— Одиннадцать, — невпопад произносит она.

— О чем ты? Ты подготовишь список из одиннадцати новых фантазий?

— Ну-у…

— Что ты задумала?

— Одиннадцать из десяти!

— То есть… — аккуратно переспрашиваю я, боясь спугнуть ее своими догадками, — это твоя оценка по десятибалльной шкале?

Но чертовка, кажется, едва ли смущается.

— Если говорить о кувыркашках, то я действительно немного соскучилась.

— Немного?

— Да.

И мне удивительно, что она умеет сознаваться.

— Самую малость?

— Самую малость, — повторяет она.

— На одиннадцать из десяти?

— Да.

— Что? Я не расслышал, — я намеренно провоцирую ее.

— Да!

— Громче!

— Да! Да! Да!

И я, осчастливленный, улыбаюсь:

— Выходит, ты скучала по мне, Джонни?

— Да, — тихонько выдыхает она.

Ее признание врывается прямиком в мое сердце, ее вкрадчивый голос ласкает мой слух.

— Скучала больше, чем я по тебе? — смеюсь я. — Нет! Это невозможно!

— Спорим?

— У тебя есть доказательства?

— Кое-что есть, — интригует она.

— Тогда мы просто обязаны встретиться завтра.

Да будь оно проклято, это завтра! Бесконечно далекое завтра! И я готов раскрутить планету, как сумасшедшую юлу, чтобы только ускорить медлительное время.

— Чтобы покувыркаться? — хихикнув, мурлычет рыжая бестия.

— А у тебя на меня были какие-то особенные планы?

— Ну да. По возможности я хотела бы тебя поэксплуатировать: доставка прокисшего молока, подработка в «такси», чужая собака и все такое. Но раз ты соскучился по кувыркашкам…

Я представляю ее хитрющее лицо и решаю поинтересоваться:

— С каких это пор ты прислушиваешься к моим желаниям?

— С тех самых пор, когда твои желания стали совпадать с моими.

— И ты предлагаешь… завтра обойтись без прелюдий?

От ее откровенных признаний мне трудно устоять на месте.

— Почему бы и нет? — игриво отзывается она.

— Тогда я ловлю тебя на слове, Джонни! Я заеду за тобой в пять. Я помню, что ты занята до шести, но я бы подождал тебя, скоротав время за чаем в компании твоих родителей. Они же думают, что у нас любовь, поэтому я как-то должен подпитывать их впечатления. Влюбленный парень их дочери — достойное прикрытие фигни, царящей между нами. Что скажешь?

— Скажу, что я согласна и на любовь.

— Атон! Атон! А мы в палк севоня падём? — жужжит над ухом Степка вместо будильника. — Атон! Мама казала, сто падём. Падём?

Я сонно потягиваюсь:

— Раз мама сказала, значит, пойдем, — высовываю нос из-под одеяла и… вновь погружаюсь в вязкую дремоту. Но тут же сбрасываю ее с себя вместе с одеялом, потому что наконец-то включается мозг, пусть и запоздало: — Степ, а почему ты не в садике? Сколько сейчас времени?

Вскакиваю и кидаюсь из стороны в сторону: неужели так долго проспал, и уже давно пять? Но поймав на прицел стрелки настенных часов, недоуменно заваливаюсь обратно.

— Ты службу, что ли, прогулял? — интересуюсь у племянника, который с невозмутимым видом тянет меня из кровати за руку.

— А?

— Почему дома, спрашиваю?

— Патамуста с табой в палк падём.

— Антон, — заглядывает в комнату Таня, вероятно, забежавшая домой на обед. — Слышу, проснулся? Ты извини, вчера не дождались твоего возвращения, легли спать. Приходится сейчас огорошивать. Я забрала Степана из сада пораньше, чтобы тебя хотя бы этим не напрягать. Дело в том, что у нас в офисе сегодня корпоратив… Вообще-то мы не хотели идти, но Вадим узнал, что у тебя выходной, и вот… Надеюсь, не нарушаем никаких твоих планов?

Я пытаюсь сосредоточиться:

— Вроде бы нет.

Потому что могу позвонить Джонни и предупредить, что немного задержусь. Обычно рабочий день Вадима заканчивается где-то около шести — как раз моя маленькая стервочка успеет припудрить носик и подготовиться к нашей встрече.

— Ну вот и хорошо. Посидишь со Степаном?

— Да не вопрос. А пораньше вернетесь?

— Думаю, да. К десяти точно будем дома, — пожимает она плечами. — День рождения коллеги… Вряд ли надолго задержимся. Это же не Новый год.

