Наша Ворона смотрится одновременно пристыженным и устрашенным, оттого летучий ши становится интересен. Думаю, раз уши скрылись под руками так быстро, угроза существует и им. Да, думаю следует подождать, пока подозрительный ши скроется с глаз, а уже потом задавать вопросы.

Будто почуяв что-то, толстяк оборачивается, оглядывается, так что Бранн быстро приседает на корточки и вдобавок зажмуривается. И все это — не отнимая рук от ушей.

Не хмурься, мой волк, дай этому поганцу улететь, думаю, надо разобраться в ситуации, а потом уже решать, как поступить. Я уверен, шанс еще предоставится. Наконец маленький неблагой улетает, важно заложив руки за спину, можно подергать Бранна.

— Эй, эй, друг, ты как?

Присесть возле него на корточки хорошая мысль, мой Дей. Убери еще только отзвук рычания из голоса, и будет совсем хорошо.

— Это кто был? Главный маг? Прихвостень Зануд? Старый бог?

Наш неблагой качает головой, не отнимая рук от ушей. Как он слышит при этом — загадка!

— Хуже! — в свистящем шепоте Бранна — ужас, зеленые глаза широко раскрыты. — Это был церемониймейстер.

— Церемониймейстер? И что в нем настолько ужасного?

— У него очень длинные руки и пальцы! И он любит выкручивать мои уши! — в глазах нашего неблагого старая память и свежий ужас. — Очень больно! По любому поводу!

Ох, да, мой волк, можно похлопать нашего неблагого по плечу. Бранн теперь выглядит больше пристыженным, рук от ушей, однако, не отнимает и объясняет:

— Я раньше думал, что он наказывает меня таким образом за провинность, а потом оказалось, что наказывает он меня в любом случае, что бы я ни сделал, — глаза Вороны всё ещё очень круглые. — Даже если я все сделал, как было сказано! Так что единственный способ сберечь уши, — Бранн вздрагивает, и его можно понять, его ушки мягкие на ощупь и наверняка чувствительные, — это не попадаться ему под руку!

Ворона поднимается на ноги, осторожно выглядывает из-за куста, но летучий ши уже удалился, можно двигаться дальше. Бранн отнимает руки все равно весьма нерешительным жестом, видно, что ему совсем не хочется вспоминать эту часть прошлой жизни.

Под ногами успокаивающе стелется тропинка, другая, мелькают статуи и фонтаны, большие клумбы и закрытые цветники, но наш неблагой целенаправленно идет куда-то в середину парка. Услышав ворчание твоего желудка, поводит ухом и улыбается, извиняясь:

— Мы скоро пойдем подкрепиться, прошу, подожди, просто Дей, надо кое к кому заглянуть, поздороваться!

Кто бы сомневался, что у него есть знакомые и в парке. Я уже боюсь думать, кем окажется неблагой знакомый на этот раз. Кусты мы видели, фей тут, похоже, нет, удавами нас больше не удивишь, отражениями и глазами без тела — тоже. Но меня, как и тебя, все равно преследует ощущение, что Бранну это снова удастся. Во всем, что связано с неблагим миром, остается только надеяться на чувство равновесия, ибо главное — не упасть. Остальное переживем, да, мой Дей, мы пришли не просто так и просто так тоже не уйдем!

Примерно в центре парка, откуда разбегаются в разные стороны желтые тропинки, где плещутся сразу два фонтана, тоже выстроенные в виде гигантских чаш, возвышается памятник какому-то заслуженному ши, Бранн останавливается. Заговаривает:

— Извини меня: я не приходил давно. Этому есть разумное объяснение, хотя я знаю, что тебе больше нравятся неразумные объяснения, но я их давать не умею, — Ворона сияет, обращаясь в пространство. Непонятно, ждет он ответа или нет. — Я скучал!

— Бранн, а ты с кем?.. — только ты успеваешь начать вопрос, мой волк, как на границе зрения заметно движение.

Стоит начать оглядываться, движение пропадает, зато слышится скрип, и… О мой Дей!.. Памятник на постаменте распрямляется, привставая с каменного сиденья, разминает плечи и спускается вниз. Все равно, правда, продавливает следы на песчаной тропинке, опоясывающей пьедестал. Хорошо ещё, что там не растут цветы. Тебе хочется отшатнуться, мой волк, но Бранн стоит спокойно, да ещё улыбается. Полагаю, пока можно постоять рядом.

— Ну вот, явился не запылился!

