То, что мы живы и направляемся в имение, там уже знали – впереди нас, по всему маршруту следования, отправили гонца. Пусть мы и были осужденными преступниками, но мы все еще были благородного сословия, так что некоторые льготы и поблажки имелись.

При выдворении из столицы нам выдали по кошелю с «путевыми» – по пять золотых, чтобы мы могли оплатить ночлег, нормально питаться и, если необходимо, прикупить что‑нибудь простое из одежды. Сейчас мы с Орвистом были в полунарядных платьях для суда, так что в первом же городе мы отоварились простыми штанами, рубашками и плащами. Только обувь оставили – больно она была хороша. Это пробило в нашем бюджете серьезную дыру, но, в целом, мы с виконтом, как люди в путешествиях впроголодь опытные, не особо чувствовали какое‑то стеснение. Ну да, приходилось останавливаться в постоялых дворах попроще, не брать дорогого вина, довольствуясь молодым. Путешествовали мы по Королевскому Тракту, так что кровать на каждую ночь у нас была всегда. Но все равно, даже со всеми этими удобствами у меня люто болела спина: все же с двумя руками ехать верхом намного удобнее, сейчас же центр тяжести был немного смещен и я сидел как‑то косо. Защемляло противно в районе грудного отдела, где‑то возле позвоночника на одной линии с сердцем, да иногда прихватывало так, что было больно дышать. Позже боль стала отдаваться и в шею, но пока мы были в пути придумать какую‑либо эффективную разминку, кроме как «полежать на ровном», мне не удалось.

Когда родовое имение де Гранжей показалось вдали, я чуть не дернул поводья и не пустил лошадь обратно, прочь от дома покойного Бренарда. Правда, одной рукой такой финт было бы сделать проблематично, да и не удержался бы я, скорее всего, в седле, но попробовать очень хотелось.

Въехали мы на территорию поместья молча. Дружинники, что несли караул, мигом узнали Орвиста и, довольно быстро признали меня, так что никаких вопросов не задавали.

Мы неспеша, почти медлительно, подъехали к главному входу в поместье. Там нас уже ждали конюхи, слуги и сама хозяйка дома.

Эдит стояла у самого крыльца. Сейчас на голове женщины была траурная черная повязка, которая придерживала срезанные до каре волосы – в знак траура по усопшему супругу. Служители Фора не регламентировали, как долго жена должна оплакивать мужа, ушедшего в чертоги Первородного: некоторые ходили так неделю и срезали только прядь, другие – брили голову наголо и никогда более не снимали с головы перевязь или платок. Эдит, как графиня, находилась где‑то между двумя этими крайностями.

Еще не выбравшись из седла я мельком заметил, как постарела графиня за эти месяцы. Очевидно, вести о гибели мужа и пасынка – последнего наследника рода мужского пола – выбили ее из колеи, что сказалось как на душевном, так и физическом состоянии женщины. Мне показалось, что если бы не Айрин, младшая дочь, то Эдит имела все шансы отправиться вслед за мужем и сыновьями в чертоги в ближайшие год‑два.

Виконт споро, рублеными и четкими движениями выпрыгнул из седла, мне же помог конюх, придерживая за сапог и готовый поймать калеку, если я не удержусь одной рукой. Орвист дождался, пока мои ноги коснутся земли, после чего выудил из седельной сумки копию своего приговора и бумагу о назначении Эдит де Гранж главой рода – их нам выдали при выдворении из столицы – и направился к мачехе. Все это время Эдит не проронила ни звука, даже не шелохнулась, только внимательно наблюдала за двумя нерадивыми послами, помощниками своего усопшего супруга.

Не доходя двух шагов до законной жены своего отца, признанный Бренардом бастард рухнул перед ней на оба колена и, глядя в землю, протянул свиток с бумагами, перехваченный синей лентой цвета королевской канцелярии.

Эдит взяла документы, распустила ленту и быстро пробежалась глазами по тексту.

– Этому были причины?

– Да, матушка.

– Твой отец?..

– Утонул в море, пока я спасал невесту короля, матушка.

Щека Эдит дернулась от этих слов, после чего женщина опять взглянула на бумаги, в том числе на приказ о ее главенстве.

– Послушай меня внимательно, Орвист, очень внимательно. Главы рода де Гранж, преданные слуги престола, становятся на оба колена только три раза в жизни. Первый – когда умирает их отец, и они прощаются с усопшим, принимая титул и главенство над семьей. Второй – когда свидетельствуют свой брак перед алтарем Матери. И третий – когда принимают с рук жены новорожденного наследника рода. Все прочее – даже дурные вести своему королю, графы де Гранжи сообщают с гордо поднятой головой или стоя на одном колене, по данному им праву. Так делал твой отец, так делали твои деды, так должен поступать и ты. Так что поднимись, граф, и прекрати позорить семью. Будем считать, что Бренард не успел тебе этого рассказать.

Ничего более не говоря, Эдит положила руки на плечи Орвиста и заставила того подняться на ноги.

«Главы рода де Гранж» и «поднимись, граф» – фактически, Эдит сейчас отреклась от статуса регента семьи и утвердила в качестве главы Орвиста. Конечно, этому бы еще пару знатных свидетелей, да и бумаги с отречением подписать придется, но случилось то, чего я, впрочем, и ожидал: верная и любящая жена Эдит не стала перечить воле супруга даже после его смерти, сохранив истинную мужскую ветвь де Гранжей. А варианты были. Как минимум, она могла устроить брак Айрин с кем‑нибудь из безземельных дворян или некрупных баронов на условиях входа в семью и принятия фамилии де Гранж – не двойной, как у де Шонц‑Виленов, а полной. Это бы опять ввело в семью мужчину, отодвинув Орвиста, как признанного, но бастарда, в побочную ветвь рода.

Пришел мой черед каяться, так что я также протянул свои «документы» Эдит и встал перед женщиной на колено, ожидая решения хозяйки дома. Пусть она и назвала виконта графом, фактическая власть была тут за ней.

– И ты туда же, барон? – риторически спросила женщина, но бумаги приняла. – Ого… Я вижу, что с Орвистом король обошелся еще мягко… Тоже до особого распоряжения?

– Да, графиня, что касательно доступа в столицу. Земель же и имения у меня более не осталось, – ответил я.

Эдит только вздохнула, присовокупив мои документы к свиткам Орвиста, после чего позвала обоих в дом.

– Вам уже приготовлены ваши комнаты. Я догадывалась, что даже если король и вернет тебе имение из‑под контроля канцелярии, ты захочешь остаться у нас, верно, барон?

– Все верно, графиня, – подтвердил я, неловко поднимаясь на ноги.

Взгляд Эдит скользнул по моему лицу и пустому рукаву. Железная женщина. Она ни словом, ни видом, ни жестом не дала понять, в каком жалком я сейчас был состоянии. Думаю и то, что при мне не было моего артефакта, от внимания графини тоже не укрылось. Видимо, для всего свое время, в том числе и для подобных разговоров.

Я ввалился в уже знакомую мне комнату. Вещей особо не было, так что я сразу пошел в ванную комнату – делать то, о чем мечтал три месяца. Нормально помыться. Пока я смывал с себя грязь и пыль ковшом, а потом отмокал в теплой, почти горячей воде, усердно натирая мылом шею, руки, ноги и прочие преющие от недостатка чистоты места, кто‑то из слуг принес мне чистую одежду, да так тихо и оставил на постели.

Штаны пришлись почти впору, а вот рубашка и камзол были чуть великоваты в плечах и ощутимо длиннее – по всей видимости, это было что‑то из старых вещей Орвиста. Возможно, в этом камзоле виконт рассекал еще юношей, все же в плечах мужчина был раза в полтора меня шире. Но это сейчас, когда мы оба уже взрослые. Не родился же он таким широким: когда‑то и де Гранж был тощим юнцом.

Спустился вниз я только через несколько часов, кое‑как зашнуровавшись и обтянув с чужого плеча наряды, готовый к долгой и трудной беседе с Эдит, однако на лестнице я столкнулся с Айрин, которая, судя по легкому наряду, только‑только вернулась с конной прогулки или тренировки. Ментальные барьеры в имении я пока приподнял, потому что считал неприличным чувствовать отголоски эмоций хозяйки дома. Тем более, я обещал еще Бренарду, что в этих стенах ментальной магией я пользоваться не буду.