– Ничего себе!

– Да-да! Но, к счастью, власти аэропорта в Вильяэрмосе приняли правильное решение доставить чемодан на машине. К вечеру русский получил свой чемодан. Но радость омрачилась тем, что вещи оказались в полном беспорядке. Я успокоил Игоря, объяснив, что вещи часто обыскивают в поисках наркотиков. Он понимал это. Однако он рассказал, что в Мехико остановился в солидном дорогом отеле, где служба безопасности должна быть на уровне. Вернувшись с прогулки по столице, он обнаружил, что в номере кто-то побывал. Вещи оказались перевернуты и разбросаны, взломан гостиничный сейф, которым он чудом не воспользовался.

– Боже!

– Я опять поспешил успокоить его, что подобное случается в Мексике, как и в любой другой стране. И все же он предложил, чтобы мы останавливались в дешевых незаметных отелях как простые небогатые люди, с которых нечего взять. Тогда я не знал, что именно он опасался потерять. Я даже сначала загрустил, что мне попался капризный богатый человек, мнительный и с причудами. Тем не менее жизнь показала, что его опасения не напрасны.

Марина слушала затаив дыхание. Внезапно зазвучало объявление, что самолет снижается и скоро прибудет в город Мехико, столицу Мексики.

– Скорее смотрите в окно, – неожиданно призвал ее Гарсия.

– А как же ваша история? – разочарованно спросила она, изнывая от любопытства.

Но он только отмахнулся:

– Потом дорасскажу. Смотрите! Мехико с воздуха потрясает! Не пропустите!

Томина прильнула к иллюминатору. В легкой утренней дымке далеко внизу неясно замаячил город. Самолет плавно разворачивался в воздухе, облетая город по окружности. Луч солнца вдруг преломился в двойном стекле иллюминатора. Марина на секунду зажмурилась. Открыв глаза, она обомлела, не увидев ни толстого стекла окна, ни корпуса самолета.

Я парю над огромным озером. Неровные нечеткие очертания его берегов окаймляются пологими холмами. Тесно толпятся они, наскакивая друг на друга и толкаясь в стремлении подобраться поближе к воде. Два холма тянутся к солнцу и выделяются своими размерами среди собратьев. Из надломанного острия вершины одного из них струится светлый дымок, ускользая ввысь. Плоская спокойная неровность вершины второй горы напоминает очертания огромного спящего великана. Иные холмы одинокими островами удивленно выглядывают из водной глади, недоумевая, как их туда занесло. Светло-голубая поверхность воды на солнце отливает то золотистыми, то серебристыми потертостями. Все ниже полет, и я чувствую, как надвигается эта невероятная цепь озер причудливой формы. Я начинаю различать каменистую поверхность холмов. И уже просматриваются огромные валуны, то там, то сям разбросанные по берегам. Скудная растительность редкими сгустками грязно-зеленых жестких кустов топорщится на окрестных холмах.

И теперь лечу совсем низко, вровень с парящими над землей птицами. Посреди водной глади одного из просторных карманов озера раскинулся большой остров. Пологие холмы, составляющие его тело, мягкими фалдами сползают в воду. В самом его сердце высится скала, где обосновался огромный кактуснопаль. Он горделиво разметал свои овальные зеленые ростки. Его обильные колючки надежно оберегают покой нежных ярко-розовых цветов.

– Смотрите, смотрите! – возбужденно приговаривал Леонардо, наклонившись через Маринино плечо к иллюминатору.

Он давно заметил, что девушка не реагирует ни на его слова, ни на дружеское похлопывание по спине. Казалось, она остолбенела и душа ее находится где-то далеко. Он не настаивал, настолько завораживал Мехико с высоты птичьего полета тех, кто видел его впервые. Огромный, бескрайний город с ровными квадратами кварталов распластался в долине возле двух знаменитых вулканов. Над снежной вершиной Попокатепетля слегка курился невинный дымок, скрывая грозную мощь вулкана. «Спящая красавица» Истаксиуатль, словно прозрачной невесомой вуалью, была покрыта тончайшим слоем снега. Город переполз через высокие холмы и разбросался урбанистическими мазками по их склонам. Вся эта мегаполисная грандиозность импрессионистски притушевывалась чуть заметной мглистой завесой, сглаживая резкость линий городских магистралей и улиц, угловатость построек, размывая пестроту красок с преобладанием охры.

