А когда отложили засов и вывалились на двор…

– Соскучилась? – с издёвкой осведомился Кеннер сын князя Кендульфа из Кенна-Дикого леса.

Он сидел на выставленной напротив бани лавке и что-то лакал из огромной деревянной кружки. Ринда даже оглядываться не стала: и без того понятно, что баню обложили со всем старанием. Уж больно добыча прыткая – читалось в насмешливо сощуренных глазах женишка.

А вот на стоящих у крыльца хозяев Ринда глянуть не преминула: многозначительно да многообещающе. С деда, как с гуся вода. Зато умилительная супружница испугалась и попятилась за спину мужа.

– Дурить не советую, – покачал головой Кеннер. – Взбрыкнёшь, твоё чучело заморское тотчас прикончат. А ты её любишь, – неожиданно уважительно изрёк бездушный ублюдок. – Так что…

– Меньше болтай, – холодно продолжила Ринда. – Не к лицу тебе повадки трусливых брехунов.

– Точно, – ничуть не обиделся женишок.

Отставил на лавку свою бадейку, поднялся и подошёл к не в меру резвой невестушке. Навис, как это у него водится, и заглянул в глаза: цепко, испытующе.

– Где подарки? – задрав голову, нахально осведомилась невеста.

– Так, дарил уже, – деланно удивился Кеннер и…

Покосился на крыльцо. Хмыкнул и уточнил:

– Желаешь хозяев своих продажных прикончить? В подарочек себе.

Бабушка Проска взвизгнула и ломанулась в дом. Дед смертельно побледнел, но на месте устоял.

– Догадалась, что они весточку в город послали? – продолжал веселиться Кеннер. – Так чего же в баню полезла. Чего в бега не ударилась? Хотя, мне это лишь на руку. А хозяева…, – нарочито зловеще протянул паршивец. – Так для собственной жены мне ничего не жалко. Скажи слово, и вырежем весь хутор. Оно и лучше: не станут болтать. 

Злости к тупым продажным крестьянам никакой – прислушалась к себе Ринда. Толку их убивать, когда дело сделано – раньше нужно было.

– Пусть живут, – брезгливо процедила она. – Надеюсь, ты не собираешься их награждать за донос?

– Обойдутся, – столь же брезгливо бросил он. – Ну что, двинули? Жёнушка, – от души зловеще ласково прогудел женишок. – Домой пора. Княжить.

За бока не хватали, по рукам-ногам не вязали, на седло кулём не сваливали. Чем несказанно удивили. Видать, Кеннер не желает ронять честь княжьего имени перед воинами – только и пришло на ум правдоподобное объяснение.

Он махнул рукой, и к бане вывели коня для его будущей княгини. Остановили шагах в двадцати от бани, дескать, не тяни, побегушница синегорская, садись, коль поймали. Ринда цапнула за руку с виду безвольную Аки. Пошла, было, к коню, и рядом тут же оказался воин с лисьей мордой да бегающими глазками. Попытался оттереть чучелку, и Ринда без разговоров ткнула ему в лицо ножом. Увернулся подлец – а как иначе – и синегорская змеища во всеуслышание заявила:

– Тронете её, горло себе порежу!

Знает она их волчьи повадки – не на сеновале родилась. Усадят Аки в чужое седло, да и пристроят на задворках конного строя. А там тишком, да в сторонке от княжны умыкнут: ищи её свищи. Могут и прирезать с глаз подальше: давно распознали, кто их товарищей прикончил. Зуб точат на заморскую тварину.

– Кому она нужна? – попытался замазать глаза едкой насмешкой Кеннер.

– Избавь меня от пустого вранья! – зло прокаркала Ринда, отступая к самой бане. – Я сказала, ты услышал! Доказывай потом, что не самолично меня прирезал. Кто поверит?

– Взяла за кадык, – вынужденно признал Кеннер.

Будь он ему женой, никто бы слова не сказал против его самоуправства: мужик в своём праве. А вот невесту должен доставить тихо, чтобы волос с её головы не упал. Никто не станет доискиваться доказательств её самоубийства: обвинят того, кто не доглядел. Пока на её поясе ножи, рисковать не станут – знала Ринда, что у неё ещё осталось для самозащиты. А вот потом подловят, отнимут и скрутят в бараний рог – в этом она ничуточки не сомневалась. С воинами ей не тягаться. Но сколько получится, она будет настороже.

– Пустите ко мне коня! – приказала синегорская змеища, шипя и сверкая презрительным взглядом.

