И тут случилось непонятное. Сразу после этих ее слов. Время летело, машина старательно ехала, но километры не двигались. Бесплатный горный серпантин скрупулезно и с любовью обнимал каждую гору, скалу или холм. Томина начала инстинктивно прижиматься к горам и вздрагивала каждый раз, когда из-за поворота неожиданно выпрыгивало встречное авто.

– Ты же едешь почти по встречке. Что ты прилипла к горам? – подтрунивал Александр.

– Пассажира берегу, чтобы он не висел над бездной, – невесело огрызнулась девушка.

Редкий участок прямой дороги позволил Томиной разогнаться до восьмидесяти километров в час, как вдруг Беловежский завопил:

– Топе!!!

Марина вовремя вжала ногу в пол, тормоза сработали, и машина неуклюже перевалилась через «лежачего полицейского».

– Это поселок.

– Я уже поняла. Только чуть быстрее поехала, и на тебе – топе, топе, топе, – сокрушалась девушка. – А это что еще за знак? Что такое peatones?

– Пешеходы. Знак: «Внимание, пешеходы!». Чтоб ты знала, зачем тут топе бесконечные.

– Ясно. Питоны, значит. Многовато питонов на такую маленькую деревушку, – сетовала Марина. – Штук восемь топе уже попалось!

Через некоторое время им удалось покормить своего верного «железного» или, скорее, «пластикового» коня. К их величайшему удивлению, эта заправка в забытом богом, затерянном в горах местечке отличалась ухоженностью и клумбами с обилием цветов. Но что потрясло до глубины их русской души, так это чистый туалет. Мужской и женский отдельно, на несколько персон каждый. Там в наличии имелись туалетная бумага, жидкое мыло, бумажные полотенца и поразительная официальная табличка, оповещавшая о необходимости мыть руки после того как. К туалету прилагалась уборщица, которая сразу после их выхода засуетилась.

Призаправочное кафе только строилось – видимо, заправка возникла здесь недавно. Однако на другой стороне дороги к телу горы прижималось неказистое строение. Кустарная надпись гласила «Ресторан». Выбора у них не было. Последний прием пищи состоялся рано утром в хостеле, не считая чипсов, скрашивавших их мотание по серпантину. Казалось, с утра прошла вечность: столько впечатлений они впитали за день.

Помещение этого так называемого ресторана оказалось бедноватым, но чистым. Простые квадратные столики покрыты бумажными скатертями. Навстречу вышла приятная невысокая молодая женщина, смуглая, с индейской внешностью, с уложенными в косу иссиня-черными волосами. Поверх национальной теуаны[37] повязан расшитый яркими узорами передник.

Когда заказ был сделан и хозяйка ушла его выполнять, Марина проводила ее отрешенным взглядом и какое-то время так и сидела, задумавшись о чем-то своем.

– Что опять? – как-то странно сформулировал свой вопрос Беловежский.

– Это она, – прошептала девушка.

– Кто она?

– Тонанцин, та женщина из Ягула.

Саша открыл было рот, чтобы возмутиться, но Марина затараторила, не дав ему пожалеть потом о сказанном, и взахлеб поведала об услышанном на утесе Ягула. Конечно, ей все это померещилось. Звездное небо и Койолшауки – плод ее воображения, не говоря о змеях на юбке и о Деве Гваделупской. Она слышала раньше, что непорочное зачатие одной из ипостасей Тонанцин, богини Коатликуэ, той, что породила звезды и Уицилопочтли, позволяло мексиканцам в христианской традиции отождествлять ее с Девой Гваделупской, главной мексиканской католической Богоматерью. Там на скале сработало ее подсознание.

– Прикинь, я словно это видела своими глазами, – завершила Марина свой рассказ.

– Наверно, ты очень впечатлительная девушка, – заметил он. – И, по-твоему, эта хозяйка – та же самая женщина, перенесшаяся сюда, за тридевять земель от Ягула, на метле?

– На чем она перенеслась, не знаю. Но прямо одно лицо.

– Она же богиня! – съерничал Александр. – А боги все могут.

– Наверно, она просто очень похожа. Мексиканки вообще чем-то похожи между собой. И все-таки ты не веришь в чудеса?

