Вопрос ввел Итона в недоумение. Он хлопал ресницами, чуть приподняв брови от удивления.

– Что я о тебе думаю? – переспросил неуверенно. – Что ты – хороший человек. Заботливый, веселый и способный. Многое умеешь и пытаешься везде преуспеть. Кучу интересного знаешь, про тех же знаменитостей и историю. Преподаватели тебя любят, а меня они любят благодаря тебе. Потому, что мы всегда вместе. Прям как две почки. А, стой, у некоторых людей одна почка… Или вообще три. Так, ладно, я отвлекся… Ты милый и понимающий. С тобой интересно разговаривать, как и молчать. Ну, просто… Иначе я бы не влюбился.

Отголоски неона перекатывались по коже Лима, будто разводы от поверхности воды. Он забирал каждую букву, которую произносил Маркус, каждая реплика имела вес золота. Искренность будоражила, пробиралась под эпидермис и выжигала следы.

– Я правда для тебя особенный? – тональность Хвана упала, вобрала в себя тишину дремлющих душ.

– Да.

Что-то поменялось. Может, дело было в вывеске, что перестала мерцать. Или из-за сквозняка, который прокрался мимо занавесок. Наверно, цветы в их комнате пахли слишком сильно, вот потому у Хвана и идет голова кругом. И дышать тяжело тоже по их вине.

– Закроешь глаза?

– Зачем?

– Пожалуйста.

Маркус хмыкнул, но все же поступил, как его просили. Матрас продавился под чужим весом. Маркус ожидал чего угодно, даже пощечины, но никак не легкого касания губ. Осторожное, словно взмах крылышек бабочки. Почти невесомое, но значимое. Потом еще одно, более продолжительное, но по-прежнему нежное. Маркус плавно поднял веки. На него смотрели радужки, полные испуга и переживаний.

– Я не понимаю, что делаю, – Лим был настолько близко к Маркусу, что ощущал его дыхание.

– Но тебе нравится?

– Да.

– Тогда, все в порядке.

Маркус притянул Хвана ближе, чуть наклоняя чужую голову вбок. Он был настолько поражен, что не верил в происходящее; боялся, что такой Хван исчезнет как туман. Но Лим не отстранялся, отвечал на поцелуй, желая продлить действо. Маркус обнял его, крепко прижимая к себе. Лим не пропал. Они переоделись и забрались под одеяло. Кровать слишком узкая для двоих, но нет ничего невозможного. Дружба не сломалась. Напротив – обросла новыми лепестками. Хван и Маркус будто упали в море из хлопка; нашли крошечный остров вдали от всех. Они уснули под утро, но согревающие чувства наполнили сны умиротворением.

эра распустившегося цветка

Банкет выдался на славу. Ампир блистал, кичился богатствами и дорогим алкоголем. На таких пиршествах всегда подавали маленькие порции закусок. Не для того, чтобы наесться, а чтобы попробовать, да и всего-то. Заходя в зал, наполненный людьми, Хван незаметно стянул кольцо и положил его в задний карман темно-серых брюк. Он поправил кружевной воротник белой рубашки и провел пятерней по волосам, убедившись в укладке. Все совершенно, не считая того, что он споткнулся за дверью и чуть не впечатался в древесину лицом. Но перед публикой Хван был идеальным. Он неторопливо пересекал зал, пока броги в шахматной расцветке стучали по кафелю. Ему сказали выглядеть сдержанно, но изысканно. Потому ничего яркого, не считая глаз, подведенных каялом цвета нефти. Хван заметил цель, что стояла у дальней стойки. Лим поднял с подноса бокал белого вина, пока официант проходил мимо, как ни в чем не бывало. Ногтевые пластины переливались как бензин, разлитый на ночные небеса. Лим не изменял себе – авангард нравился ему чуть больше других направлений в искусстве.

– Добрый вечер, – Хван остановился рядом с пареньком, – Айзек?

