«Я все равно вас люблю! Вы единственная на свете!»
И так далее, и тому подобное. Нашу переписку в тот вечер опускаю.
11
Было, черт побери, минус пятнадцать, и мне пришлось надеть под брюки термическое белье. Елена Владимировна притормозила рядом со мной, открыла правую переднюю дверцу, и я услышал ее неоднозначный призыв: «Скорее ко мне! Здесь тепло».
В салоне действительно было уютно. Елена Владимировна оказалась неплохим водителем, и все же я следил не только за нашей трепетной беседой, но и за шоссе, к счастью, не скользким.
– Я хочу поговорить с вами, Ванечка, – сказала Елена Владимировна, когда мы оставили Смоленск позади.
– О да, конечно!
– Только не о любви! Хорошо?
– Ваше слово для меня закон!
– Я буду счастлива, если это окажется так.
– Верьте мне! – темпераментно вскричал я.
– Я верю вам. Вы мой любимый студент. Я привязалась к вам. Но между нами не должно быть… ничего такого. Я уважаю своего мужа. Но и вас отпускать не хочу.
– Не отпускайте меня, Елена Владимировна! Я буду делать все так, как вы прикажете!
– Я взяла вас на эту конференцию, потому что она вас обогатит. В профессиональном смысле. И еще потому, что мне приятно общество с вами.
– А уж как мне приятно общаться с вами, Елена Владимировна! Жизнь моя наполнена смыслом!
– А эта девушка? Вы с ней…
– Мы просто дружим. Я никогда не был близок с ней в интимном отношении. И не буду.
– Я рада… Я просто счастлива это слышать.
– Елена Владимировна! Вы… Здесь аккуратнее! Просто на нейтральную… Спокойно катитесь… Все хорошо, не волнуйтесь.
В Брянске, пока не припарковались на стоянке отеля, я полностью переключился на штурманские дела, помогая пилоту советами. К вожделенной цели моего бренного существования меня вернул преогромный чемодан доцента Соболь. Сей чемоданище я вытащил из багажника сам и уже готов был переть его в наш совместный, как мне пригрезилось, номер, но подбежал гостиничный человек. Он же и донес этот мини-гардероб Елены Владимировны… до ее номера. У меня же оказался другой, тот, который сам себе и заказал; я пребывал в замешательстве, не зная, куда пойти со своей спортивной сумкой, после того как все процедуры с паспортами были закончены; Елена Владимировна… эта мудрая, тактичная, добрая молоденькая женщина!.. велела проводить ее. В прихожей я помог снять шубку.
– На плечики в шкаф, – бросила Елена Владимировна.
Вешая шубку, я вдруг услышал за спиной звук расстегиваемой молнии и обернулся чуть дыша…
Это была всего лишь молния гигантского чемодана, из чрева которого мое божество извлекло туфельки и ложечку.
Еще дважды тяжко вздохнула молния – Елена Владимировна сняла сапоги, обула туфельки и прошла в жилое помещение.
Я стоял со своей сумкой в руке и не знал, что мне делать дальше.
– Ну, ничего. Вполне, – сказала Елена Владимировна, возвращаясь ко мне. – Идите, Ванечка, к себе. Минут через сорок встретимся в ресторане. Поужинаем. Я вам позвоню, когда выходить. Добро?
Великая женщина! Умнейшая! Мудрейшая!
Наверное, я в тот момент выглядел глупым и мрачным; молча поцеловал ей руку и вышел.
В ресторан явилась другая Елена Соболь, куда как обворожительнее прежней… хотя, казалось бы, куда уж более!
Если это не соблазнение ею меня, то что тогда!
Ее новое платье не было вечерним; но оно было таким, что в нем не стыдно показаться хоть в ресторане, хоть на великосветском рауте или завтрашней межвузовской конференции.
Куда подевалась тазовая кость?! Более стройной и желанной женщины я в своей жизни еще не встречал. По крайней мере в том памятном декабре. Милена, конечно, стройнее, но от Милены веет строгим холодком; от Елены же Владимировны исходило нежное тепло величайшего творения природы – молоденькой женщины. Она преобразилась за эти сорок минут (на самом деле час-десять): уложила волосы, похудела, постройнела и похорошела до безумия. И на ножках (теперь это были именно ножки, а не ноги) – черные с блестками туфельки на толстейшей платформе, на тончайшей и высочайшей шпильке.
