Зато и ребят, можно сказать, похоронили. Без отдания воинских почестей, зато с прощальным салютом. Им там уже проще. А нам еще в горы уходить…
— Привал, — повторять волшебное слово не пришлось. Измотанные коротким, но интенсивным маршем люди, не снимая рюкзаков, устало опустились на землю. Последний час мы провели с большой пользой для нашего общего дела и огромной заботой о собственной физической форме. Ибо, как говорили древние, движение — жизнь. Причем, для нас — в самом прямом смысле.
Особо далеко мы, конечно, не ушли: лес, горы и дополненная трофейным оружием выкладка — совершенно убойное сочетание, но километра четыре, а то и пять, все же сделали. Трижды меняли направление, дважды переходили вброд какие-то не то глубокие ручьи, не то мелкие речушки, и, наконец, сочли дистанцию отрыва условно-достаточной.
«Условно» — потому что искать нас, скорее всего, все-таки будут, и искать серьезно. А «достаточной», так как покрыть за час в незнакомых горах большее расстояние, честно говоря, малореально. Хотя заданный темп, несмотря на недавнюю вертолетную одиссею, выдержали все, включая и полковников. Видать, поняли, что научные изыскания и прочие шуточки остались в нескольких тысячах километров позади, и теперь все сильно по-взрослому.
Был в нашем горном кроссе и еще один крайне положительный момент — нам удалось сориентироваться на местности. И если тому, что в вертолете нашелся комплект подробных карт Швейцарии, я даже не удивился, то вот само наше нынешнее местонахождение меня слегка поднапрягло. Потому что даже в свете весьма кстати припомнившейся на бегу теории господ Паули-Юнга[15], мне трудно было себе представить, как мы ухитрились оказаться всего в нескольких десятках километров искомой цели, сиречь — ЦЕРНа?! Или нас все ж таки именно что доставили туда, куда, собственно, и собирались доставить? Если второе, то кто сей благодетель, и для чего тогда бомбили? Подстраховались? Интересно, я вообще хоть что-то сумею понять? А то братьев Серебренниковых мне что-то и спрашивать страшно — даже не сомневаюсь, что в их умных головах уже зреет очередная всеобъясняющая теория, вот только я еще в их прошлых паранаучных бреднях не до конца разобрался.
А вот карту еще разок посмотреть стоит, от командования группой меня пока никто не отстранял. Черную пиратскую метку, так сказать, не вручали. Вытащив уже порядком замусоленный за время марш-броска лист, я разложил его на коленях. Привычно нашел наш «аэродром», прикинул, где мы находимся сейчас. Если я все правильно понимаю, мы имеем все шансы добраться до европейского ядерного центра уже к ночи! Лихо.
Толкнув локтем расслабленно сидящего с закрытыми глазами майора, я протянул ему карту, очертив пальцем «наш» район. Несколько секунд он разглядывал потертый на сгибах глянцевый лист, затем кивнул:
— Да я помню, недалеко уже. Все мучаешься и пытаешься понять? Не старайся, сиё знание не про нашу с тобой честь. То есть, не по нашим мозгам. Меня вот другое мучает: ты как считаешь, стоит нам вообще туда соваться? На подставу похоже, неспокойно мне как-то. Не влипнуть бы в объятия местных аборигенов. Обидно будет, если мы по своей воле к ним придем — может, потому нас и не ищут, а? Как считаешь?
Я пожал плечами, лениво глядя на перевалившее зенит солнце, узкими лучиками пробивающее густые сосновые кроны. А там, на Кавказе, все время было утро. Похоже, здесь реальности туда-сюда так часто не меняют. Ну, и на том спасибо:
— Ну, положим, толпой мы туда не пойдем, разведаем сначала. А в остальном? Слишком много странного случилось, чтобы относиться ко всему этому с наших обычных позиций. Только идти-то все равно нужно. Может, хоть что-то, наконец, поймем. Ну, а если вдруг что, — я мазнул пальцем дальше по карте, в сторону от стиснутого двумя горными массивами серпа женевского озера. — Тот, кто выберется, рванет к АЭС и устроит им тут маленький конец света районного масштаба. Если поднапрячься, за полдня точно можно дойти. Согласен?
— А что, есть альтернатива? — майор открутил крышку и протянул мне наполненную в ручье флягу.
