Внезапно краем глаза заметил движение на парапете. Коротко глянув, увидел что на край арены вышла Саманта. В руках она держала отрубленную и уже очищенную от пыли и крови голову пленницы. И сейчас продемонстрировала ее «обезглавленным» мною бурбонам. Вполне недвусмысленно показывая, что кто к нам с чем, тот оттого и того. А в некоторых случаях еще и с доплатой, если не повезет нарваться на Ланнистеров.

Я между тем продолжал рубить, и когда лидер племени лишился главных своих украшений, поднялся, осматривая дело рук своих.

Одаренного любой силой убить не просто. Вот и вождь – обессиленный, искалеченный и переломанный, был еще жив. И это хорошо, потому что убивать его я и не собирался.

Теперь мне предстоит еще одно непростое дело, чтобы уж наверняка. Перевернув противника на спину, я прислонил ему руку к лицу. Вдавливая пальцы в кожу, я напрягся и потянул из обессиленного тела эфир наживую. Было непросто, очень больно – усилие потребовалось серьезное, в висках аж запульсировало. Но я справился – а угнездившаяся во лбу под бровями мучительная тяжесть на фоне остальной боли и не сильно ощущалась.

Вытянув душу бурбона чуть больше, чем наполовину, я тряхнул рукой, и кровавое желе частично рассеялось в воздухе, а частично втянулось обратно.

Теперь точно все.

«Забирайте», – жестом показал я племени кровавой длани, и отвернувшись, не торопясь пошагал к дальнему выходу с арены. Телепортироваться наверх с помощью кукри не стал.

Потому что пока я здесь, на арене, они имеют шанс меня достать, если нападут. А напасть на меня они должны. Среди пришедших воинов кровавой длани наверняка большинство – личная гвардия лидера, принесшая ему клятву на крови. И если я покину площадку, он останется жить. А они продолжат ему служить.

Вот только все самосознание бурбонов несовместимо со службой блаженному дураку со срезанными гребнями. Причем не минутному дураку как я сегодня – по велению души и секундному затмению разума, а безнадежному, по способностям. Я ведь не зря вытянул из бурбона часть эфира – он теперь, когда придет в себя, будет созданием лишь частично разумным.

Теперь главное, чтобы родезийские черные стрелки не подвели. Ведь если бурбоны атакуют одновременно, мне будет непросто – а убегать нельзя. Это уже потеря набранной репутации перед наблюдающими за мной демонами и другими племенами бурбонов.

Первый выстрел раздался, как только я сделал седьмой шаг. А когда раздался второй выстрел, рядом со мной уже оказалась пятерка гуркхов и Мархосиас, сопровождавшие меня на всем пути от архангельского форпоста. Я про них и забыл совсем.

С хлынувшими в чашу арены в попытке достать меня кровавыми бурбонами разобрались быстро. Как в тире расстреляли. На трибунах, там, где ранее располагалась вся элита племени кровавой длани, под шестом осталось лишь несколько мутантов. Все хищные женщины племени, и еще парочка неотмеченных кровавой ладонью бурбонов. Видимо, возвысившиеся до права сопровождать вождя представители низших каст – торговцы или земледельцы.

Неожиданно одна из хищных красоток упала на колени и что-то прокричала. Ее отчаянный вопль сразу подхватили оставшиеся на трибунах бурбоны, не бросившиеся меня убивать. И едва они закричали, как остановились смежные группы мутантов, который уже начали подступать к вымпелу с кровавым черепом. И все ожидающе смотрели на меня.

Я даже без перевода понял, о чем меня попросили – избавить их от позора. А сделать это можно только одним способом. Препятствий которому не видел – кровавая длань уже на меня напала, нарушив пакт коллективной силы.

Поэтому я забрал у одного из гуркхов дробовик – к счастью, поединок закончился, и мне не нужно напрягаться с броском кукри. Быстро, но в то же время тщательно прицелившись, я выстрелил в лежащего вождя. Заряд усиленной магией картечи снес бурбону голову напрочь, заставив тело дернуться в последний раз. Вернув дробовик молчаливому и одобрительно глянувшему на меня непальцу, я двинулся к выходу.