Самолет шел на снижение, и начали вырисовываться очертания монументальных соборов, стеклянных небоскребов, отливавших на солнце ртутным зеркальным блеском, зеленые оазисы парков и скверов и голубые колодцы озер и прудов.

– Разве не чудо? – с гордостью спрашивал Леонардо Гарсия. – Это Мехико!

Упорное молчание Томиной он приписал ее восхищению представшим перед ней зрелищем.

Я вперила взор в удивительный кактус и неожиданно тихонько охнула. Тонкий ручеек засеребрился вокруг скалы. Его течение чешуйчатым отсветом искрится на солнце. Неожиданно ручей начинает втекать прямо на отвесную поверхность утеса, противореча всем законам притяжения. Вскоре он полностью покинул землю и всем своим течением протянулся вверх по камню, пока не достиг сени под нопалем. И только тогда я распознала в этой блестящей ленте огромную змею, свернувшуюся переливами колец вокруг кактуса. Солнце играет на ее теле, и немыслимый ореол лучей рассеялся по всей окрестности, преломляясь в озерной глади, так что солнечные зайчики отскакивают и прыгают по всей поверхности озера.

Проследив взглядом далеко за одним из солнечных бликов, я стала свидетелем его перевоплощения. Сначала он светлой мерцающей дорожкой простерся до самого солнца, на секунду пригрелся на груди у светила и оттолкнулся от него уже маленькой темной стрелой, скатившейся к дальнему пределу озера по им же прочерченному световому следу. Темная точка застывает над водой и начинает стремительно увеличиваться, и я осознаю, что она движется прямо на меня. Я зажмурилась, ожидая столкновения. Удара не случилось. Я лишь ощутила на себе воздушное прикосновение, будто дуновение ветра, и снова широко распахнула глаза.

Прямо подо мной парит гигантский бурый орел. Он будто завис над озером. Кажется, он положил раскинутые крылья на твердь воздуха и покорился его течению. Поток со стремительной скоростью уносит его дальше и дальше. Плотная тень, скользящая по воде, повторяет траекторию его полета. Он обводит невидимой линией очертания побережья по внутреннему периметру. Он уже так далеко, что почти растаял, затерявшись в белесых хлопьях облаков. Но вдруг гордая птица возникает снова. Орел решительно развернулся над дальним рукавом озерной глади и летит обратно, с легкостью и непокорством преодолевая сопротивление воздуха. Он словно обрисовывает ареал своих владений. Теперь он приступил к внимательному прочесыванию каждой пяди воздушного пространства, методично сужая круг облета озера. Невидимая линия его траектории складывается в упругую спираль.

Наконец, он поравнялся с утесом, на секунду застыл в полете и камнем устремляется вниз. Через мгновение он снова взмывает в воздух и аккуратно пикирует прямо на огромный нопаль. Хищник некоторое время устраивается удобнее, все еще держа крылья в полуразмахе. Наконец он прочно воссел на кактусе и, презрев колючки, вонзает когти одной ноги в его мясистую подушку. В клюве он сжимает горло огромной змеи, второй ногой помогая удерживать извивающийся толстый канат ее тела.

Орел внезапно рывком расправляет крылья. И каждый их мощный взмах тревожит озерную поверхность. Мелкие волны торопливо засеменили по воде, складываясь в стройные круги, множась и разбегаясь. Очертания острова затуманиваются. Озерное зеркало тает. У меня немного закружилась голова. Я прикрыла глаза и услышала:

– Это Теночтитлан!

Марина снова посмотрела в иллюминатор. Самолет уже шел на посадку. Совсем близко замелькали запруженные автомобилями магистрали, активные людные улицы, сгрудившиеся низкие дома.

– Это Теночтитлан! Это Мехико! – словно заклинание, приговаривал ее сосед, археолог Леонардо Гарсия.