По ночам в его мозгу всплывали воспоминания. Чаще всего они были связаны с Афганистаном. Он вновь и вновь переживал гибель своих друзей, бессмысленность боевых операций, тупоголовость некоторых командиров. Сначала, в силу своего характера, Георгий четко и беспрекословно выполнял свой долг солдата, но чем больше он служил, тем больше сталкивался с тем, что не мог принять ни головой, ни сердцем. Неизвестно, чем бы окончилась эта война для него, если бы политики Советского Союза не решились на вывод войск из Афганистана.

Сейчас, находясь на тюремных нарах, Жора имел много времени для осмысления своего недавнего прошлого. Эти размышления приводили его не к самым хорошим выводам. В какие-то моменты Бондарь ненавидел себя в прошлом. Он продолжал называть себя другим именем, чтобы забыть того Жору, который вызывал в нем неприятные ощущения. А ночью, когда в камере стояла тишина и многие спали, а те, которым не хватило спального места, сидели на корточках в проходе, стараясь хотя бы подремать, Бондарь снова превращался в Жору и его терзали воспоминания. Но стоило ему приблизиться в мыслях к тому дню, когда их, семь человек, вызвал к себе замполит, подполковник Крутицкий, и взял с них подписку о неразглашении того, что им предстоит услышать и в чем участвовать, как его мозг моментально переключался на чтото другое, словно не хотел перегружаться лишними волнениями.

Но именно это событие, случившееся незадолго до вывода войск из Афганистана, и сыграет огромную роль в судьбе Георгия Викторовича Коломейцева. Именно из-за него Бондаря вытащат из тюрьмы и бросят в смертельный круговорот. Но это будет чуть позже, а сейчас Бондарь лежит на тюремной «шконке», тщетно пытаясь заснуть или подумать о чем-то приятном.

Георгий Коломейцев «парился» на тюремных нарах, а его судьба уже была предрешена и находилась в руках одного из наших героев — Андрея Воронова. Когда он доложил о странном предложении, полученном по телефону, генералу Богомолову и Говорову, те особого значения этому звонку не придали и после некоторых раздумий предоставили Воронову действовать по обстоятельствам, но не давать никаких гарантий.

Как и было уловлено, звонок раздался через день в шестнадцать часов. Голос был тот же — хрипловатый, явно измененный.

— Майор, ты подумал о моем предложении? — Если вы говорите о встрече, то подумал. Я готов. — Воронов подчеркнул обращение на «вы», чтобы дистанцироваться от собеседника.

— В таком случае запоминайте: в конце Фрунзенской набережной есть железнодорожный мост через Москву-реку, знаете?

— Да, знаю… — с улыбкой заметил майор, отметив для себя, что его собеседник перешел на «вы».

— От вас добираться до этого моста минут тридцать, не больше. Через полчаса вы приедете, но не на служебной машине, а на такси, а еще лучше — на общественном транспорте. Прямо под мостом увидите красный «Москвич». Сядете на переднее сиденье рядом с водителем и будете выполнять все, что вам будут говорить. Вы согласны?

— А что, у меня есть выбор? — усмехнулся Андрей. — Договорились. — И смотрите, без глупостей! — бросил тот и добавил: — В этой машине пешки, которые ничего не знают. Вам понятно, что я имею в виду?

— Я же сказал: договорились, — спокойно повторил Андрей, и в трубке послышались гудки.

Он положил трубку, взглянул на часы — шестнадцать ноль семь — и быстро набрал номер.

— Константин Иванович, назначена встреча и прямо сейчас.

— Может, стоит подключить людей для прикрытия? — задумчиво проговорил генерал.

— Ни в коем случае! — возразил Воронов. — Он предупредил, чтобы мы не делали глупостей. А вдруг он предложит действительно что-то серьезное? Нет, я не имею права рисковать! — А жизнью?

— А жизнь принадлежит сначала мне, а потом уж… — Хорошо, действуй, но с умом. Хотя, если честно, что-то во всей этой истории меня настораживает. Вот что: если за информацию потребуют плату в валюте, то сначала попытайся выяснить, о чем идет речь, поторгуйся, потяни время…

— Не беспокойтесь, Константин Иванович, все сделаю, что будет в моих силах! — заверил Андрей. — А может и больше, — добавил он шепотом. — Ни пуха!

