. Стреляли прицельно, одиночными выстрелами. Оказалось — часовой. Так как он не был сменён или снят «хотя бы и жизни его угрожала опасность», солдатик пролежал все это время в окопе, но пост не покинул. И, как предписывает устав гарнизонной и караульной службы (я его до сих пор наизусть помню), начал отражать нападение на вверенный ему объект. Вокруг рвутся снаряды, а он кричит танку:

— Стой, стрелять буду!

И стреляет по люку. Пули об крышку — «дзынь», «дзынь»… Вернулись за начальником караула. Тот попытался снять часового с поста через мегафон. Солдатик ему:

— Высунь голову!

Парню дали медаль «За отвагу».

Но такое случается редко. У нас один сбил метеорологический зонд. Звонит с поста:

— На объект летит шар!

— Какой шар?

— Здоровенный!

— Сбить. Огонь!

— Та-та-та. Сбил! Ветром понесло, застрял в «колючке».

Через два часа приезжают какие-то дяди. Оказалось: накануне старта выпускают зонд — наблюдать состояние атмосферы. А мы эту коробку с приборами ещё ногами пинали. А чего его на охраняемый объект занесло? Старт космического корабля был задержан на несколько часов, теперь уже «пинали» начальника караула:

— Ну, солдат — дурак, а ты? Под землёй сидел, не мог выйти посмотреть?

Зато полиэтиленовой пленки осталось — море, её потом на теплицы растащили.

Начальствующие лица и сами склонны к совершению ЧП. «Бахур» заступил дежурным по караулу, четыре дня пил, найти не могли — сообщники его скрывали. Потом убыл на площадку к «промышленникам». Оттуда принесли весть: пьёт, грозит из окна пистолетом. «Синклит» в составе командира, замполита и начальника штаба стал подговаривать особиста:

— Тебе по должности положено, ты его можешь даже убить.

— Я бы рад, но в этом нет предмета государственной безопасности.

Послали Кожина, как никак «Бахур» его подчиненный. Он потом рассказывал: