— Прикольно. Интересно, это сбой или что-то другое? Как он вообще может работать? Здесь что, есть электричество?

Смерив меня красноречивым взглядом, Валера пожал плечами и, покопавшись под столом ногой, вытолкнул под свет фонаря УПС. Выключенный, давно разрядившийся и покрытый толстенным слоем застарелой пыли УПС в покореженном от древности корпусе:

— Питания, скорее всего, нигде нет. Хотя здесь было трехконтурное электроснабжение, основное — плюс два аварийных. Полная автономия, короче. А компьютер… если ты еще не понял — он вообще никуда не включен.

— Понял. Уже. А коллайдер? Можно выяснить, что с ним?

Полковник одарил меня еще одним весьма многозначительным, чтобы не сказать больше, взглядом:

— Он не может работать, если во всем комплексе нет питания. Ну… теоретически не может, конечно, — все-таки смягчился он.

— Э-э… командиры! — Турист задвинул полочку с клавиатурой под стол и выпрямился. — Короче, я так понимаю, с машиной-то все в порядке, но… — он смущенно кашлянул. — Похоже, это не таймер глючит. Такое ощущение, что для операционной системы и на самом деле каждую секунду проходит несколько дней. Естественно, при такой скорости мы не сможем воспользоваться никакими данными.

— А монитор? Не может же он работать сутками напролет? Почему ж не отключается? При такой, как ты выразился, скорости?

— Так он выключается, — хитро хмыкнул Жора, — просто мы этого не замечаем. Если смотреть боковым зрением — заметно. Его ведь каждый день включали-отключали — или он сам переходил в режим ожидания, а сейчас все это происходит в обратном порядке и на огромной скорости.

— В каком смысле «в обратном»?! — едва ли не в голос воскликнули мы с полковником. — Даже если с точки зрения компьютера прошло уже хрен знает, сколько суток — кто его мог включать и выключать после запуска ускорителя?! Они? — я кивнул в сторону бренных останков бывших обитателей этого места.

Несколько секунд Турист молчал, испытывающе глядя мне в глаза, затем медленно подвел курсор обратно к значку таймера:

— Так вы что, ничего так и не поняли? С точки зрения машины время для нее идем в обратном направлении. Смотрите…

Мы посмотрели — похоже, наш радист был прав: скачущий с немыслимой скоростью указатель двигался наоборот, от последнего дня месяца к первому…

— Поняли? — довольный своей догадливостью Турист убрал курсор в сторону. Окошко тотчас закрылось. А вслед за ним погас и весь экран. — А вот как такое может быть, особенно на программном уровне, понятия не имею.

— А другие компьютеры? — полковник кивнул на еще один уцелевший и похоже даже не запыленный монитор справа от нас. — Почему ж тогда они не работают?

— Другие-то? — Турист пожал плечами и высветил лучом фонаря рассыпавшийся от старости системный блок соседнего компа. — Думаю, вот почему…

Обсудить эти поразительные открытия мы не успели:

— Смотрите! — в голосе Иракца было нечто, заставившее нас мгновенно позабыть даже про идущее назад компьютерное время.

Резко обернувшись, мы еще успели заметить, как в свете нескольких фонарей исчезает — не растворяется в воздухе, не тает, подобно снегу под солнцем, а именно исчезает — сверкающий новенькими, будто только что покрытыми свежей краской боками металлический бокс с какими-то приборами. Вот только мгновение назад он еще стоял — оскорбительно-новый по сравнению с облупившейся, покрытой темными влажными потеками железобетонной стеной позади — и вот его уже нет. Просто нет. Обменявшись взглядами с вскочившим со стула полковником, мы, тем не менее, промолчали. И правильно сделали, ибо дальнейшие, еще более неожиданные, изменения не заставили себя ждать…

Неизвестно куда исчезнувший приборный шкаф словно послужил катализатором некоего непостижимого человеческой логике процесса — теперь вокруг нас менялось все. Причем, менялось в строгом соответствии со своим изначальным состоянием. Источенный временем древний бетон стен продолжал крошиться и осыпаться вниз, оголяя изъеденную ржой арматуру, врастали в пол кости, рассыпались трухой и без того истлевшие столы и стеллажи с какими-то папками, оплывали пластиковые корпуса приборов, срывались с прогнивших держателей лампы….