– Я вам нравлюсь? – сразу же спросила она.
– Это не то слово, – промолвил я с тяжеловатым дыханием. – Елена Владимировна…
– Тсс, – приложила она свой божественный пальчик к моим губам. – Давайте просто поужинаем.
И мы с ней просто поужинали. Я присмирел и только что не мурлыкал, как кот, которому чешут брюшко. Мы неспешно разговаривали, пили вино, ели что-то вкусное; моя маниакальная целеустремленность угомонилась под воздействием женской мудрости, и я вдруг обнаружил, что умею быть веселым, легким, остроумным.
Однако ночь приближалась неумолимо. Я повел себя неловко, пытаясь расплатиться за обоих. Елена Владимировна была категорична: она сама за себя заплатит. Еще осторожно переспросила, все ли у меня в порядке в финансовом отношении.
– Я вас провожу, – сказал я, когда мы вышли из-за стола.
– Разумеется, – раздался многообещающий ответ.
Я вошел в номер следом за Еленой Владимировной. Она включила в прихожей приглушенный свет и стремительно повернулась ко мне.
– Я благодарна вам, Ванечка, за этот вечер. Но сейчас вам надо идти к себе. Нам обоим следует хорошенько выспаться. Завтрашние темы сложны. Голова должна быть свежей.
– Да-да, конечно, – промямлил я. – Но послушайте…
– Ничего не желаю слушать, мой друг. Вы мой друг, Ванечка. Это будет нашим с вами секретом от всего мира. Мир неправильно понял бы нас. А мы с вами всего лишь близкие друзья. Близкие – в душевном отношении. И ничего более. Согласны?
Я сразу не нашелся с ответом.
– Послушайте… А можно наедине… я буду вас Леной… Еленой называть?
– Думаю, что не следует. Со временем – да. Но не сейчас.
– Елена Владимировна…
Я все-таки медленно поднял руки и осторожно коснулся ее плеч. Она так же аккуратно эти самые мои руки отвела от себя.
– Идите, – прошептала она. – Вы милый, хороший. Но все-таки идите к себе.
– Я пойду! – В моем неожиданно звонком голосе проснулась детская обида. – Я пойду и напьюсь в стельку! Вокруг столько девчонок! А мне никто не нужен! Мне нужна только вы! Во всех смыслах, какие только есть! Елена Владимировна! Если вы не вступите со мной в интимные отношения, я с ума сойду!
Я развернулся, решительно распахнул было дверь… но вдруг услышал теплое, почти материнское:
– Ну, подождите… Ой, ну что же вы так…
Тогда я бросился к ней назад, заключил в объятия, нежно, но крепко прижал к себе. «Люблю вас! Люблю больше жизни!» – бредил я в неистовстве своем.
Елена Владимировна уже не пыталась вырваться. Прошло какое-то время. Она приподняла голову и прошептала мне в ухо: «Послушайте, Ваня… У вас есть презерватив?»
Нечто огромное и радостное сей же миг заполонило всего меня внутри, тогда как снаружи, я так полагаю, отразились ужас и отчаяние, которые были слишком понятны. Как я мог так лохануться!
– Ну-ну, не переживайте. Все будет хорошо. Спокойной ночи. Я тоже вас люблю.
Елена Владимировна поцеловала онемевшего болвана в щеку и выставила его за дверь.
«Я всегда буду вас любить!!! Вы мое все!!! Вы – мой Пушкин!!!»
Таким было мое первое смс-сообщение, отправленное вскоре после расставания.
Ответ пришел не сразу.
«Простите, Ванечка! Принимала душ. Вы многое, очень многое для меня значите!»
«Какое счастье это услышать! Ради вас я готов на все!»
Возможно, если бы сейчас писал такие эсэмэски, Александра Сергеевича не стал бы приплетать. Но я рассказываю честно о том, как бредил женщиной и как ее любил.
«Я поступаю нехорошо. Меня это мучит. Для меня не все так просто, как для вас, Ванечка».
«Елена Владимировна! Умоляю, не терзайте себя! Простите меня, если я нарушил вашу спокойную жизнь! Но не тревожить вас я больше не в силах! И знайте: я буду добиваться интимной близости с вами хотя бы даже всю свою жизнь!»
Тут ответ пришлось ждать долго – целых пять минут.