— Есть, — неожиданно вклинился Сергей, уже давно прислушивающийся к нашему разговору. — Разделиться прямо сейчас. Часть пойдет к Центру, часть — в сторону атомной станции. Вот только как связь между обеими группами поддерживать?
— Как, как… по рации, — мрачно перебил вышестоящего начальника майор. — Спорим, связь здесь уже есть? А, Жорик, чем порадуешь?
Оба Туриста, перед этим колдовавшие с выносной антенной единственной уцелевшей радиостанции, впервые за всю операцию разложенной по всем правилам и на всю свою немалую длину, синхронно пожали плечами:
— Пока ничего. Сейчас по нашим частотам прогоним, потом попробуем местных послушать. На приеме, конечно. Хотя горы… короче, хрен его знает, как оно будет, даже с антенной. «Зонтик» вон ни хрена не берет, — он ткнул пальцем в сторону уткнутой в зенит раскладной параболической антенны тропосферной связи.
— Ну, валяйте, радиоманьяки. Смотрите только, чтоб не засекли, — майор повернулся к нам с полковником. — Короче, думаю, идти надо всем. Вперед вышлем разведгруппу, человечка так в три. Пацаны у нас тертые, втихую не спеленают, вдруг что — шумнут, дадут знать. Тогда мы стороной обойдем, вот здесь, — он указал по карте направление этого самого «здесь». — Если все по уму сделать, сто пудов получится. Так, коллега?
— Можно и так, — я кивнул, хотя ни критиковать этот, ни предлагать свой план не собирался. Во мне крепла непонятная уверенность, что все идет так, как должно идти, и от нас мало что зависит. Нас захватило каким-то непостижимым течением — и несет, несет куда-то. Не то вперед, не то по кругу. Последнее хуже, ибо рождает некую дурную ассоциацию — круговорот, спираль, воронка… Терпеть не могу, когда решают за меня, позволяя отклониться в сторону лишь на ничтожный, ничего не меняющий шаг. А неприятие подобного алгоритма у нашего народа в крови: шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация. Спровоцировать их что ли? Попрыгать немножко? Вот только интересно, как именно? Какого «прыжка» они от нас не ждут? Или, может, зря я зациклился, и вовсе не в них дело? А ведь что-то в этом есть, не может не быть…
— Чего мрачный такой? — дождавшись, пока Сергей отвлечется на разговор с Валерой, негромко спросил майор, пододвигаясь ближе. — Надумал чего?
— Хрен его знает, — я вытащил сигарету, хотя раньше никогда не позволял себе этого на марше, берег дыхание. — Вертится какая-то мыслишка, а поймать не могу. Даже и не мыслишка, а так, неоформленное что-то. Вроде знаю, что должен что-то вспомнить — и не могу. Короче, не знаю, коллега, не могу понять…
— Ты про эти свои аналогии что ли? — поколебавшись, майор тоже закурил.
— Да нет, пожалуй, уже нет. Понимаешь, аналогии аналогиями, только вот чувствую я себя оловянным солдатиком, от которого хрен чего зависит. И которому почему-то сильно-сильно везет. От спецназа отбились, немцы нас не заметили, когда вертолет захватывали, считай, целый гарнизон разгромили, должны были разбиться — не разбились, даже наоборот — оказались именно там, куда и не знали, как добраться. Неправильно это. Не может так везти. Не может — но везет.
— А Володьки?
— Всего двое убитых там, где нас всех могли положить?! Вспомни наши с тобой прошлые операции, Юр! Чечня, Дагестан или тот же Ирак. Ты всей группой назад возвращался? Вот и я о том же… Допустимые потери всегда были, есть и будут. Помнишь, как нас учили: профессионал — не тот, кто никогда не погибает, а тот, кто погибает значительно позже непрофессионала?
— Ладно, понял. Ну и что теперь? Предлагаешь сделать нечто совсем уж непредсказуемое? Сдаться? Обойти ЦЕРН стороной и рвануть отсюда подальше? Захватить самолет и улететь в Москву?
— Ладно, не психуй! Кстати, именно про какое-нибудь непредсказуемое действие я только что как раз и думал. Только, знаешь, здесь во всем свои законы, все происходит слишком… ну, не знаю я, как. Ладно, замяли. Жора, ну что там, есть хоть что-то?