1Каменный ши выше тебя на полголовы, мой волк, у него хищное лицо и его глаза горят злым янтарем, прошивают тебя насквозь, впрочем, взгляд скоро опять возвращается к нашему неблагому, неостановимо смягчаясь. Даже хищное лицо кажется попросту решительным, а уж слова…

— Ещё и благого с собой притащил! Нет, решительно плохая наследственность: что бесталанный сын, что бестолковая дочь! И ты этому живое доказательство! Мальчишка! — каменный ши отчитывает Ворону, но тот лишь улыбается, с каждым словом все шире. Мне тоже непонятно, мой Дей.

Каменный гость мира живых вздыхает сокрушенно, подходит к Бранну вплотную, янтарь искрится неблагим весельем, как ни странно — не жестоким:

— За это и люблю! — гремит на весь парк.

Каменная громада подхватывает Бранна под мышки, стовно маленького ребёнка. Поднимает выше своей головы, поворачивает то одним, то другим боком:

— Повзрослел, конечно, эх, а все равно птенчик! И как только раньше болото не сожрало? Ты хоть что-то там ел? Одни кости да глаза! — ворчание перемежается обеспокоенными вздохами — Интересно, а головой ты там думать не разучился? Раз ты здесь, может, все же решил воспользоваться советом старика и уничтожить братьев, а не ходить к ним на поклон? — на мгновение черты лица становятся истинно жестокими, даже где-то кровожадными.

— Де-ед! — Бранна это не пугает ни капельки. Он спокойно висит на руках жестокого и древнего создания. — Что о тебе подумает мой благой друг Дей?

Ты опять удостаиваешься пронизывающего взгляда, но на этот раз, мой волк, я рад, что ты готов к этому. Янтарь блестит хищно, но и довольно.

— Какая знакомая благая морда! Отпрыск волчьего короля, не иначе! Да уж вижу, вижу, мальчишка! Завел себе друга, так завел! На другой конец мира тащиться пришлось! И ещё потащитесь, под землю пойдете и под воду! Мальчишки! — каменные плечи недовольно поднимаются, но Бранна его старший родственник не выпускает. Ворона радостно смотрит на тебя, похоже, его радует услышанное от сурового деда «мальчишки». Переводит взгляд на родственника, дергает ушком, продолжая улыбаться еще шире и склоняя голову к плечу. — Вот и не смотри на меня так! Не смотри! Сколько раз я тебе говорил, убивать надо тварей, жаждущих твоей гибели в каждую секунду, то есть родственников, а сохранять жизнь предсказуемым и незлобивым, то есть магическим созданиям! Особенно — столь редким, что пора организовывать заповедник! И что я вижу?! Вместо того чтобы извести хоть одного Джока, эту глумливую тварь, не стоящую ни полфунта меди, ты порешил Трясину! Мальчишка!

— Это бы ничего не решило. Не заставило бы Джоков полюбить меня и не вернуло бы зрение Линнэт, — Ворона склоняет голову к другому плечу.

— Имей в виду, поплатишься ты за своё мягкосердечие! Ты маг! Ты не должен сострадать! Ты должен сражаться и пожинать плоды побед! — в глазах изваяния опять загораются яростные янтарные звезды. — И поплатишься прямо сегодня! Если не соберешься обмануть фей или хоть бросить кого-то на растерзание вместо себя! А всё эти мерзостные Джоки! — памятник потрясает Бранна в воздухе, пытаясь вложить в голову внука свои мысли.

— Джоки?!

Памятник оборачивается к волку очень быстро, а вот Ворона смотрит виновато.

— Джоки, Джоки! Джок Первый и Джок Второй, так называемые братья этого мальчишки, — Бранна опять потряхивают, — гадостные малявки, толком не умеющие обращаться с магией! Ну или Зануды, если Бранн представил их тебе так, хотя на самом деле им бы подошло «бездушные ублюдки»! Да если бы не жалкие городские колдуны, столицу уже смело бы Глубинным Ужасом Хрустального моря! Или разорвало когтями Семиглавого! Или разнесло на песчинки безумным ветром равнин! Или склевало бы птицами Роака!.. Не для таких потомков я строил Парящую башню! Падальщики-грифы!

— Грифы? Но на воротах же тоже гриф?

Мой Дей! На воротах грифон!

— Волчонок, ты разбиваешь мне сердце, а я разобью тебе голову! — Бранн обеспокоенно вскидывается, и жестокий памятник добавляет: — Если ещё раз посмеешь при мне сравнить жалкое создание грифа с могущественным грифоном! Неудивительно, что Джоки оборачиваются в падальщиков. Своих талантов у них нет, только и могут, что обдирать клювами труп былого величия моего дома!