– Мы очень заинтересовали вон тот столик. По-моему, они выбирают, кто кому достанется.

– Я не хочу никому доставаться!

– Тебя никто и не просит, сиди себе и смотри, как надо управляться с кадрами, – ответила она и шаловливо подмигнула одному из выбранных ею соседей.

Он тут же поднялся, подошел к нам, поздоровался. Ася произнесла пару дежурных фраз. Когда он отошёл, я почти возмущённо спросила её:

– Неужели мужчины не видят, что ты не искренна и откровенно водишь их за нос?

– Как же они увидят, у них в такие моменты вместо глаз сама знаешь что. И потом, дорогая, я всегда искренна, просто моя искренность недолговечна и иногда быстро, ну прямо моментально проходит, и уж тут я за себя ручаться не стану.

– Нет, я так не могу.

– Ещё раз повторяю: тебя никто не просит. Быть такой, как я, невозможно. Я единственная и неповторимая.

Неожиданно появился официант и с подобострастной улыбкой поставил на наш стол огромное блюдо с креветками, поверх которого красовался большой ярко-оранжевый омар. Мы не успели ахнуть, как к нам подошли трое молодых мужчин, один из которых только что разговаривал с Асей. Подражая голосу Карлсона, он спросил:

– Простите, у вас тут можно приземлиться?

– Приземляйтесь, – озорно сказала она, похлопав ресницами, как бабочка крыльями.

– Продолжаем разговор, меня зовут Толя.

– Меня Владимир, а это наш Сёма.

– Меня Ася, а это наша Варя.

– Очень приятно. Давайте выпьем за встречу, – сказал Толя и поднял свою кружку.

– Может, лучше по водочке вдарим? – предложил Сёма.

– Нет, мальчики, вы пейте, что хотите, мы допьём пиво, а там посмотрим.

– Пиво так пиво, – ответил Толя и боком своей кружки легонько стукнул о кружку Аси. Большими глотками отпил полкружки, глубоко вздохнул и, не сводя с неё глаз, прибавил: – Там посмотрим, да, Асенька?

Она не ответила, кокетливо пожав плечами. Я с интересом разглядывала омара. Опустошив кружку, Сёма крякнул и вновь выступил с предложением:

– Слышь, Толян, зачем смотреть-то? Давайте лучше попробуем этого мореплавателя, не зря же он к нам приплыл.

Все оживились, как будто только и ждали команды к началу трапезы. Семён попытался разломить омара пополам, но тот не поддался.

– Ишь, чертяка, какой крепкий, – не смущаясь своей оплошности, удивился он.

– Не так, начинать надо с хвоста, – предложил Владимир и, уверенно взяв омара, оторвал у него хвост. – Этот хитрец самое вкусное прячет в хвостовой части, так называемой шейке, – сказал он и выложил мясо на отдельное блюдо. Потом выбрал самый мясистый кусок и протянул мне: – Попробуйте.

Чувствуя, как зарделись мои щёки, я растерялась. Было и приятно, и неловко, что на моей тарелке оказался лучший кусок. Я взглянула на Асю. Совершенно потеряв интерес к общему застолью, она внимательно слушала Толю. Низко наклонившись, он что-то тихо говорил. Было понятно, что его рассказ предназначается только её ушам. Я перевела взгляд на Сёму. Быстро справившись со своей порцией омара, он приступил к креветкам. Толя с Асей почти синхронно съели по кусочку омара и вновь углубились в беседу.

– Что ж вы не едите? – спросила я Владимира.

Он хотел было отведать омара, но его остановил проникновенный мужской голос, полившийся из динамика. Певец пел, распространяя вокруг тёплую нежность и сладость. Его голос сопровождали тихие звуки гитары. Объединённые одним порывом, присутствующие некоторое время умиротворенно слушали, а потом чуть подвыпившими голосами стали подтягивать. Певец пел на английском:

При первых же звуках на меня нахлынули воспоминания о школьном выпускном вечере. Кажется, мы включали эту пластинку сто раз, но наслушаться не могли. Как же мы были счастливы тогда и от этой песни, и от того, что столько было впереди, а теперь… Теперь всё позади, во всяком случае у меня. Я прислушалась и про себя стала невольно подпевать, особенно когда текст доходил до слов: «Ah, girl, girl, girl». Владимир поймал моё сентиментальное настроение и предложил:

– Варя, пойдёмте потанцуем?

