Несколько минут я следил за ними сверху, потом спустился на танцпол и встал позади, чуть в стороне. Я не сводил с нее глаз, но она не обращала на меня никакого внимания. Ее вертлявая подружка, не переставая обжиматься со своим фриковатым приятелем, напротив, пару раз взглянула на меня, вскользь, но быстро забылась, переключившись на жаркие поцелуи, и уже вскоре, обнявшись, они направились к выходу. Для чего? А для чего еще сваливают с танцпола, присосавшись друг к другу?

Почти сразу же я увидел, как прилизыш сказал ей что-то на ухо, и она рассмеялась. Ее улыбка выбила меня из колеи. Я тот час же представил, как следом за первой парочкой уходят и они, и от этого мне стало по-настоящему противно. Я не мог даже думать о том, как этот хмырь станет лапать ее в кабинке туалета, и поэтому свалил из клуба сам. Иначе… я за себя не ручаюсь!

И вот я сижу на этих долбанных порожках и жалею, что вообще приехал сюда. Перед глазами стоит одна и та же неизменная картинка, которую я нарисовал себе сам. И улыбка. Ее чертовски соблазнительная улыбка!

Я ухмыляюсь. На ум приходит примитивное прозвище «Ковбой» — ну уж извините! на что способен! — и застревает где-то на подкорке, хотя я стремлюсь сразу же выкинуть его из головы.

Поэтому вскидываюсь:

— Эй! Парень! — обращаюсь к парнишке, взбегающему по ступенькам. А потом вспоминаю, что бросил курить, и машу головой, чтобы тот продолжал идти своей дорогой.

Но меня выворачивает наизнанку. Черт! Я взрываюсь! Встаю и спешу умчать отсюда куда подальше. Я надеваю шлем, вставляю ключ, рывком нажимаю на кнопку зажигания и стартер и, стиснув зубы, уже собираюсь дать газу… как застываю на месте. Потому что снова вижу ее, Ковбоя.

С визгом она вываливается из дверей, обрушивая на качка из фейсконтроля такую брань, что я не могу не усмехнуться, и буквально пару секунд мечется из стороны в сторону. Выглядит она слегка потрепано, но ей и это идет. Ее длинные рыжие волосы волной встали у лба, отчего ее миленькая мордашка открылась мне полностью.

Я не свожу с нее глаз. И пока не понимаю, что произошло — жду, когда прилизыш выскочит следом за ней. Но ни он, ни ее подружка не спешат составить девчонке компанию. Я уже хочу соскочить с мотоцикла, чтобы… чтобы… Не знаю что! Как она оборачивается и, молниеносно оценив ситуацию, впивается в меня взглядом. А потом в мгновение ока оказывается на сидении, позади меня.

— Знаешь, где Озерки? — спрашивает она, положив руку мне на предплечье. Я киваю и слегка поворачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на нее и убедиться, что это не галлюцинации. Но она фыркает: — Че смотришь? Поехали!

Я ухмыляюсь — ну, Ковбой! — и, коротко мотнув головой, газую.

Дернувшись, мы срываемся с места, и ее руки крепким кольцом смыкаются у меня на животе, отчего под ними вспыхивает дикий огонь. Мне хочется, чтобы она прижалась ко мне всем телом и устроила настоящий пожар, но она лишь прячет от ветра свою прелестную головку за моей спиной. Черт! Я только сейчас соображаю, что она плоховато одета для подобной ночной прогулки и как ей, должно быть, холодно, поэтому поддаю газу — до Озерков минуты три, если постараться.

Мы мчим по опустевшей трассе, и звезды куполом нависают над нами. Не знаю, что она со мной делает, но я замечаю все это: темное небо с миллионом мерцающих лампочек, желтое свечение над лесополосой — так город прощается с нами — и приближающиеся огни поселка, встречающего нас с распростертыми объятиями.

— Высади меня здесь! — рычит она и колотит меня по плечу кулаком, чтобы я среагировал. Наверное, это не первая ее попытка докричаться, и я, понимая ее негодование, сразу же, но как можно аккуратнее, торможу возле третьего дома первой улицы.

Она ловко спрыгивает с мотоцикла и, слегка поеживаясь, устремляется вперед. Ее удаляющаяся стройная фигурка сводит меня с ума. Я смотрю ей вслед и не могу не улыбнуться: да-а, таким-то темпом она бы с легкостью добралась до поселка и пешком!