Незнакомец дрогнул. Он выглядел, словно напуганный щенок: большие глаза с густыми ресницами, в которых перекатывались блики от освещения. Его строгий костюм совершенно не сочетался с мимикой. Перед Хваном стоял сын основателя одной громкой фирмы. Саманта стремилась контролировать все, что находилось в зоне ее территории. Аристократы являлись лакомым кусочком – другие банды старались перетащить магнатов на свои стороны. А чтобы этого не случилось, королева синдиката посылала своих людей для слежки. Иногда очевидной, иногда под прикрытием.

– Да… Айзек…

– Я – твой компаньон на сегодняшний вечер, – Хван немного отпил из емкости. – Мы проведем время вместе, поговорим и посидим на мягком диване. Большего не жди. Руки не распускай. Если тронешь за коленку – убью тебя. Положишь ладонь на талию – убью тебя. Коснёшься волос – я, – он обратился к парню, чтобы тот продолжил его мысль.

– … Убьешь меня.

– Рад, что мы договорились.

Им всегда выдавали клиентскую базу: с кем как говорить, насколько далеко заходить и какие темы не затрагивать. Были персоны, под которых нужно стелиться в обязательном порядке, а появлялись и те, с кем манера общения более открыта и резка. С Айзеком не стоило мелочиться – со словами Саманты никто не спорил.

В том заключалась работа хостов. Их называли мужчины-кеймо. Говоря иначе – эмоциональное обслуживание за купюры, и занимались этим в огромном большинстве своем женщины. История кеймо началась в Инферии: леди проводили чайные церемонии, пели и танцевали, в целом – развлекали гостей. Представительницы этой профессии загадочные, утонченные и обладающие манерами. Кеймо-мужчины существовали и раньше, появились в древнюю эпоху, а потом перескочили в двадцать первый век в образе хостов. В мире кеймо было много странностей. Например покраска зубов в черный цвет; или белый порошок, что наносили на лицо, в состав включался свинец – ядовитый элемент. Кеймо часто путают с проститутками, однако последних называли иначе – оймо. Кеймо отличались образованностью и умом – им разрешалось вести беседы с мужчинами на равных, в отличии от покорных жен. В современном мире услуга стоит примерно как оплата съемной квартиры на месяц. Люди готовы тратить немыслимые суммы за похожих на искусство – формы совершенства.

Айзек был непростым клиентом. Он как облако, запуганное грозами и торнадо. Смотрел на Хвана, сидящего с прямой спиной, словно боялся его. В этом и весь смысл. Лиму заплатили, чтобы тот пугал его и заставлял трястись от ужаса. Фетиши некоторых людей слишком странные. Парень оказался младше Хвана на несколько лет, едва совершеннолетие отпраздновал. Ему нравились властные и грузные, непробиваемые и неприступные. Сила притягивала его. Шушукаясь между собой, пока смотрели его досье, работницы кабаре предположили, что мальчику не хватило внимания отца в детстве, и теперь, когда вырос, начал искать себе нового «папочку». Он оседал как иней под взглядом хоста – ледяным и проницательным.

Вино допито, реплики закончились, как и время. Перед уходом Хван решил заказать воды – жажда замучила. Он облокотился на стойку, ожидая бармена. Одна девушка, которая заприметила его еще на входе, медленно подкрадывалась. Ей нужен вовсе не хост, а то, что он положил в карман. Золотое украшение увенчал инкрустированный александрит: камень имел свойство меня цвета. При дневном свете переливался зеленым, голубым и оливковым; при искусственных лампах сиял малиновым, пурпурным и фиолетовым. Маленькая крошка, вплавленная в металл, стоила больше десяти тысяч молли. Кольцо так и манило, чтобы его украсть. Ломбард уже скулил о желании получить новое сокровище. Ее пальцы ловко заползли под кусочек ткани и за долю секунды вынули украшение. Девушка сжала пястье и удалилась, улыбаясь. Деньги почти на ее банковском счете.

Однако когда она была уверена в своем успехе, что-то коснулось ее предплечья. Нечто легкое, будто нежная ткань пеньюара, медленно ползла вверх. Минуя ключицу, тонкую и чувствительную кожу шеи, пальцы накрыли горло. Не сжимали, просто предупреждали. Хван склонился к ее уху, почти касаясь ракушки губами, и прошептал: