— Джонни, — смеется Антон и, запрокинув голову, затылком упирается в вертикальную балку-опору на входе террасы. Мне кажется, окончанием его фразы должно быть что-то вроде: «Тебе не стыдно? О чем ты думаешь?». Но он молчит. Молчит и пытливо смотрит на меня.

Похоже, это все, что он желает сказать. Или…

Я отрываюсь от приковавшей мой взгляд улыбки и наконец-то обращаю внимание на его руки. Этот находчивый прохиндей давно подцепил пальцами краешек шорт и теперь тянет штанину вверх, медленно оголяя загорелую ляжку. И именно поэтому сейчас ухмыляется, а не потому, что я себе что-то навоображала.

— Хватит осквернять папину одежду! — нарочито строго фыркаю я, стараясь не выдать своей развеселой интонации. То, как он паясничает, действительно смешно, а не оскорбительно. И уж тем более не похабно.

— Тебе не нравятся мои лысые ноги? — приподнимает бровь он и встает с порога. Распрямляется, разворачивает плечи, встряхивает волосами и, закатав шорты по самое «не хочу», делает несколько шагов вдоль балюстрады.

В этих новомодных кроссовках и старперских укороченных шароварах из плотного хлопка Антон смотрится, мягко говоря, забавно. Он комично виляет бедрами, и от его нелепого вида мне хочется расхохотаться.

Но я держусь. Держусь из последних сил.

— Ты делаешь эпиляцию?

— Я сделал ее однажды, — он снова демонстрирует мне свою идеально гладкую ляжку. И поясняет: — Метко упав в костер. — А потом, улыбнувшись от уха до уха, добавляет: — Так что теперь могу похвастаться ножкой младенца. И задом тоже.

— Нет, задом не надо! — смеюсь я и поспешно отворачиваюсь, опасаясь, что беззастенчивый наглец захочет предоставить мне доказательства. А я пока к этому точно не готова!

К тому же…

— О, у нас гости? К нам приехал «Модный приговор»? — неожиданно возле гаража появляется папа, и я на секунду теряюсь от неловкости ситуации.

Надеюсь, он не слышал наш диалог? И хотя папочка у меня самый лучший в мире, он такой понимающий и деликатный, но… В моей голове всегда найдется тысяча «но»!

Да и мама так кстати объявляется в дверях на террасе. В ее руках блюдо с печеньем и пышущий жаром чайник.

— Будем пить чай, — хмуро заключает она, окинув всех собравшихся холодным прицельным взглядом, будто предупреждает о неизбежности ситуации. И, обращаясь к папе, заполняет неловко возникшую паузу: — А это тот самый парень нашей дочери…

— Антон! — свободно улыбается «виновник торжества» и первым подает папе руку. Его нисколько не смущает компания взрослых людей и собственный вид.

Впрочем, папу все это тоже мало смущает.

— Приятно познакомиться! — добродушно кивает он и незамедлительно отвечает на жест. После чего поднимается на террасу и, легонького отодвигая меня с прохода, шепчет: — Вы опять испытывали поливалки?

— Эм… — я опускаю глаза и, мысленно смеясь, закусываю губу, — почти.

А сама судорожно соображаю: выходит, они не знакомы? Антон не разговаривал с папой, не стукачил ему на меня, не просил оставить дома?

И пока не возникло других домыслов и вопросов, решаю юркнуть вслед за мамой в дом, чтобы сбежать хотя бы на время, а заодно помочь ей с чашками и прочими принадлежностями. А когда мы, нагруженные донельзя, возвращаемся, эти двое уже сидят друг напротив друга за столом. Я слышу лишь обрывок их разговора, но уже по интонациям и выражениям лиц беседующих понимаю, что между ними завязался крепкий приятельский диалог.

— … и чем ты занимаешься?

Антон бесхитростно пожимает плечами:

— Работаю в шиномонтажке.

В шиномонтажке?

Ни за что не подумала бы! Ведь это физические нагрузки, грязная одежда и никаких причин для понтов… Признаться, я была уверена, что он лоботрясничает, как и вся стайка его дружков.

Я бросаю на Антона короткий взгляд и тут же получаю взаимный в ответ. Хм, мне нравится, что он говорит так, как есть, и не собирается приукрашивать факты с целью произвести впечатление.

