– Иван, я же просила: только Милена и ничего более, – поправляли меня.
А слово «ты» – один раз.
– Да, я был сегодня в автосалоне, – говорил ей однажды по телефону. – Кое-что присмотрел. Думаю, тебе следует взглянуть.
– Вы забываетесь, – вежливо поставили меня на место. – Я согласилась выйти за вас замуж, я, безусловно, стану вашей женой, но из этого не следует, что со мной можно запанибрата. Вы понимаете, о чем я?
Подумав немного, я сказал с нотками покорности:
– Да, Милена. Понимаю. Обещаю, что больше этого не повторится.
– Хорошо, Иван. Я скажу, когда нам с вами будет позволительно перейти на «ты». Выбор нашего автомобиля оставляю за вами. Впрочем, знаете что… Водитель из меня все равно неважный. У меня есть «Бентли». Он будет вашим.
– Благодарю вас, Милена, – проговорил я благородным голосом.
Итак, сидя в каком-то своем офисе, о котором мне ничего не было известно, кроме того что это все часть империи господина Полянского, Милена внимательно прочитала вторую главу, аккуратно перекладывая листы, не внесла ни одной правки, помолчала немного, затем попросила, чтобы я сам сказал все, что по этому поводу думаю, и, когда я говорил, поглядывая то на ее открытую шею, то на ее плоский животик, в задумчивости вскинула ножку на ножку, сняла туфельку, зашевелила маленькой нейлоновой ступней.
– Было бы неразумно полагаться только на интернет-ресурсы, – говорил я со стесненным дыханием. – Пока мы в начале пути, не будет слишком болезненным остановиться и что-то откорректировать. Мне нужно поработать в архивах. Если мы не найдем убедительного подтверждения дворянского происхождения господина Полянского, значит, двигаться в этом направлении нельзя.
– Ваши доводы разумны. – Милена подняла вверх все пять пальчиков за тонкой нейлоновой пеленой, задвигала ступней влево-вправо.
– Вам, наверное, целый день приходится ходить в туфлях на высоких каблуках.
Кто это сейчас произнес? Я-а?! Офигеть…
– Да, это офис. Здесь свои требования, – спокойно и вполне дружелюбно ответила Милена, после чего опустила пальчики вниз.
– Но в этом офисе вы хозяйка, – осторожно заметил я. – И могли бы себе позволить…
– Тем более не могла бы, – возразила Милена, надела туфельку, поменяла ножки, сняла вторую туфельку, задвигала пальчиками. – Я должна подавать пример своим сотрудницам. Если это офис, то соответствующая обувь, чулки, юбка, блузка. Или подобающее случаю платье.
Далее – не то чтобы я рискнул. Было что-то другое. Мой боевой друг давно уже имел меня в виду и делал что ему вздумается. Я уже говорил вам, что он живет своей жизнью. Совершенно самостоятельный тип. Я махнул на него рукой. Но теперь и язык перестал меня слушаться, и голова…
– Мне кажется, в колготках было бы удобнее, не так ли?
Мужик сказал – мужик… подумал.
Но беспокоился мужик напрасно.
– Ни в коем случае. Колготки – это вульгарно. Я вообще никогда не ношу колготки. Только чулки. Кстати, Иван. Вы не могли бы приходить ко мне в костюме? Сорочка, галстук… Костюм должен быть классического типа. Я не люблю все эти брючки дудочкой, тесные пиджаки…
– Приношу вам извинения за мои джинсы. Отныне только костюм. – Я делал над собой нешуточные усилия, чтобы говорить голосом благородно-нейтральным, без придыхания.
– Рада, что вы меня понимаете.
– Милена, я вижу, у вас затекли ноги. Я мог бы сделать массаж… голени…
Ну, вот и все. Сейчас меня вежливо попросят удалиться…
– Если вас не затруднит. Самой трудно добиться желаемого эффекта.
Я бросил на фиг историческую прозу, опустился перед Миленой на колени, осторожно и бережно взял в руки ее ножку.
Понятия не имею, как правильно делать массаж ног. И существует ли вообще такое. Я гладил и мял ее ступню, вонзал в нейлоновые пятки пальцы, потом добрался до голени… Мне было неудобно и даже болезненно в паху от узости штанов… Поначалу легкая тревога сопровождала мой нарастающий угар: сейчас точно выставят за дверь…
– О, как хорошо, – простонала Милена. – Пожалуйста, теперь вторую.