— К десяти? — вырывается из меня. Ч-черт! Но я осаждаю себя и начинаю поспешно прокручивать в голове варианты возможной рокировки.

— Антон, что-то не так? — Похоже, признаки моего смятения написаны у меня на лице, и Таня без труда читает их. — Если тебе…

— Да все нормально.

Я прекрасно понимаю эту парочку, которая, хоть и обзавелась семьей, но не перестает нуждаться в личном пространстве. А поскольку у Степки всего лишь одна единственная бабушка, да и та далеко, я просто обязан подставить плечо ребятам. В конце концов, не так-то часто они просят меня понянчиться.

— Привет! — решив не тянуть до последнего, уже через полчаса набираю рыжей бестии, слышу ее голос и начинаю сомневаться в том, что поступаю правильно. Мне хочется немедленно сорваться, послав к лешему все, что может помешать мне увидеть ее. И обнять, прикоснуться, поцеловать. — Эй, Джонни, а ты не сойдешь с ума без меня, если я нарушу свое обещание?

— Что-о? Что за намеки? — возмущенно смеется она, и я до безумия счастлив от такой ее реакции. — Антон, ты рехнулся? Ты собираешься дать заднюю?

— Ну прости меня, — улыбаюсь ее прекрасному голосу, а сам ощущаю, как трудно мне даются любые слова, — но вечером я никак не могу, потому что…

— А сейчас можешь? — перебивает меня решительно настроенная стервочка.

Я оборачиваюсь и смотрю на Степку, как тот в предвкушении скитается по моей комнате. И поджимаю губу:

— Прости, Джонни…

— Нет? — удивляется она. — В чем дело, Антон? Что за…

— На мне ответственность за племянника, я не смогу приехать к тебе. Он еще мал оставаться один даже на такое короткое время, за которое я бы мог смотаться в Озерки и обратно, чтобы привезти тебя сюда.

— Я поняла, — шутя, укоряет меня чертовка, — ты хочешь заманить меня в свое питекантропное логово?

И я, представив этот идеальный вариант, еще больше злюсь на себя: вот если бы не спал так долго, действительно, успел бы сгонять за ней, пока Таня не ушла.

Я прикрываю глаза на мгновение и с тяжестью выдыхаю:

— Не знаю, как ты, а я уже схожу с ума без тебя, Джонни.

— Эй! Хватит разводить меня нагляцким образом! — хохочет она. — Актеришка ты никудышный! Скажи еще, что вывел на прогулку целый детсад…

Я бросаю взгляд на часы и измаянного бездельем Степку, безмолвно киваю ему, чтобы шел следом за мной, и, сняв с полки его микроскопические кроссовки, по-доброму усмехаюсь в ответ:

— Пока еще нет. Но ты угадала, мы как раз собираемся в парк. Качели, карусели, сладкая вата… — И коротко взглянув на мелкого, пыхтя, расправляющегося с обувью, слегка понижаю голос: — Правда, не такая сладкая, как ты.

— Не думай, что я куплюсь на этот ванильный развод! — смеется рыжая бестия. — В парк собираетесь, говоришь? Ну, хорошо. Я как раз тут, недалеко, у Олега.

— Та-ак. Я не понял, — меня будто простреливает. — И что за Олег?

Чертовка изводит меня:

— Племянник!

— Какой, твою мать, племянник? — хохотнув, прикрываю я глупую ревностью. — Давай, рассказывай! — А потом смещаю акцент на другое и до меня вдруг доходит… — Джонни! Плутовка, — расплываюсь в улыбке я, — то есть ты в городе?

Наклоняюсь, чтобы помочь с кроссовками Степке, а сам еле сдерживаю в себе рвущуюся наружу радость.

— Да! — показушно ворчит она. — Хотела сделать тебе сюрприз, но ты умеешь обламывать.

— А-а, — смеясь, тараню плечом пацана и предлагаю ему, уже обутому, забраться мне на спину. — Так это в корень меняет проблему! Давай встретимся в парке!

— Думаешь, я желаю увидеть тебя с твоей, — лукаво мурлычет она, — племянницей?

Тогда я отстраняю от уха телефон, одной рукой подсаживаю мелкого повыше и прошу его сказать погромче кое-что важное. Но тот морщит лоб и тупит в силу своего возраста.

— Сто?… Сто?… — обнимая меня за шею, вроде бы даже стесняется. — Ты кутял? Мне казать, ты кутял? — И немного подумав, оглушительно добавляет: — Я тозе по тебе кутял, Атон!