— А звук? — неожиданно мне в голову пришла еще одна идея. Или даже не одна. — Звук тоже не слышен? Может, вам надо было мне покричать — и все? Кстати, назад что — нельзя что ли?
— Командира умный, командира в школа ходил, однако, — возвращаясь к своим псевдо-чукотским корням, съязвил спецназовец. — Кричали, однако, ружьё стреляли! — и, видимо, боясь, что не поверю, продемонстрировал мне на ладони несколько свежих стреляных гильз. — Ни ты нас не слышал, ни пацаны меня не слышали. А назад… — несмотря на своеобразную манеру речи, забывчивостью мой подчиненный не страдал. — Не, фигушки. Назад нельзя. Пробовали. Не пускает. Вроде все впереди себя видишь, а пройти не можешь — упираешься во что-то. Слушай, майор, может хоть ты, наконец, объяснишь, что здесь, в конце концов, происходит?!
— Не объясню… — мрачно подвел я итог нашему разговору, даже не обратив внимания на несоответствующее истинному положению вещей обращение — подполковником я себя пока что не чувствовал. — У нас для объяснений специальный человек есть, полковник называется.
Смерч хрюкнул, видимо выражая свое отношение к «объяснятельным» способностям вышеозначенного полковника, но развивать тему дальше не стал:
— Так что — пошли?
— Куда?
— Как куда? — по-детски искренне удивился Смерч, вставая. — К ребятам. Представляю, как они злятся, на наши с тобой посиделки глядючи…
— Ну, пошли, — я поднялся на ноги. Похоже, боевой брат прав — ловить здесь больше все равно нечего. Да и вообще — надо было не рассиживаться, а сразу за ребятами идти. Нет, можно, конечно, попытаться самому проломить лбом невидимую преграду, однако что-то подсказывало, что занятие сие — дело совершенно бессмысленное и бесперспективное. Так что послушаемся более бывалого, который, похоже, не случайно весь этот разговор затеял. То ли выговориться хотел, то ли подсознательно откладывал момент пересечения очередной границы.
И все же сразу мы никуда не пошли: я заметил-таки кое-что интересное — и поспешил обратить на это внимание Смерча:
— Стой. Это… как?
— Что «как», командир? — искренне удивился подчиненный. — Ты о чем? Ногу отсидел?
— Это, — отчеканил я, указывая командирским перстом в сторону недавно покинутого мной обсерваторского здания.
Смерч меня, как ни странно, понял:
— А… я думал, ты раньше заметишь. А вот так… хрен его знает. Как мы сюда попали — так все и того переменилось…
Но я его не слушал, во все глаза рассматривая знакомое здание, которое вдруг взяло и «переменилось». Очень странно переменилось — если раньше картина разрушения исчерпывалась выбитыми окнами, облупившейся штукатуркой да местами провалившейся крышей, то теперь… Теперь пятиэтажка выглядела так, словно по ней отработала штатный боекомплект парочка боевых вертолетов. Или кто-то несколько раз шарахнул из РПО: верхние два этажа отсутствовали напрочь, нижний же полностью скрыли разросшиеся сверх всякой меры кусты. Вездесущая поросль оккупировала даже оконные проемы двух видимых этажей. Впрочем, присмотревшись, я понял, что здание никто специально не рушил и уж тем более не расстреливал: причиной произошедшей с ним метаморфозы было время. Очень немаленькое время — по моим представлением, на это понадобилась бы не одна сотня лет. Время, дожди и всепроникающие корни растений порой оказываются не менее разрушительными, чем неуправляемые ракеты и боеприпасы объемно-детонирующего действия…
— Ты сюда глянь, командир, — непривычно серьезным голосом сообщил Смерч, кивая в сторону застывшего на обочине «Урала», неплохо видимого с этой точки даже несмотря на некоторые особенности местного освещения.