Она поменяла ногу. И со второй ее нейлоновой ножкой я проделывал то же самое. Я заставлял себя быть смелым человеком и перейти к массажу колена. Но лишь успел увидеть кружевной краешек комбинации…
– Благодарю вас, Иван. Какие у вас теплые руки… Давайте продолжим.
– Да, конечно.
Я сел на свое место. Я плохо слышал то, что она мне говорила. Ах, ну да… Она ускорит получение моего допуска к архивам; она специально сегодня ничего не правила, хотя было что: возможно, первые две главы все равно придется переписывать.
6
Мы снова не виделись почти две недели. Все это время я увлеченно работал с государственными архивами, до которых добрался непринужденно и легко уж не знаю благодаря кому – самой Милене Маратовне или ее папеньке. Интересное, между прочим, занятие – пробиваться сквозь толщу столетий. Прошлое становится настоящим настолько явственно, что захватывает дух.
Но не только сдувал я архивную пыль с делишек «давно минувших дней». Не только с особым рвением изучал генеалогическое древо современного российского капиталиста, но еще и пытался унять пробудившуюся тревогу. Это было беспокойство отнюдь не плотского свойства. Телесное влечение к дочери господина Полянского всегда было в радость, доставляло удовольствие, а не мучение. Но вместе с приятным брожением под кожей во мне появилось что-то еще. Я работал с упоением и с постоянными мыслями о Милене. Однако думал не только о хорошеньких частях Милениного тела, но и о ней самой в целом. Меня это не очень устраивало. В самых смелых своих мечтаниях я никак не мог представить возможность нашего супружеского союза, а воспылать сердечной страстью к Милене просто так… Нет уж, увольте, думал я тогда!
Потому что на собственной шкуре испытал душевную привязанность к человеку, и наступать на те же грабли мне не хотелось. Я сейчас говорю о доценте. Ее зовут Елена Владимировна. Может, она уже доктор, профессор, завкафедрой… Она так к этому стремилась! Я давно о ней ничего не слышал.
Кто бы мог тогда подумать, что Елена Владимировна станет одной моей хорошей знакомой под номером два!
Я присваивал порядковые номера многим девушкам, когда сидел в большом лекционном помещении университета, где собрали первокурсников, чтобы втолковать им о великом предназначении бескорыстного филолога, литературоведа, учителя словесности и тому подобное. Вместо того чтобы с благоговением внимать речам невыразительного старикашки, который, оказывается, начинал с профтехучилища в райцентре, но затем подсел на книги и Фиделя Кастро, я исподтишка изучал обширную девичью аудиторию. Там было чем поживиться.
Вскоре выбрал трех претенденток – Божену, как потом узнал, Жанну и Настю. Входило ли в мои новые планы вступить в интимную близость с ними со всеми? Если да, то в какой последовательности? Ограничиться ли этими тремя на время обучения? Я не задавал себе вопросов. Никаких особенных мыслей у меня не было. Все в подсознании. В роскошной клумбе мое внимание задержалось на этих трех юных цветочках.
Милейшие создания. Божена хрупкая, кареглазая, слегка ироничная и невероятно красивая девушка. В тот момент я, конечно, не мог быть уверенным вполне, но мне показалось, что дальше невинных поцелуйчиков с парнями у нее дело не пошло. Сто процентов девственница. Мне следует поторопиться. Для чего, спросите вы? Непролазные дебри дремучего инстинкта? Типа того. Пожалуй, подсознательно я все-таки решил, что Божена должна стать первой из университетских девиц.
Жанна будет повыше ростом двух других кандидаток, побоевитей, повеселей, посмелей, пораскованней. Очень красивая девушка с белоснежными зубами. Стоп, а у Божены? Наверняка тоже беленькие. Она улыбается легко, иронично, губки у нее сомкнуты. У обеих красивые темно-русые волосы. Мне показалось, что добиться половой близости будет проще с Боженой, чем с Жанной. А там как знать!
Настя. Ох, уж эта Настя! Губки чувственно приоткрыты, отчего видны два беленьких зубчика. Смотрит так, словно таит в себе необъятный космос, в котором можно сгинуть навеки… Сказать о Насте, что она мила, было бы недостаточно и не совсем точно. Она подлинная красавица.