– Разве здесь танцуют?

– Танцуют, и ещё как, здесь такие танцы бывают, особенно к вечеру.

– Неудобно как-то, сейчас не вечер.

– Ну и что, а мы откроем танцевальный полдник, – и, не дождавшись ответа, он поднялся и, взяв меня за руку, легонько потянул за собой.

Уверенно обняв за талию, Владимир повел меня в медленном танце. Я прильнула к его плечу и почувствовала себя ужасно несчастной, что танцую не с тем, с кем бы хотелось. Музыка закончилась, но мы не вернулись к столу. Зазвучала другая песня «Битлов», и Владимир предложил продолжить. Помедлив, я согласилась.

Он уводил всё дальше от стола, я, подчиняясь его воле, послушно следовала за ним. Вскоре в нашей паре появился непонятно откуда взявшийся кураж. Медленная мелодия сменялась быстрой, быстрая медленной, а мы без устали самозабвенно отдавались танцам. Со стороны можно было подумать, что мы давно знакомы, уж больно слаженно мы двигались. Временами я чувствовала, что мы становимся одним целым, настолько согласованы были наши телодвижения, жесты, и даже дышали мы в унисон. Я почувствовала усталость, но ловила себя на мысли, что не хочу останавливаться, полагая, если танец кончится, с ним уйдёт удовольствие, кое целиком овладело чувствами. Видимо, Владимир ощущал что-то подобное и так же, как я, не хотел останавливать наше взаимное наслаждение танцем.

К столу я возвращалась твердой походкой, чувствуя себя уже не брошенной, а, как мне казалось в ту минуту, найденной. Ощущая за спиной двигавшегося нога в ногу Владимира, я была полностью удовлетворена нашим танцевальным дуэтом, и от этого переживания двух последних дней слегка притухли.

За столом мы застали Семёна. Он, ополовинив блюдо с креветками и опустошив свой графин, скучающе разглядывал стол, как бы размышляя, чем бы ещё закусить. Подругу я заметила у барной стойки, она всё так же прислушивалась к Толе, а тот оживлённо рассказывал. Было в ней что-то новое, что-то такое, чего не замечала раньше. Куда-то ушли фамильярность и беззастенчивость по отношению к противоположному полу. На смену появилась открытость и простота. Время от времени попивая пиво, они посмеивались и смотрели друг на друга по-особому.

В этот вечер Ася не позвала к себе Толю, вместо этого они долго прогуливались вокруг её дома. Рассказывали смешные случаи из жизни и смеялись. Смеялись столько, будто выполняли план по смеху за целый год. По домам разошлись к полуночи. Я в это время уже спала.

В понедельник я проснулась рано и на всех парах помчалась на работу. Отдышавшись, плюхнулась за стол, открыла папку с полупустыми листами и, еле успевая за своими мыслями, начала строчить. Выискивать цитаты в библиотеке не пришлось. Они сами собой выплескивались на страницы моего черновика. Перечитала текст и удивилась, как складно и точно по мысли выстроились одна за другой эти разрозненные строчки, как солдаты на параде. Что откуда взялось? Оказывается, горе очень помогает в творчестве.

В культмассовом отделе меня уже ждали. Я раскрыла папку, набрала в лёгкие побольше воздуху и только хотела произнести слово, как в комнату вошла Екатерина Никаноровна Евдокимова. Была она женщиной строгой, сдержанной и даже несколько аскетичной, работала в политико-просветительном отделе и была парторгом нашего ДК.

– Что тебе, Екатерина Никаноровна?

– У меня просьба к тебе, Аврорушка.

– Мы сейчас несколько заняты, зайди через часок. Думаю, что к тому времени мы закончим. У нас читка сценария, мы его к 7 Ноября готовим.