— А, по-моему, это мило! — после всех моих доводов открыто заключает Юлька. — И очень даже разумно. Если у парня на первом месте семья и ее проблемы, то на него наверняка можно положиться. — Она вновь подливает в мою кружку кипяток и принимается раскладывать по нашим тарелкам остатки торта. — И вообще, чего ты паришься? Погуляете втроем. Даже здорово! Покатаетесь на аттракционах, поедите мороженое, подурачитесь с малышом. Заодно, увидишь своего Антона с другой стороны.

— С какой такой другой стороны? Я знаю его, как облупленного!

— Ну, видимо, не знаешь, раз сразу не поверила, что он сидит с племянником.

— Да… — растерянно вздыхаю я.

— А я вот сразу тебе говорила, что он, должно быть, отличный парень. У меня на таких глаз-алмаз! — улыбается Юлька. — Кстати, — она вытягивает руку вперед, собираясь продемонстрировать мне свое новое изящное колечко на безымянном пальце, но я-то давно его заметила, просто пока еще не представилось случая о нем расспросить, — Олег подарил!

— Вау! — искренне восторгаюсь я. И удивляюсь. Поэтому заглядываю подруге в глаза и пытаюсь прочитать в них нечто большее, чем ее привычное блаженное отупение, и в какой-то момент ловлю себя на мысли, что завидую. Но не подарку, нет, а простоте ее чувств. Она не скрывает их, не стыдится своей влюбленности, не прячет ее и не прячется сама. Как это делаю я.

— Правда, красивое? — вращает кольцо на пальце, и мелкие синие камушки играют, купаясь в солнечных лучах, ворвавшихся из-за занавески в гостинную.

— Да оно потрясающее! — от всей души восхищаюсь я. И еще больше убеждаюсь, что все мои прежние умозаключения — ничто по сравнению с тем, что теплится в сердце.

Кажется, я тоже испытываю к Антону нечто подобное. Может, не такое явное и упоенное или, наоборот — я улыбаюсь и смущенно отворачиваюсь, — буйное и фееричное… но обозначить это устоявшимся термином, который я, не вникая в суть, применяла ко всему и к каждому, будет неправильно. Оно слишком узкое и ни о чем не говорит.

К примеру, «букет», который Антон «подарил» мне, нарисовав на руке обыкновенной шариковой ручкой, благоухает во мне и сияет, гораздо ярче любого кольца. Но это не делает Олега плохим и не возвышает Антона над другими. Просто все мы — разные, и проекция чувств каждого имеет множество граней.

Да взять хотя бы маму с папой! А они в последнее время ведут себя по меньшей мере странно: то украдкой обмениваются заговорщическими взглядами, то хихикают, закрывшись среди бела дня в пристройке или в ванной, гоняются друг за другом со шлангом по двору, а то и вовсе… дрыхнут утром, как сурки, игнорируя настойчивый трезвон будильника, и при всем при этом думают, что я ослепла и ничего не замечаю! Кажется, они махнули рукой на реальный возраст, обозначенный в паспорте, и вновь вернулись в свои сумасбродные семнадцать. А значит, даже после многих лет, прожитых вместе, те самые чувства, как я ошибочно думала раньше, никуда не деваются — их просто важно уметь разбудить, освежить и, не боясь, впустить в свою жизнь.

Я смотрю на колечко Юльки, и меня вдруг внезапно — как гром среди ясного неба! как яркая вспышка в ночи! — осеняет:

— Так что, получается, Олег сделал тебе предложение?

Подруга, на долю секунды смутившись, довольно кивает.

Я взвизгиваю и выпрыгиваю из-за стола:

— Правда?! Серьезно?! Так скоро?! — обнимаю ее, и мы, кружась, скачем по комнате. — И… ты ответила…?

— Что за вопрос? — хохочет она. — Конечно, да!

Да! Да! Да!

Сто тысяч раз «да»!

И это точно, совсем-совсем точно-преточно никакое не блаженное отупение! Это счастье! Это слезы радости, которые я смахиваю.

— Я вас поздравляю! Вы такие… смелые и классные! А ты, — я слегка отстраняюсь и заглядываю Юльке в ее светящиеся глаза, — будешь самой сногсшибательной невестой! И не потому, что купишь бомбическое платье — а ты его обязательно купишь, я знаю! — а потому, что искренна, любишь и счастлива!

