Дунь тут же поняла, что это отец подаёт ей сигнал о том, что Ву Ли вошла в хижину Ю, и осмелилась просить императора о прогулке по ночному вертограду, жалуясь на духоту в Северном павильоне. Император Ы с охотой (он не хотел проигрывать партию) согласился на предложенный ему Дунь неожиданный ночной моцион.

Полная луна освещала Поддиную: в императорском вертограде было светло как днём. Дунь бежала впереди императора по тропинке и, чтобы нравиться ему, то прыгала на одной ножке, то кружилась, то пела, то есть делала всё то, что обычно делают пятилетние девочки-непоседы. Дунь так распроказничалась, что даже сбилась с тропинки и чуть было не упала, наткнувшись на плетёную корзину, валявшуюся под сливовым деревом. Когда Дунь подняла голову, она увидела привязанную к ветке сливы толстую верёвку…

О том, как ловко Ву Ли надула императора с этой верёвкой, весь гарем узнал от горничных девок императрицы Юй. Когда императору Ы пришлось объяснять, зачем он подарил Ву Ли ожерелья и шпильки, он оправдывался перед императрицей Юй, говоря, что если бы он не пообещал подарить Ву Ли ожерелья и шпильки, то она бы непременно повесилась. Говорили, что императрица Юй всё никак не могла взять в толк, «в чём же заключался бы ущерб для государственной казны, даже если бы эта Ву Ли и повесилась». И всех донимала вопросом:

– Неужели эта Ву Ли, за которую казна четыре года назад заплатила всего 30 золотых го (императрица добралась и до этой купчей), стоит того, чтобы теперь ей за её жизнь дарили три ожерелья и десять шпилек стоимостью в 3000 золотых го?

Императрица Юй даже тайно послала в вертоград главного прокурора По с целой дюжиной следователей, и они дознались, что Ву Ли повеситься не могла, потому что верёвка была без петли, а отрезанная петля валялась там же под деревом.

Эту отрезанную петлю доставили императрице Юй и она, устроив некрасивую семейную сцену, сумела выжать из императора Ы признание, что сам он верёвку не перерезал. Тогда императрица Юй обо всём догадалась и рассказала о своей догадке всем во дворце. По этой версии складывалась такая картина: Ву Ли разыграла попытку своего самоубийства, надев себе на шею уже отрезанную петлю, только для того, чтобы вытряхнуть из карманов «этого мямли и простофили» ожерелья и шпильки.

Говорят, что когда император Ы узнал о версии императрицы, то совсем не рассердился, а только рассмеялся и сам с удовольствием стал всем рассказывать об уме и хитрости Ву Ли.

Вот что вспомнила Дунь, глядя на верёвку, корзину и дерево.

Несмотря на то, что Дунь хотелось поскорее попасть к хижине Ю, ещё больше ей хотелось иметь такие же, как у Ву Ли, ожерелья и шпильки. И она недолго думая взобралась на корзину, накинула себе на шею верёвку и крикнула:

– Мой император, от любви к вам я сейчас повешусь!

Из-за кустов гигантского далвардайского крыжовника вышел император Ы и с удивлением посмотрел на Дунь.

– Мой император, прощайте навсегда! – крикнула Дунь и оттолкнула ногой корзину.

Дунь надеялась, что она, как и Ву Ли, упадёт в объятия императора, но вместо этого упала в кучу прошлогодних листьев. Император Ы, увидев это, только пожал плечами, повернулся к Дунь спиной и скрылся за кустами крыжовника.

Дунь ещё долго водила императора Ы по саду, но всё никак не могла выйти к хижине Ю (сойдя с тропинки, она заблудилась и теперь не знала, куда ей идти). Но этой ночью небо снова сыграло на стороне Дунь – император Ы сам заметил за деревьями свет и привёл Дунь к хижине Ю.

Они вдвоём, как зачарованные, остановились перед крошечной вертоградной хижиной: её бумажные стены были изнутри освещены огнём свечи. Они слышали голос Ву Ли, они видели, как её тень на бумажной стене беззаботно танцевала, смеялась и пела:

Без милого дружка,

Постелька холодна,

Одеяльце заиндевело!

Юли-юли заиндевело!

Когда император Ы оторвал взгляд от танцующей на бумаге тени и повернулся к Дунь, он так пристально посмотрел ей в лицо своими вдруг потемневшими глазами, что на месте Дунь у любого придворного душа давно бы ушла в пятки, но Дунь, забывшись в своём мстительном счастье, даже не заметила этого.