– Нет. Я верю в факты. Та Тонанцин рассказывала нам о рисунках, называла даты. Это факты.

– Да, но, если ты помнишь, называя даты, она оговаривалась, «по вашему летоисчислению».

– Не удивительно. Индейцы, возможно, до сих пор используют свою календарную систему, – парировал Александр. – Я знаком, например, с системой летоисчисления у майя.

Томина решила больше не спорить.

– Расскажи мне про календарь майя, – перевела она разговор, но не удержалась и съязвила: – Только факты.

Саша пропустил фразу мимо ушей:

– Обязательно. Но это сложная тема, а нам уже несут еду.

Появилась Тонанцин-2 с дымящимися тарелками, которые она ловко держала в одной руке. Во второй она несла плошку с небольшим тряпичным свертком. «Тортильи», – догадалась Марина. Женщина, приятно улыбаясь, обслужила единственных клиентов и пожелала им приятного аппетита.

– Ваше имя Тонанцин? – обратился вдруг к ней Александр с улыбкой.

Она секунду молчала, потом широко улыбнулась (Марина потом уверяла, что загадочно, а Саша спорил, что дружелюбно) и медленно проговорила:

– Нет. Я не Тонанцин. Тонанцин звали мою мать. Почему вы спросили?

– Вы похожи на нее, – брякнула Марина.

– Все женщины-матери похожи на нее, – ласково проговорила хозяйка. – Вам что-нибудь еще нужно?

– Нет. Спасибо. Все очень вкусно, – вежливо ответила Марина.

Хозяйка ушла.

В этой бедной лачуге с гордым названием «ресторан» и загадочной обаятельной хозяйкой они ели необыкновенно вкусное мясо с традиционной коричневой фасолью и рисом. И это была пища богов!

– И что у нас получается? – спросил Беловежский. Они сидели в машине и разглядывали атлас. И сам себе ответил: – А то, что за два часа мы проехали всего ничего. Если учесть, что до Тустлы мы собирались добраться засветло, то это совсем негусто. Нам еще около четырехсот километров.

– No way![38] – расстроилась Марина. – Поехали, куда доедем. Тут нам указатели упорно тюхают какой-то Те… Теу…

– Теуантепек, – подхватил Саша. – Пожалуй, единственная более или менее реальная цель. Не огорчайся. Жизнь всегда вносит свои коррективы. Man proposes, God disposes[39].

Девушка посмотрела на Беловежского. «А все-таки он прикольный, хоть и зануда иногда», – мелькнуло у нее в голове.

Она улыбнулась, завела мотор, решительно положила руки на руль:

– Что ж, перезагрузка операции «Рута майя, или В поисках конца света».

– И все же лучше – операция «Рута майя, или Конец света отменяется»! – поправил Беловежский.

– Почему отменяется? Майя же предсказали конец света в 2012 году?

Беловежский издал нечленораздельный звук, в котором слышалось усталое возмущение.

– Ах да, ты же майя занимаешься, – воскликнула Марина. – И что, не настанет конец света?

– Не-а, конца света не будет!

– Почему? Откуда тогда ноги растут?

– Давай так. Вот лично ты что слышала о предсказании майя?

После секундного размышления Марина произнесла:

– Свой календарь майя довели до 2012 года. Это означает, что дальше апокалипсис и всякие ужасы.

– Так я и знал! – взвыл Александр. – И что ты считаешь календарем майя? Ту круглую плиту с мордой посередине?

– Обижаешь. Это ацтекский алтарь!

– Откуда ты знаешь?

– Я умею читать! – огрызнулась Марина.

Саша засмеялся, оценив шутку.

– Вообще-то я это давно знаю. Я все-таки Мексикой занималась. К тому же в Мехико я заглянула в Музей антропологии и лично познакомилась с этим кругляшком.

– Ладно, и на том спасибо, – примирительно сказал Саша. – Но запомни, никакой календарь у майя не обрывается в декабре 2012 года. Календарь – это вообще не то, что можно повесить на стену. Календарь – это система летоисчисления.

– Не держи меня за дуру. Я это понимаю, – обиделась Томина. – И какая же у майя была система летоисчисления?