— И любима, — добавляет она.

— Аминь!

Мы смеемся и, дурачась, валимся на кресло, а потом возвращаемся за стол и болтаем обо всем и ни о чем. Мечтаем о том, как сложится наша жизнь лет через десять, в красках представляем Юлькину свадьбу, вспоминаем начальную школу и сходимся на мысли, что обе до одурения хотим газировки, но продолжаем довольствоваться приятно-остывшим чаем и кофейно-фруктовым тортом, потому что нам и так хорошо.

— Ну а ты? — подруга легонько пихаем меня локтем. — Все еще держишь воинственную позу и не собираешься сдаваться? Бедный парень, — смеется она.

— Да ему самому нравится подобный формат отношений! Он намеренно провоцирует меня! — Я вспоминаю свое фиаско в вольере и добавляю: — Подталкивает на идиотские поступки! — Но мысли прыгают дальше, отзываясь в душе теплотой, отчего по лицу расползается внезапная улыбка: — Издевается надо мной. Выставляет какой-то помешанной извращенкой перед моими родителями…

Юлька лукаво склоняет голову:

— Так он уже знаком с твоими родителями?

— Ну да.

— Ого! — смеется она. — И как ты отважилась на серьезные отношения?

— Возможно, все дело в том, что между нами не любовь, а какая-то фигня, — отшучиваюсь я «заезженной» фразой. Запоздало пожимаю плечами, допиваю свой чай и благодарю подругу за гостеприимство — а в мыслях еще и за искренность чувств, которыми она меня заряжает и даже заражает, — и, окрыленная какой-то необузданной легкостью, выпархиваю из чужой уютной квартиры навстречу своему бесшабашному счастью.

От центрального входа в парк я сворачиваю на узкую дорожку, уводящую в сторону детского городка — к огромной площадке с множеством горок, качелей и башенок — и, минуя киоск с мороженым и сладкой ватой, уже издали стараюсь выискать глазами Антона.

Честно говоря, совсем не представляю, каким он будет в компании своего племянника: таким же сумасбродным, плюющим на мнение окружающих, или более сдержанным? Я даже слегка тушуюсь от мысли, что он при ребенке начнет вести себя так же, как при моих родителях. Хотя… по большому счету мне все равно — я просто хочу поскорее увидеть его. Быть рядом, ловить на себе испытующий взгляд и мучительно умирать от мурашек, скользнувших по телу даже от самых воздушных прикосновений.

Я вспоминаю Юльку и решаю, что не стану скрываться сама от себя. Я попробую себе довериться.

И вот я вижу его, высокого, загорелого, с взъерошенными волосами; в белоснежной футболке, джинсовых светлых шортах по колено и кедах. Он целиком и полностью увлечен беседой с мальчишкой лет трех-четырех, таким же смуглым, темненьким, как и он сам, и стильно одетым. Они, болтая ногами, сидят на подвесном мостике, соединяющим две высокие башни, и не могут заметить меня, потому что смотрят вперед, а я подобралась к ним сбоку. Но каким-то шестым чувством Антон ощущает чужое присутствие вблизи и оборачивается, не дав мне всласть налюбоваться им.

— Джонни, — негромко произносит он и озаряется улыбкой, прервав размеренную беседу с племянником. — Привет!

И мне хочется выпустить сердце, чтобы оно летело к нему навстречу, опережая меня саму. Но это не так-то просто, когда ты находишься под прицелом изучающих детских глаз.

— Привет, — сдавленно отвечаю я и начинаю по-настоящему волноваться.

У меня не было абсолютно никакого опыта общения с малышами. Я впервые вот так, нос к носу, сталкиваюсь с ребенком. Но мальчишка смотрит на меня, будто ему все сорок пять, осознанно, как-то по-взрослому и, кажется, не просто изучает незнакомку, а критически ее оценивает.

Черт! И я не знаю, как вести себя, что делать и о чем говорить. Я мысленно молю Антона, чтобы он уже сказал что-нибудь, а лучше предложил куда-нибудь отправиться. И отвожу взгляд в сторону, а потом утыкаюсь под ноги — мне ловко. Крайне напряженная ситуация!