И в то же время, все, представшее нам в более-менее нетронутом безудержным течением Времени виде — компьютеры, приборы, те же лампы под потолком — наоборот, бесследно исчезало. Особенно жутко смотрелся мягко осевший на пол, лишившийся одежды, но не собирающийся никуда пропадать труп, под которым неожиданно исчезло крутящееся кресло, и меняющиеся стены, когда на смену армированному железобетону, вдруг приходила грубо обработанная строителями подземного комплекса горная порода…

Взглянув себе за спину, я убедился, что и «наш» монитор тоже исчез в неизвестном направлении — вместе со стулом, на котором только что восседал полковник — и в этот момент до меня дошло:

— Вале… Валера, где выход?! Наверх, быстро!

Полковник оказался молодцом — мысль мою понял сразу:

— В коридор, скорее. Налево. Лестница там.

В отличие от него, я знал, что «там» — непроходимый завал:

— Другой выход, где другой выход?! — увернувшись от грохнувшейся с потолка коридора лампы дневного света, я развернул полковника в противоположную сторону. Как раз в ту, откуда мы совсем недавно и пришли. — Там обвал был, нет хода!

— Туда, — не спрашивая, откуда мне это известно, коротко буркнул он, — метров пятьдесят. Поднимемся через лабораторный корпус. Только лифт, наверное, не работает.

Сожалеть о нефункционирующем лифте я не стал — ситуация, знаете ли, не располагала: в коридоре происходило то же самое, что и в лаборатории — все исчезало, рушилось или истлевало на глазах. Причем скорость этого, гм, процесса явно нарастала с каждой секундой!

Полсотни уже однажды пройденных метров преодолели с похвальным результатом — не только мы с полковником поняли, что именно происходит. По-крайней мере, не опоздали: лестница еще не исчезла. Где-то на середине пути мимо нас прогрохотал в свободном падении служебный лифт — подъемные тросы, как я понимаю, были произведены позже самой кабины. Все, никогда больше не сяду в лифт. Ну его нафиг, лучше уж ножками!

Но, как бы то ни было, наверх мы выбраться все-таки успели.

Грохотнула об бетон очередная сорванная с петель дверь, ребристые подошвы наших берцев протопали по проваливающемуся под ногами полу первого этажа (а вниз лететь ой как далеко, ага!) — и раскрывшийся навстречу дверной проем, плеснув в глаза позабыто-ярким дневным светом, беспрепятственно выпустил нас наружу….

Щуря отвыкшие от нормального освещения глаза, мы столпились у выхода. Здесь, за порогом, был день. Ослепительный летний день, зеленая трава, затянувшие почти всю территорию заросли, добравшиеся почти до самых стен здания, уносящиеся ввысь склоны ущелья — и яркое, но не голубое, а словно выгоревшее до стального блеска, небо. Шестеро обалдевших мужиков пытались — нет, не понять — хотя бы просто осознать все происшедшие изменения. Пытались — и не могли.

Хотя кое-что все-таки можно было сказать со всей уверенностью: девятикилометровой темной стены вокруг больше не было и в помине. Изменилось только превратившееся в светящийся купол небо. Остальное, за исключением, конечно, обильно разросшихся кустарника и деревьев, осталось без изменений. Или почти без изменений, поскольку все это — и трава, и заросли, и горные склоны — казалось каким-то нерезким, слегка размазанным, словно изображение на сделанной с неподходящей выдержкой цветной фотографии.

И еще было очень тихо.

Я медленно обернулся. Мы стояли под стеной знакомого пятиэтажного здания. Целого, неразрушенного, и в то же время — с ума сойти можно! — прямо сейчас разрушающегося и исчезающего в никуда. Но на сей раз «картинка» была вполне контрастной и верно сфокусированной…

Кажется, нет никаких «песочных часов» и «воображаемых плоскостей». Мы остались там же, где и были… где и должны были быть… просто что-то случилось со Временем…