Я всматриваюсь сквозь хаотично двигающуюся толпу, пытаюсь поймать направление, обозначенное подругой, и в какой-то момент наконец-то понимаю, о ком она. В тот же миг мое сердце с разбега врезается в грудную клетку.

Вот черт!

— Это тот прилипала! — сообщаю я Юльке и хочу спрятаться за ней.

Но не успеваю.

— Ну что, натанцевалась? — спрашивает он, в два счета сократив расстояние между нами до минимума. — Поехали! — и протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем озадаченно.

Упертый баран! И что он о себе возомнил?

Я вспыхиваю:

— С чего ты решил, что я с тобой куда-то поеду?

— Нет? — с показным равнодушием хмыкает он и, не дав возможности осознать происходящее или опомниться, одним простым движением приподнимает меня и заваливает себе на плечо.

Я дергаюсь, ищу поддержку в глазах Юльки, но она — та еще заступница в подобных ситуациях. Наоборот, кажется, ей нравится то, что со мной происходит.

А меня бесит! Бесит! Бесит!

— Ты! Питекантроп! — рычу я и колочу его по широкой, словно скала, спине. — Отпусти меня! Я никуда не поеду! Ты! Животное! Оставь меня в покое! Поставь меня на ноги, придурок! — Но он не реагирует. — Убери свои руки! Ладно, я прошу у тебя прощения… Слышишь? Я извиняюсь! За мороженое, бутылку… за что там еще надо? Только отпусти меня, слышишь? Отпусти! — Но и это бесполезно. — Ты! Мужлан! Обезьяноподобное создание! Придурок! Хам! Грубиян! Ну, пожа-а-алуйста, отпусти…

— Помогите! — показушно надрывается она, когда я проношу ее мимо охраны. — Он псих! Он маньяк! Вызовите полицию!

Но те, на кого она так надеется, прощаются со мной по-приятельски.

И пока рыжая бестия продолжает рассерженно колотить меня своими неугомонными кулачками, я миную двери и готовлюсь максимально аккуратно, чтобы не навернуться, спуститься по порожкам.

— Ты опустишь меня или нет?!

— Нет, — я перехватываю ее поудобнее, чтобы она не брыкалась так активно, и не могу не думать о том месте, на котором теперь лежит моя рука. — И прекрати дергаться.

Она взвизгивает:

— Убери свои лапы!

— Тих-тих-тих-тихо! Если мы долбанемся о ступеньки головами, вряд ли это будет выглядеть романтично.

— Гребаный романтик! — смешно злится она и бьется как рыбка о лед, отчего ее попка соблазнительно напрягается под моей ладонью. — Что ты от меня хочешь?

— Хочу отвезти тебя домой.

— А тебя об этом кто-то просил?!

— Меня не надо об этом просить. Я буду каждый раз отвозить тебя сам. Ты же не хочешь сказать, что снова намерена добираться до Озерков на такси?

— Какое тебе дело?!

Ты моя.

С дорогой поклажей наперевес я дохожу до мотоцикла и ставлю ее на ноги.

— Садись. Вот тот шлем для тебя.

— Да пошел ты! — фыркает она и стремится сбежать от меня.

Но я загораживаю ей путь, и Ковбою вновь приходится сражаться со мной.

— Ты не понял? Отвали! — тараном пробивается она, но, понимая, что все подобные попытки ничтожны, упирается мне в грудь ладонями и принимается пинаться. — Твердолобый баран! Упрямый осел! Пропусти меня! Я с тобой никуда не поеду!

Я быстро обхватываю ее за талию и сажаю на мотоцикл. Она настойчиво отбивается. А потом взвизгивает и, поджав губу, тянется к своей ноге.

— Ч-черт! Каблук… — ударяет со злостью по глушаку. — Проклятый кусок железа!

Я смеюсь:

— А он-то здесь при чем?

— Ты прав, ни при чем! Это ты! Ты! Ты! Ты! — она скидывает босоножки, зажимает пряжки тонкими пальчиками и принимается лупить меня обувью, куда придется. — Животное!

Я прикрываюсь рукой, чтобы не получить сломанным каблуком по лицу.

Но она не делает этого. Она решительно огибает меня, достает из сумочки телефон и собирается сделать звонок, вероятно, в такси.

— Куда ты собралась? — хохотнув, спрашиваю я. — Я же сказал: я отвезу тебя сам.

И резким движением забираю у бестии телефон.