– Страшна! – ответил презрительной же насмешкой Кеннер, но отступил. – Не обосраться бы с перепуга.

Вокруг дружно заржали: громко, нарочито напоказ, желая смутить оборзевшую девку. Нашли, чем в краску вогнать – отскакивали насмешки от каменного личика княжны. Холопы – сияло в её глазах непререкаемым пренебрежением к их потугам. И подлинного веселья не получилось. Первыми позатыкались те, кто видел её лицо, а после и остальные, почуяв неладное.

– Умеешь, – не постеснялся признать Кеннер, отобрав поводья выводимого к бане коня.

Подвёл собственноручно – не погнушался. На Аки даже не глянул, спросил с деланным почтением:

– Стремя придержать?

– Лучше язык свой придержи, – тихо процедила Ринда. – Всё, что сейчас сгоряча брякнешь, потом чем угодно отзовётся.

– Угрожаешь? – с неприкрытым удовольствием уточнил женишок.

– Брось, – досадливо поморщилась она. – С какой стати? Ты мне вроде не навязывался. Под чужую дудку пляшешь. Как и меня норовят заставить, – честно ответила княжна гневно сверкнувшим глазам княжича. – Зря. Это не упрёк, не насмешка. Я ничем тебя не лучше. Просто у тебя есть отец, которому ты подчинился. Знать, князь Кендульф того стоит. А я сирота, – не удержалась Ринда от едкого напоминания. – Мне подчиняться чужим людям не резон. Не обессудь.

– Чужим – это мне? – скривился в усмешке Кеннер. – Что-то я никак в толк не возьму: ты от женитьбы бегаешь, или от меня?

– От женитьбы. Ты или другой – мне без разницы.

– Не знаю, как другой, а от меня не убежишь, – почти равнодушно предупредил он. – Занятно, конечно, поохотиться на двуногую дичь. Да ещё такую пронырливую, – покосился бывалый охотник на Аки.

– Не угадал, – буркнула та.

– Значит, все ваши выверты твоя заслуга, – правильно понял Кеннер, окинув невесту непонятным взглядом. – Пожалуй, тебя и вправду угораздит меня прикончить. На цепь тебя посадить, что ли?

– В землю закопай, – устало выдохнула Ринда, глядя мимо изгаляющегося охотника, настигнувшего дичь так красиво. – И поливать не забывай.

– Зачем? – не понял он.

– Глядишь, оттуда твой наследник и проклюнется. Наследник ведь тебе нужен.

Он заржал. Не нарочито, не презрительно – от души, как смеются над доброй шуткой.

– Ты редкостная стерва, – отсмеявшись, похвалил Ринду жених. – С тобой не соскучишься.

– Ты ещё влюбись в меня, – поморщилась она.

– Кто знает, – задумчиво пробормотал Кеннер. – Кто знает.

– Хватит! – аж перекосило далёкую от трепетных чувств невесту. – Я устала. Отойди от коня. Я последую за тобой, но твои люди не должны приближаться ко мне ближе, чем на десять шагов.

– Думаешь, тебе хватит зарезаться без помех? – нарочито заботливо уточнил Кеннер.

Хмыкнул и потопал к своему коню, так и не отдав распоряжений насчёт наглых требований пленницы. Но знак, видимо, подал: воины, окружившие княжну с её зверушкой, держались в небольшом удалении. Зато уж и подпёрли ретивых девиц со всех сторон: вскачь не сорвёшься.

– Побежим? – первым делом спросила Аки, оказавшись за спиной подруги.

– Непременно. Не пойму, чего Кеннер добивается, но жениться намерен твёрдо. Его намёкам, что мне после этого не поздоровится, можно верить. И на себе это испытать не рвусь. Чучелка, нам бы хоть засть золота из торбы вытащить, да на себе пристроить. Потихоньку от чужих глаз. Получится?

– Со всех сторлон пялятся, – проворчала та. – Прлиметят.

– Подгадать бы подходящий момент, – досадливо пробормотала Ринда, стараясь не коситься на сторожей, дабы не насторожить тех понапрасну.

Но до самого города подгадать тот распроклятый момент так и не удалось: с них не спускали глаз.

Борня, как и ожидалось, была скорей не городом, а одной большой крепостью, за стенами которой селиться не разрешали. При виде возглавлявшего малую дружину Кеннера из Кенна-Дикого леса стража у ворот перекосилась рожами, но вытянулась в струнку. Сборщик въездной пошлины даже не пытался соваться к этому упырю: прозвище Свирепый зазря не раздают.