— К черту! — Воронов положил трубку, сунул руку под мышку и вытащил оттуда своего «Макарова». Немного подумав, решил взять его с собой: если спросят, скажет, что вооружен, чтобы не выглядеть странным в их глазах.

За пять минут до встречи он уже был на месте. Решив не рисковать, Андрей остановил такси на углу Фрунзенской набережной и Третьей Фрунзенской. Прошел немного пешком и стал дожидаться красного «Москвича». Ждать пришлось недолго, через пару минут машина подъехала со стороны Лужников и остановилась прямо под мостом. Убедившись, что это тот самый «Москвич», который ему нужен, Воронов пересек площадь, подошел к машине и сел на переднее сиденье. — Мне поручили спросить вас: вы точно выполнили указания? — раздался голос сзади. — Да, — заверил Андрей.

— Тогда не удивляйтесь, пожалуйста, но мне приказано завязать вам глаза, — извиняющимся тоном проговорил тот.

— Выполняйте то, что вам приказано, — невозмутимо ответил Воронов.

На его глаза накинули черную повязку и плотно завязали на затылке. Сколько они ехали по городу, Воронов не мог определить. Сначала ему казалось, что прошло минут двадцать, но вскоре он потерял ощущение времени. Водитель гнал на максимальной скорости и старался редко сворачивать. Но вот машина остановилась. Андрея пол руку ввели в какое-то помещение, помогли спуститься вниз по лестнице. Кто-то быстро и профессионально обыскал его, заверив, что он может не беспокоиться о своем оружии: его обязательно вернут. После чего снова куда-то повели. Шли, как показалось Андрею, бесконечно долго: он насчитал восемь поворотов, прежде чем его остановили и сняли с глаз повязку.

Он оказался посередине полутемной комнаты, тусклый свет маленькой лампочки над входом еле-еле освещал ее. У противоположной от входа стены он рассмотрел стол, за которым сидел человек. Андрей не успел привыкнуть к полумраку, как в глаза ударил яркий свет от настольной лампы. Перед тем как она зажглась, Андрей успел заметить, что сидящий за столом мужчина был в полумаске.

— Можешь идти! — приказал он тому, кто привел Воронова. Андрей почти сразу же узнал голос человека, с которым он разговаривал по телефону. Только сейчас он не был таким скрипучим.

— Что, теперь не боитесь разговаривать своим голосом? — с усмешкой спросил Воронов.

— Собственно говоря, я и тогда не боялся, — хмыкнул мужчина. Но оставим в покое мой голос, перейдем, как говорится, к нашим баранам.

— С удовольствием.

— Не буду утомлять вас подробностями, тем более интриговать. — Теперь, когда сидящий за столом мужчина говорил естественно, Воронову подумалось, что он очень молод. — Мы в курсе, что вы бывший «афганец», и потому разговаривать с вами мне гораздо приятнее, чем с кем-либо другим: я очень уважаю «афганцев».

— Благодарю, — кивнул Воронов.

— Так вот, перед самым выводом наших войск из Афганистана в горах Кандагара были спрятаны несколько контейнеров с очень важными документами, и эти документы могут заинтересовать любую иностранную разведку…

Услыхав первые слова, Воронов с трудом сдержался, чтобы не выдать своего волнения. Это надо же, какое совпадение! Только что об этих контейнерах говорили у генерала Богомолова! С этого момента Воронов понял, что здесь идет речь о действительно важном вопросе для России и нужно держать ушки на макушке.

— Не знаю, слышали вы об этом или нет, но можете мне поверить, что сказанное мною — чистейшая правда.

— Слушаю вас! — не ответив на скрытый вопрос, подтолкнул его Воронов.

— Так вот, в захоронении контейнеров участвовало семь человек. Семь военнослужащих воздушно-десантных войск, и… — Он сделал эффектную паузу, потом закончил: -… почти все погибли! — Почти? — осторожно переспросил Воронов. — Вы верно заметили, — согласно ответил тот. — По крайней мере один из участников захоронения остался жив и находится сейчас в надежном месте… — Он снова замолчал, предоставляя возможность Воронову подумать об услышанном.