Хохотнув, я откидываю визор* и присвистываю:

— Эй, Ковбой! — И уже дождавшись, когда она обернется, спрашиваю: — Может, оставишь номерок? Или хотя бы поблагодаришь за услугу?

Не останавливаясь, чертовка трясет головой, отчего ее волосы, взметнувшись, каскадом рассыпаются по плечам, и вместо «спасибо» одаривает меня своей сногсшибательной улыбкой. А потом, не меняясь в лице, показывает средний палец, и, юркнув вправо, скрывается в густой тени двух смежных домов.

Весь следующий день я катаюсь по Озеркам. Ну как катаюсь? Рассекаю его вдоль и поперек, уделяя особое внимание главной центральной улице, и не успокоюсь, пока не разыщу ее, рыжую бестию! Каждый раз, когда я приближаюсь к тому месту, где мы вчера распрощались, внутри меня все вспыхивает и в дикой пляске адского пламени разжигает что-то давно уснувшее и забытое. Чертовка! Оторвать бы ей тот самый пальчик! Но ни при каких обстоятельствах я не посмел бы сделать ей больно.

Поравнявшись с двумя домами, в одном из которых она, возможно, и живет, я перевожу свой собственный вес на руки и, не позволяя мотоциклу двигаться быстрее скорости пешехода, пускаю заднее колесо в букс. Жженой покрышкой я выписываю на асфальте послание — любыми способами стараюсь выманить Ковбоя из укрытия.

— И долго ты тут гарцевать будешь? — орет на меня тетка, проходящая мимо. — Весь асфальт изгадил!

— А это ваш асфальт, что ли? — косо смотрю на нее я.

— Пылишь тут! — продолжает кудахтать она и сворачивает к кованым воротам по левую сторону. — Газон от тебя вянет!

— Да он у вас еще до меня завял! — хохотнув, отвечаю ей я. — У такой-то брюзги! И мужик, наверно, сбежал куда подальше!

— Ах, ты! — разворачивается она и кидается на меня с кулаками. — Говнюк!

Но я поддаю газу и, сорвавшись с места, оставляю брюзгу в облаке пыли. Надо же подтвердить сказанные ею слова. Быть говнюком — так до конца!

Временно оставив особо значимое место, я выезжаю на вторую, параллельную этой улицу и мчу до самого конца, не забывая вглядываться в прохожих, которые при моем приближении шарахаются с обочины к заборам. Но мне плевать — ни одно из встречных лиц не волнует меня так, как она! А Ковбоя я пока не вижу…

Со свистом остановившись возле магазина, я решаю войти внутрь и расспросить продавца: наверняка тот, кто здесь работает, знает в поселке всех.

— Ты б сначала взял чего-нибудь, — сходу перейдя на «ты», пытается флиртовать продавщица, типичная салатница неопределенного возраста. И вместо того чтобы ответить на мой несложный вопрос без ужимок, строит из себя черт знает что: — А уж потом поговорим…

Но я решаю не вступать с ней в бой, а подыграть. Поэтому улыбаюсь:

— Минералку. Ледяную. С газом.

— Подороже? — приподнимает бровь она.

— Подороже! — ухмыльнувшись, соглашаюсь я. Беру бутылку, привычным движением срываю крышку и прикладываюсь к холодному стеклу. — Ну, так что, — одним глотком опустошив почти половину, спрашиваю на ее же манеру, — знаешь такую?

— Да вообще-то я недавно тут работаю, — хлопает глазами салатница, выдавая себя за кокетку. — И особо никого здесь не знаю.

— А-а, — тяну я и с грохотом возвращаю бутылку на прилавок. — Ну ок. Спасибо за минералочку! — И твердой походкой направляюсь к выходу.

— Э! Погоди! — бросает мне в спину она. — Вернись! Ты ж не заплатил! Мне не нужны проблемы!

— А мне не нужна твоя отстойная минералка!

И уже через пару секунд расплачиваюсь с ней столбом пыли, который она наверняка оценила через окно.

Прокатившись туда и обратно по асфальтированным улицам, я съезжаю на проселочную дорогу и петляю по ней, исследуя все закоулки поселка. Озерки оказываются в разы шире, чем представлялись со стороны: их большая часть спрятана в низинах и ложбинах, заворотах и тупиках, и небольшие вереницы домов встречаются в самых неожиданных укромных местечках.

Я пролетаю через одно такое место и, минуя поворот, едва успеваю затормозить: какие-то чудилы перегородили начало улицы тремя тачками. Не знаю, что они там устроили, но выглядит это так, будто посреди дороги монголо-татары устроили сабантуй.