От неожиданности она оборачивается и несколько секунд смотрит мне прямо в глаза. После чего взрывается:

— Да как ты смеешь?! — И прыгает на меня, стараясь отнять то, что по праву принадлежит ей.

Но я успеваю спрятать его в карман. В передний карман своих джинсов.

— Верни телефон! Верни, я тебе говорю! — взвывает она, и я все-таки получаю по голове ее увесистыми босоножками.

— Ты с ума сошла? — отскакиваю я. — Ездишь ночью! Одна! С извращугами-таксистами! Да ты хоть знаешь, кто там работает? — не выдерживаю и вываливаю на нее всю свою искреннюю заботу. — Как тебя вообще родители отпускают?

— Да пошел ты! — в сто тысячный раз посылает меня она и, резко сменив направление, прямо босиком настропаляется в сторону Озерков.

Я смотрю ей вслед, на ее нежные пяточки, стройные ножки с тонкими голыми щиколотками, а потом задерживаюсь взглядом чуть выше. Внутри меня разом что-то переворачивается. Я не хочу ее отпускать. Не хочу, и все!

Я твой.

Я завожу мотоцикл, с лязгом срываюсь с места, нагоняю рыжую бестию на повороте и несколько сотен метров ползу с черепашьей скоростью рядом с ней.

Но она делает вид, что не замечает меня. В то время как я не свожу с нее глаз.

Н-ну, Ковбой!

— Хватит выпендриваться, — не выдерживаю я. — Садись!

На что она демонстративно отворачивается.

Маленькая стервочка!

— Так, хорошо, — я торможу на обочине, позади нее, глушу двигатель, вытаскиваю ключ из замка, соскакиваю с мотоцикла и ставлю его на подножку. — Тогда я пойду с тобой! — догоняю ее, и еще метров двести мы идем рука об руку по опустевшей дороге.

Наверно, я нагло разглядываю ее, потому что, в конце концов, она вдруг толкает меня и останавливается.

— Прекрати! Что ты делаешь?!

Я улыбаюсь:

— Иду с тобой.

— Зачем?!

— Я намерен проводить тебя. Мне не нравится, что такая куколка, как ты, возвращается домой одна! Ночью! И если ты не желаешь ехать со мной, я буду сопровождать тебя пешком.

— Упрямый баран! — хмыкает она. Но на этот раз ее обзывательство звучит без явной злобы.

— Вообще-то, меня зовут Антон.

— Ох, простите-извините, упрямый баран, Антон! — смешно корчится она и, вскользь посмотрев на меня, снова устремляется вперед.

Я кидаю ей вслед:

— Может, проявишь вежливость и тоже представишься? — Догоняю, толкаю в ответ на ее же манеру: — Или тебе нравится, когда я называю тебя Ковбоем? А, Ковбой?

Она, едва ли скрыв улыбку, возмущается:

— Чего ты ко мне прицепился?!

— Когда-нибудь ты заработаешь неприятности на свою обольстительную задницу. А я не хочу, чтобы это случилось.

— По-моему, я их уже заработала! — хмыкает она. — Из-за тебя я оказалась на улице, сломала каблук, лишилась телефона и теперь иду босиком по этому кошмарному асфальту! А ты говоришь мне о каких-то мифических неприятностях! К твоему сведению, я не собиралась ехать в такси одна! Вообще-то, в клубе я была с подругой, мы должны были вместе…

— Да? — смеясь, перебиваю ее я. — И где же твоя подруга? Почему она не выскочила за тобой? Ты и в прошлый раз возвращалась в Озерки одна. Напомню: и в позапрошлый!

— Будь проклят тот день, когда я села на твой мотоцикл!

— Благодари судьбу, что именно я подвернулся тебе под руку!

Она фыркает, хочет сострить что-то в ответ, но неловко оступается и почти падает.

— Вот черт!

Я подхватываю ее под локоть:

— Ну и долго ты будешь выпендриваться?

Она встряхивает волосами:

— Я не выпендриваюсь! — Пристально смотрит на меня, впервые изучая вот так, вдоль и поперек, и в конечном итоге соглашается: — Ладно, поехали.

Не сводя с нее глаз, я снимаю с себя куртку и протягиваю чертовке. Мне хочется самому прикрыть ее оголенные плечики, прикоснуться к нежной коже, согреть дыханием, переместится к губам… Но я довольствуюсь тем, что она мне просто улыбается: берет куртку и ныряет в рукава. Без каких-либо фокусов! И я не могу налюбоваться на нее, дикую рыжую кошечку, которая наконец-то спрятала свои коготки.