Дальнейшие минуты превратились в пытку. Жутко болело переломанное тело – чем больше возвращались силы, тем сильнее чувствовалась боль. Все происходило как в тумане: и как лекарь пытался меня вылечить, как он сдержанно удивился после сканирования моего состояния; как мы с Самантой, понявшей что со мной сильно все не так бодро как кажется, в сопровождении эскорта из гуркхов деланно не торопясь покинули арену – все это я практически не запомнил.

Окружающая реальность из-за боли и истощения размылось для меня в восприятии также, как для зрителей моя недавняя схватка с бурбоном. И кроме всего, тяжелым грузом навалилось осознание того, что я в очередной раз прошел по краю.

Даже неподдельно яркие эмоции взволнованной и хлопочущей вокруг меня Саманты – когда мы скрылись от чужих глаз в здании представительства, прошли как-то стороной. И из того, что она мне начала импульсивно говорить, после того как крепко обняла и поцеловала, я даже не запомнил ни слова. Потому что устал бороться с собой и просто потерял сознание.

Вынырнув из забытья, первым делом прислушался к себе, анализируя состояние. И вычленив ощущения проснувшегося организма, пришел к неожиданному выводу: если каждое мучение будет заканчиваться подобным образом, это определенно имеет смысл. Но стоило прийти к такому выводу, как вдруг кольнуло страхом.

«Я уже в раю?»

Впрочем, как кольнуло, так сразу же и отпустило. В рай меня точно никто не пустит.

Расслабившись и легким усилием полностью очистив мысли, я – пока никто не будит и не просит срочно встать и идти, принялся просто получать наслаждение от ситуации. Парящая легкость абсолютного здоровья, а также некоторые другие, сопутствующие ощущения, дарили самое настоящее блаженство. В котором я буквально купался, словно погрузившийся на глубину теплого южного моря дайвер.

Все испытываемые мной ощущения были… изначальными, даже родными. Благожелательно воспринимавшимися не мной, а памятью предков; ощущения, которые по умолчанию хранились в разделе как «приятные». Хранились в самой ДНК, в биологической памяти, собранной за все семьдесят – или сколько тысяч лет существует род человека разумного. Придя к такому выводу, я порадовался и за себя, и за все предшествующие поколения человека разумного.

Несомненно, отдых – это хорошо. Вот только я сейчас не в том положении, чтобы позволить себе долго расслабляться. Поэтому позволив себе совсем недолго наслаждаться истинным блаженством, начал постепенно восстанавливать связь с реальностью, вычленяя ощущения.

Я лежал на кровати, накрытый одеялом из мягкого, и, судя по всему, натурального меха. Лежал на правом боку, согнув ноги в коленях – естественная поза для сна. Сзади, крепко прижимаясь, меня обнимала Саманта. Ее ауру ни с кем не перепутаешь, хоть сотней ментальных щитов закрой. К тому же никакой ментальной защиты у принцессы сейчас не было. Более того – принцесса была полностью обнаженной, как и я. И от этого она даже казалась удивительно беззащитной.

Впрочем, едва почувствовав, что я проснулся, Саманта сразу шевельнулась. И подалась вперед, так что шею защекотало водопадом ее волос, и я почувствовал на себе горячее дыхание.

– Не смотреть, – шепнула мне прямо в ухо Саманта. И моментально отпрянула – мягко и с кошачьей грацией выскользнув из-под мехового одеяла.

Оборачиваться я не стал, но невольно наблюдал за движением принцессы внутренним зрением, внутренним зрением воспринимая ее силуэт в пространстве. В подробностях. Когда за Самантой закрылась дверь, я открыл глаза и перевернулся на спину. По-прежнему открывшийся памятью поколений наслаждаясь касаниями меха к коже. И осмотрелся.

Я лежал на большой и высокой кровати с балдахином. Прозрачный белоснежный полог опущен, но интерьер комнаты, обставленной в колониальном стиле, через него хорошо просматривается. Как и частично заметные листья пальм и южное (в этом сложно ошибиться) небо за широким открытым окном.