Но мама, видимо, придерживается другого мнения.

— М-м, — скептически хмыкает она. — А работаешь-то где?

И мне впервые в жизни хочется заступиться за этого приставалу!

Да что такого ужасного в шиномонтажке?! Чем не работа?

— Ха! — улавливая мое настроение, распрямляется папа. — Будто в их годы можно в нормальное место пристроиться! Ты лучше вспомни, как мы с Тараканом лобовые стекла на парковках мазали, а потом за деньги прямо на месте предлагали хозяину автомобиля все отмыть…

Я зависаю с горячим чайником:

— Вот как, — смеюсь и удивляюсь проделкам папы. — А почему ты раньше о своей сомнительной карьере не рассказывал?

— Не было повода, — улыбается он. — А мама, между прочим, со своей подружкой Жанкой…

— Ой, не выдумывай! — отбрыкивается мама, не дав ему договорить.

— Ладно, ладно, — весело соглашается папа и, ловко избежав конфликтной ситуации, переводит стрелки на нас. — Расскажите лучше, как вы познакомились?

— Банально, — довольно безразлично сообщает Антон и как ни в чем ни бывало тянется за печеньем. — Это был спор.

Он намеренно выжидает пару секунд, чтобы пощекотать мои нервишки и дать мне время сложить в голове пазл к пазлу. Я сажусь с краю, выходит, что рядом с ним, и невольно напрягаюсь: этот прилипала с кем-то поспорил на меня? Ну, конечно… А с чего бы вдруг…

Вот гад!

— Ваша дочь заключила пари со своей подружкой на то, что непременно влюбит меня в себя, — нахально улыбается он и не спускает с меня глаз.

— Что-о? — фыркаю я и пинаю его под столом.

— Ну а как это называется? — мягко смеется он и продолжает смотреть на меня со всей своей нежностью, искренней и неподдельной. — Сначала ты дразнила меня, потом угощала мороженым, несколько раз просила довести тебя из клуба домой, нарочно швыряла в меня бутылками, искала везде и обязательно находила, даже звала к себе в гости на чай… — он приподнимает бровь, явно намекая на что-то большее. — Кстати, только после этого мы наконец-то познакомились. Вот здесь, на этом самом месте, на газончике.

Я не выдерживаю: хватаю с блюда печеньку и запускаю в него.

Антон снова смеется:

— Тих-тих-тих-тихо! Иначе… — он кладет на ладонь бутерброд с маслом и отводит руку назад, предупреждая меня о своих намерениях.

Я инстинктивно пригибаюсь:

— Ты этого не сделаешь!

— Кажется, сегодня нечто подобное ты уже говорила, — с теплотой в голосе ухмыляется он. — Напомнить, чем все это закончилось?

— Но ты же не собираешься… прямо здесь, за столом…

— Собираюсь! — тихонько смеется он. И я успеваю представить глаза своих родителей, если булка, жирно намазанная маслом, по его милости окажется у меня на лице.

Но этого не происходит.

Свободной рукой Антон притягивает меня за талию, легким нажимом разворачивает к себе. И целует. Целует осторожно и неторопливо, мягко и чувственно, как будто кроме меня во всем мире для него больше нет никого. И я поддаюсь. Утопаю в этих мыслях и ощущениях, я вся до остатка растворяюсь на его губах.

— Да-а, ребята, — папин голос врывается в мое затуманенное сознание. — Похоже, это любовь.

— Так, ладно. Спасибо за гостеприимство, — оказавшись наконец-то в своих, еще слегка сырых джинсах, я подхожу к Джонни, которая, как не своя, топчется у порога, и беру ее за руку, — нам пора. До свидания, — прощаюсь с ее родителями.

— В смысле, «нам пора»? — сопротивляется рыжая бестия.

— Ты забыла? — игриво веду бровью. — Еще на прошлой неделе я пообещал тебе исполнить одно из твоих тайных желаний. Думаю, стоит начать с самого жар…

Но чертовка не дает мне договорить. Она в буквальном смысле набрасывается на меня и заставляет замолчать тем самым… самым действенным способом.

Горячая маленькая штучка! Я не ожидал от нее такой прыти!