Ворона обрывает сам себя, поджимает губы, прикрывает глаза и снова распахивает, он уже не так серьезен. С тобой невозможно оставаться серьезным, мой Дей, который просто-Дей.

— Дей, который принц!

Вот тут я бы на твоем месте начал опасаться, и удав, судя по скрывшейся за плечом Бранна голове, со мной согласен.

— Какой я тебе волк?!

— Королевский! — важно произносит Дей, а неблагой давится воздухом от возмущения. — Ну, небольшой, допустим, но дело-то не в размерах!

Глаза Бранна становятся размером с золотой, его прошивает какое-то новое осознание, ушки нервно подрагивают опять, хорошо, что ты их не отпустил, мой волк. Ворона этого, похоже, пока и вовсе не замечает. Что к лучшему.

— Это же теперь есть и среди новостей благих и неблагих королевств! — Бранна слегка передергивает. — Это же теперь все будут знать… Боаш?

— Боюсь, что т-так, т-трет-тий принц! — довольно отвечает удав.

— Это будет сложно принять, — Ворона зажмуривается, а потом приоткрывает один глаз: — И обувь я тебе приносить не буду! Или что там положено делать?

— Если ты думаешь, что у меня недостаточно слуг, ты ошибаешься! — Дей нависает над нахохлившейся Вороной. — А вот друг пока один! И никаким Занудам я не дам причинить ему вред!

— Но я же ворона! Ворона! — Бранн обороняется из последних сил, пытаясь доказать свою правоту рационально. — Как я могу быть твоим королевским волком, если я ворона? Ворона!

— А это заметно! Ты способен проворонить и прохлопать своими неблагими крыльями даже опасность собственной жизни! Да если бы я на тебя корону надел, ты и то заметил бы её, только когда на уши бы сползла!

— На уши? — и только теперь Бранн прослеживает взглядом твои руки, тянущиеся к его голове. Одно ушко, правое, дергается на пробу. Удав опять прячет голову за его спину. — Ты что? За уши меня держал? Все это время?

— Они дергались!

Дей, твоей выдержке могут позавидовать самые отпетые, северные, живущие среди льдов фоморы.

— Конечно, они дергались, чего бы им не дергаться? — Бранн бухтит как-то вовсе обыкновенно, как будто устал. — Отпускать собираешься?

— А вдруг они ещё дергаются?

Вот! Я же говорил! Бранн сощуривается! Сейчас ка-а-ак запустит в тебя каким-нибудь страшным проклятьем, мой Дей! Просто убери руки!

Но Бранн только сильно дергает ушами, так, будто это крылья, и высвобождает их из твоей хватки. Насмешливо улыбается! Неблагая ворона! И благой волк. Да, теперь Бранн — окончательно странное благое-неблагое создание.

За всеми этими выяснениями Ворона теряет боевой пыл. Вздыхает задумчиво, осматривается, то ли запоминая обстановку, то ли примериваясь, что еще стоит захватить с собой.

Отходит к пергаментной кипе, пересматривает несколько верхних листочков, улыбается немного печально, думаю, твоя догадка верна: эксперименты тут идут очень давно. Бранн отодвигает от себя стопку, ровняя уголки листов привычным жестом, потом аккуратно скручивает все листы в трубку и обвязывает веревочкой, забрасывает в котомку, оборачивается, натыкается взглядом на тот подозрительный рисунок. Удав Боаш раскручивается так, чтобы его голова снова оказалась за спиной Вороны, и активно нам подмигивает.

— Боаш, я все вижу. И тут нет ничего интересного, я просто хочу подобрать поводья…

Бранн подходит к рисунку и замирает напротив. Полотно размером практически в его рост и очень подробное, разглядеть можно каждую завитушку, каждый мигающий огонек. Чернильный силуэт цветка подмигивает золотым огоньком то там, то тут, Ворона гипнотизирует его взглядом, а потом снимает перчатку, вытягивает перед собой левую руку раскрытой ладонью вперед.

Ох, я не знаю, что делает сейчас Бранн, но все молнии на границе зрения приходят в движение, шум прибоя усиливается без всякого шепота, рисунок волнуется и… О, мой Дей! Отходит от полотна! Черные линии с золотым бегунком зависают в воздухе напротив нашего неблагого, переливаются разными оттенками темноты, будто колышущиеся на поверхности воды, а потом махом становятся меньше, словно сокращаясь вместе с ударами какого-то неспокойного колдовского сердца!