Император Ы шагнул к хижине, рассёк мечом её бумажную стену и собственными глазами увидел Ву Ли в объятиях молоденького румяного вертоградаря…

Этой же ночью, минуя и розыск, и следствие, император Ы устроил суд над Ву Ли и Ю.

Дворцовая стража под личным командованием офицера Ци стояла вокруг хижины Ю, а внутри хижины вместе с императором Ы находились судьи – главный смотритель гарема Су и главный визирь Бо.

Ву Ли покорно отвечала на вопросы Су и Бо, а сама смотрела только в лицо императора Ы. Она рассказала ему о том, о чём всегда хотела рассказать, но не смела – о своём деревенском детстве, о заснеженных горах, о живущих в бамбуковых рощах стаях смешных обезьян-мармазеток, о том, как много лет назад, в её детстве, дикие гуси летели на Луну, о своём сводном брате Ю, о том, что она и Ю ещё в детстве поклялись друг другу в вечной любви, о том, как их с Ю разлучили сборщики подати, о том, как она упала в обморок, когда узнала в молодом вертоградаря своего сводного брата, о том, как она приходила к Ю и просила его, чтобы он ушёл из дворца, о том, как Ю повесился и ожил, о том, как Ю просил её вернуться вместе с ним в родную деревню… Ву Ли сказала и о том, что она любит императора Ы больше жизни, что император Ы для неё – и есть вся её жизнь…

Но тут император Ы приказал Ву Ли замолчать и, когда её увели, спросил своего главного визиря Бо:

– Визирь Бо, ответьте мне, действительно ли по законам Поддиной, мужчина, который посмел прикоснулся к императорской наложнице, заслуживает смерти?

– Да, мой император, таковы вечные законы Поддиной… – ответил визирь Бо.

– Визирь Бо, ответьте мне, действительно ли по законам Поддиной, императорская наложница, изменившая своему императору, заслуживает смерти?

– Да, мой император, таковы вечные законы Поддиной… – повторил визирь Бо.

Император Ы печально вздохнул.

– Визирь Бо, ответьте мне, – в третий раз спросил император Ы, – нет ли, согласно законам Поддиной, у этого мальчика Ю и этой девочки Ву Ли, у этих детей, преступивших этой ночью вечные законы Поддиной, каких-либо таких смягчающих обстоятельств, в силу которых они могли бы избежать смерти? И не может ли служить таким смягчающим обстоятельством их детская клятва друг другу о вечной любви?

– Нет, мой император, – ответил главный визирь Бо, – никаких смягчающих обстоятельств в таком важном деле быть не может… По вечным законам Поддинской империи они должны умереть…

– Вот видите, должны умереть… – император Ы снова печально вздохнул. – Да, мой главный императорский визирь Бо, я, к сожалению, всего-навсего только император и должен соблюдать эти вечные законы, данные нам небом и предками, но…

Неизвестно, что собирался ещё сказать император Ы, но тут в хижину Ю вошёл офицер Ци и что-то прошептал на ухо императору. Глаза императора Ы потемнели и сузились, а когда офицер Ци вышел, он сказал:

– Смотритель гарема Су, только что я узнал, что Дунь укусил шмель, который находился в золотой клетке, подвешенной к её левому уху… Несмотря на то, что главный врач Ги сделал всё возможное, Дунь скоропостижно скончалась от удушья… Я думаю, смотритель гарема Су, что все эти новомодные штуки следует запретить! Видите, чем заканчиваются эти ваши «порывы южного ветра». А ведь Дунь была лучшей и любимой нашей наложницей… Сегодня ночью я сыграл с ней четыре партии в шахматы, и четвёртую партию она у меня почти выиграла… – император повернул своё лицо к Бо. – Как вы думаете, главный визирь Бо, можем ли мы наказать Ву Ли и Ю, и думать, что все виновные наказаны? – император сделал ударение на слове «все».

– Мой император, если я вас правильно понял… Э-э-э… Мой император, осмелюсь заметить, что мы не должны забывать и о том, что императорская наложница Ву Ли и помощник главного вертоградаря Ю не смогли бы совершить это преступление, если бы все законы дворца блюлись должным образом… – торопливо сказал визирь Бо. – Я хочу сказать, что закон был нарушен не только ими, но и главным смотрителем императорского гарема Су, и начальником императорской стражи офицером Ци, и даже главным вертоградарем У… Ведь и У тоже виновен в том, что позволил своему помощнику преступить запретную черту…