Отдохнул? Тогда вперёд. Встал, поправил сползшую набок разгрузку — сами попробуйте полчаса на карачках, со щупом в вытянутой руке и очередной обнаруженной миной под брюхом, поползать! — и двинулся. Винтовку закинул за спину — если что, мне так ни разу и не использованного в этой операции пистолета хватит, не собираюсь я тут полномасштабных боевых действий открывать. А еще лучше ножом обойтись. Так оно как-то тише, без излишних звуковых эффектов. И…

Додумать, что именно «и», оказалось не суждено — где-то справа негромко хрустнула под подошвой сухая ветка, и я, споро присев за ближайший куст, чуть напряг руки с зажатым пистолетом. Ко мне кто-то неспешно приближался. Судя по производимому шуму — один или максимум двое. Несколькими секундами спустя уже можно было разобрать, о чем говорят. Ну, так и есть — двое:

— …нет, не понимаю я этого. Ну, ладно, не нашли там ничего, ладно мины фрицевские обратно установили, но охранять-то зачем? Мы что, бетон этот взорванный стережем? Или минные поля вокруг? Все равно ведь даже на саму территорию заходить нельзя.

— А ты спроси, — ехидно предложил второй патрульный, — вот товарищ Кондратский из Москвы прилетит — и спроси. Может, ему там чего объяснили — а он, стало быть, и тебя просветит.

— Ну и спрошу… — буркнул первый, конечно же, прекрасно понимая, что ничего ни у кого спрашивать не станет.

— Вот именно. А вообще, — примирительно понизил голос собеседник, — ты ночью разве ничего не чувствуешь? Да и днём тоже? Странного. Такого, что хоть спирт пей, хоть в небо со страху пали, а?

— Ну?

— Вот те и «ну». Нечисто тут что-то, совсем нечисто, потому и охраняем. А вообще — забудь. И чем быстрее забудешь — тем целее останешься. И физически, и того, психически. Так что смотри, чтоб я от тебя больше таких провокационных вопросов никогда… понял?

Что он ответил, я не расслышал — патрульные, пройдя мимо моего укрытия, уже удалялись. По-моему, просто выругался. Расслабив руки, я опустил пистолет и задумался. Хм, вот, значит, как? И «товарищ Кондратский» тебе (то есть, мне), и ощущения странные… повезло. Похоже, я именно там, куда и собирался. В моём мире.

Осторожно раздвинув ветви, я с интересом поглядел вслед удаляющимся людям. Н-да, расслабились они тут в дедушкино отсутствие — ППШ беспечно закинуты за спину, пистолетные кобуры сдвинуты чуть не на поясницу, в руках у одного — снятая с головы фуражка, второй похлопывает по голенищу сапога сломленной с куста веточкой. Смелые товарищи чекисты, однако! Или надеются, что их галифе и околыши одним своим страшным цветом всех врагов пораспугают? Нет, местных-то, может, и отпугнут, а вот диверсанта, хоть немецкого, хоть, гм, российского, вряд ли. Жаль, что с дедом у меня встреча не запланирована — я б его насчет падения дисциплины среди подчиненных-то просветил!

Дождавшись, пока энкавэдисты отойдут подальше, я еще раз огляделся и затрусил следом, сразу же начиная потихоньку забирать вправо и стараясь двигаться от дерева к дереву. Для полноты картины мне только не хватало еще раз с ними столкнуться и в стрелялки-убивалки сыграть! А тропку-то ребята неслабую проторили, видать каждый день тут ходят, и не по одному разу…

Кстати, вот интересно — а что я собираюсь делать, если Посланник не захочет со мной разговаривать? Вот возьмет — и не захочет? Вряд ли, конечно, ну а вдруг? Может он сейчас настроен всех без исключения только выгонять, а впускать только через полвека начнет? В рамках заданной логической программы, блин? Да и ключа у меня, в отличие от прошлого раза, нет — а трехсантиметровой толщины дверку из пистолета не расстреляешь и с ноги не вышибешь…

Занятый подобными мыслями, я едва не проскочил границу минного поля, благо колючую проволоку кто-то заботливо завалил вместе с несущими столбами. Сдавленно выругавшись, сделал шаг назад и присел. Покрутил головой. Да нет, все верно — вон и табличка из травы торчит, и колючка заржавленная имеет место присутствовать, и деревья впереди основательно прорежены. Однако… Интересно, с чего бы это я? На невнимательность никогда особенно не жаловался, скорее, наоборот. Может, уже посланнические штучки начинаются?! Так я ж свой в доску, меня на минное поле заводить нельзя, живой я гораздо больше пользы принесу!

Спрятав пистолет, я вытащил щуп, опустился на землю и медленно пополз вперед. Всё, хватит спешить, а то как бы до смерти не доспешиться! На этот раз пересечем минное поле по всем правилам военной науки о скрытом проникновении на охраняемую территорию. Может, и вовсе стоило дождаться темноты — сомневаюсь, что местные патрульные по ночам страдают излишней активностью, сильно сомневаюсь. Хотя, кто их знает — летом светает рано, так что сейчас, наверное, часов семь утра — а они уже на ногах.

Ползти, в принципе, было не трудно. Плюс высокая нетронутая трава, какая бывает, пожалуй, только на минных полях да заброшенных кладбищах (тьфу ты, ну и сравненьице подобрал!), скрывала меня от любопытных глаз. Щуп легко входил в мягкую почву, я несколько раз повторял эту сильно интеллектуальную операцию и, убедившись, что лежащие передо мной полметра земли не таят в себе опасности, продвигался вперед. Если стальной стержень во что-то упирался, я брал чуть в сторону или просто пропускал взрывоопасный сюрприз под собой. Один раз, из чисто спортивного интереса, разрыл дерн ножом, выяснив, что ничего уникального немцы не использовали — самая обычная противопехотная «шуцмина» в пропитанном влагоотталкивающим составом деревянном корпусе, за годы войны стоившая ног, а то и жизни, не одной тысяче советских солдатиков. Изредка, правда, встречались и выпрыгивающие «шпрингмины-35»[20], установленные как в режим нажимного, так и натяжного действия — торчащие из земли поржавевшие усики и почти незаметные среди травы проволочные растяжки порядком меня нервировали.

Проблемы начались метров через двадцать, когда я уже вошел в ритм и даже подумывал, не стоит ли перевернуться на спину и чуток передохнуть, а то и выкурить в рукав последнюю сигаретку все из той же многострадальной пачки, побывавшей со мной… да где только не побывавшей! Сначала я, привычно потыкав перед собой щупом, вытянул руку, раздвигая особо разросшуюся траву, ткнулся рукой во что-то, явно травой не являющееся… и едва не заорал благим матом от неожиданности.

Бл-л-лин, вот терпеть не могу сталкиваться лицом к лицу с покойником где-то так четырехмесячной давности! Полуистлевший череп с жуткой ухмылкой глядел на меня: «что, мол, Кондратский, не ожидал»? Красноармеец, кстати — перетянутый солдатским ремнем стеганый ватник, откатившаяся в сторону каска, слегка подернутый ржой ППШ и, что особенно неприятно — намертво зажатая в выброшенный вперед костистой руке граната. Без чеки, ясное дело — воевал человек. Бедолагу, видать, занесло на мины ещё ранней весной, во время боев за «Вервольф», а вытаскивать его никто не стал. Или попросту не заметили — ни контратаковавшие в марте немцы, ни окончательно выбившие их наши.

Вот бывает же! Я перевёл дыхание, длинно выдохнул сквозь сжатые зубы (нервы-то не железные) и приподнялся над травой, высматривая, не ждут ли меня впереди ещё подобные сюрпризы. Вроде бы нет. Виновато улыбнувшись погибшему, я с удвоенной скоростью заработал щупом, преодолев оставшиеся метры минного поля за рекордно короткий даже для профессионального сапера срок. И лишь перевалившись через провисшую до самой земли нитку колючки, оглянулся, чутко прислушиваясь. На той стороне было тихо — похоже, меня никто не заметил.

Еще раз взглянув в направлении уже скрытого травой красноармейца, тяжело вздохнул. Прости, братишка, но сделать для тебя я ничего не могу. Придется еще полежать, дожидаясь саперов, которые через несколько лет станут снимать минные поля, они и похоронят. Прости…

Кое о чем вспомнив, вернулся назад и, сообщив себе о том, что я — склонный к идиотскому авантюризму камикадзе, раскопал ближайшую к ограждению мину. Осторожно приподняв отсыревшую за два года крышку, лежащую вырезом на Т-образной нажимной чеке, выкрутил из гнезда взрыватель и стал обладателем двухсоттридцатиграммовой тротиловой шашки. Вот и с ключом от резервного входа разобрались.