Удар! Рисунок размером меньше Бранна! Удар! Очертания сжимаются еще на пятую часть! Удар! Цветок уменьшается снова!

Еще три или четыре волнения-сокращения, и вот рисунок висит между огромной рамой и вытянутой рукой Бранна — цветок может уместиться на ладони нашего неблагого. Кажется, мой волк, он именно этого и добивался: картинка приближается, не переставая отсвечивать чернотой и золотом попеременно, а потом пристает к ладони Вороны, точно умещаясь на его левой руке.

Воздух и волны раскручивают собравшиеся складки, прибой отступает, молнии бьют реже и неохотнее. Бранн выдыхает. Думаю, нам тоже можно перевести дух, мой Дей. И он назвал это «подобрать поводья»? Это что же за поводья такие? Я полагаю, можно спросить его…

Стоит вам, правда, обернуться, как оказывается, что вы уже не одни, да, мой волк. На приличном расстоянии от порога — я бы сказал, на почтительном — сгрудились Оак, Ннарб и Шайя. Буук смотрит на вас с противоположной стены, в его взгляде полное довольство жизнью.

— Мы уже прослышали, третий принц Бранн, что вы теперь не только наш принц, но и благой волк, — пожилой ши с яркими, отчетливо красными глазами склоняется в поклоне, вся его фигура кого-то очень напоминает. — И мы пришли поздравить вас первыми, третий принц Бранн! А также поблагодарить вашего благого друга! Мы волновались, куда вас может вывести дорога из Парящей башни! Или завести в тупик!

Ворона не слишком довольно дергает своим острым ушком, но улыбается приветливо, берет тебя за локоть, и мы покидаем комнату-мастерскую, чтобы, вероятно, сюда больше не возвращаться — тяжелые двери становятся на старое место с окончательным лязгом, гаснут никому не нужные факелы.

Когда створки двери закрываются окончательно, смыкаясь обитыми железом боками, Бранн сощуривается, задерживая ладони на поверхности, и я чувствую, мой Дей, как восстанавливаются охранные заклинания, как возводится поверх дверей защита, что тоньше бумаги, но прочнее железа.

Наш Ворона, правда, не торопится оборачиваться к друзьям, ощутимо смущаясь, но собирается с духом — и его лицо становится таким же дружелюбным, как при первой встрече с этими неблагими.

Бранн оказывается прямо напротив пожилого ши, заговаривает, обводя всех взглядом:

— Спасибо, это было внезапно и для меня, однако, — делает задумчивую паузу, а Боаш распускает свои кольца и тут же сжимает неблагого опять. Бранн гладит первый попавшийся под руку бок удава, а их много, — я тоже хочу поблагодарить своего благого друга.

Поворачивает голову к тебе, а вместе с Бранном это движение проделывают все его здешние друзья. И становится заметно то, что раньше не бросалось в глаза.

О, мой Дей!

Лица Бранна и пожилого ши совершенно одинаковые! Те же длинные губы, вытянутый вперед нос, высокий скошенный лоб, разрез глаз, словно самими старыми богами предназначенный для равнодушного взгляда! Но глаза старшего ярко-алые в той же степени, в какой глаза Бранна ярко-зеленые! Морщины на лице и борода с усами делают сходство не таким отчетливым, волосы пожилого ши не пегие, а седые.

— О, третий принц Бранн, вот теперь он заметил, — пожилой ши и не думает смущаться, улыбается широко, так широко, как никогда не улыбалась наша Ворона, демонстрируя ровный ряд антрацитово-черных зубов. — Думаю, стоит объяснить вашему благому другу, что я не ел вашу душу и не заключал сделок с Балором или вашими братьями, — вздыхает сочувственно, скашивая красные глаза на нашего неблагого, — кто знает, что было бы хуже.

Бранн приподнимает уголки длинных губ — оценил шутку! — но все-таки торопится объяснить.

— Я не сказал сразу, потому что в это трудно поверить даже после знакомства с неблагим краем и видами нашей столицы, — Ворона склоняет голову к плечу, сосредоточившись на тебе и не обращая внимания, что все окружающие смотрят как раз на него. — Ннарб моё отражение.