Я, конечно, глянул, хотя уже догадался, что именно там увижу: если полчаса назад машина выглядела просто насквозь проржавевшей стальной коробкой, то сейчас это был просто густо заросший травой бесформенный холм. Эдакий погребальный курган из ржавого металла, земли, травы и костей ребят второй группы…
Отвернувшись, я молча кивнул Смерчу. Он меня понял, так же безмолвно указав направление: говорить пока было не о чем. Да и не хотелось — не зря ведь сказано, что многие знания породят и многие печали.
Идущий пятью метрами впереди Смерч неожиданно исчез. Не растворился в окружающей серости, не растаял в воздухе, не погрузился во что-то — просто исчез.
Глубоко вздохнув, я сделал еще несколько шагов вперед…
Историческая «встреча на Эльбе», сиречь — объединение обеих частей нашей диверсионно-научной группы, прошла как-то буднично и скучно. Никаких тебе скупых мужских слез радости и смущенных поцелуев в небритые щеки — по глазам знакомо скользнула невидимая «паутинка» и пред моим взором предстала сидящая на траве четверка. Иракец, Турист, Марк — ну и полковник, конечно, куда ж мы без него. Тут же стоял мой рюкзак с аккуратно уложенным сверху броником — вот спасибо за доставку!
Вид у моих ребят был — как бы это поточнее сформулировать? — удрученный, что ли. Или, проще говоря, мрачноватый. У полковника, впрочем, не лучше:
— Что так долго? Могли бы и здесь поговорить — времени у нас, между прочим, не так уж и много!
Решив не озвучивать пока свое не слишком оптимистическое предположение насчет неодинакового течения оного времени «здесь» и «там» (там — это, в смысле, за границей исполинского отонного — или какого там? — цилиндра), зародившееся во мне еще при осмотре бывшего обсерваторского корпуса, я лишь пожал плечами:
— Могли бы и здесь, конечно, только спешить не хотелось. Мы, похоже, и так уже наспешились по самое не хочу. Что тут у вас?
Вместо ответа полковник неопределенно мотнул головой: «сам, мол, смотри». Я послушно огляделся, точнее — целенаправленно обернулся в сторону полуразрушенной пятиэтажки, чем немедленно вызвал еще один, на сей раз — одобрительный, кивок.
Что ж, учитывая все то, чему я стал свидетелем менее чем за час, подобного можно было ожидать: на месте здания громоздился густо поросший травой и деревьями холм. Конечно, вблизи наверняка еще можно было бы рассмотреть в этих зарослях отдельные остатки стен и перекрытий, но отсюда все выглядело именно так. Неумолимое время, как обычно, оказалось сильнее бетона, стальных несущих балок и цементного раствора…
В сторону дороги я и смотреть не стал — не видел смысла. От автомобиля должно было остаться еще меньше. Точнее — ничего не остаться. Вместо этого повернулся к полковнику и, поймав его взгляд, спросил:
— Ну, в общем-то, ясно. Ладно, излагай свою версию, наверняка ведь что-то уже придумал?
— Скорее уж — предположил, — Валера подозрительно вздохнул. — Понимаешь, я ведь все-таки ученый. Хоть и с погонами на плечах, но — именно ученый. А то, что тут происходит… нонсенс.
— Вале-е-ера, — в очередной раз напомнил я, — попроще, хорошо? Чтоб все поняли. А то нам еще выбираться отсюда и всю эту хренотень обратно сворачивать.
Полковник потер переносицу, собрался было что-то сказать, но передумал:
— Попроще… ладно. О сущности наружной «стены» мы с тобой говорили, и твоим людям я об этом тоже уже рассказал, так что повторяться не будем. А вот дальше? Мы имеем некую… преграду, свободно пропускающую физические объекты в одну сторону, по направлению снаружи-внутрь, и не пропускающую их в обратном направлении. Причем проходит она слева от ведущей к лабораторному корпусу дороги — иначе ты б не смог вернуться к внешней «стене». Впрочем, это ты тоже знаешь. И таких преград здесь как минимум две, а как максимум… — он развел руками. — Сколько их на самом деле, можно узнать, только пройдя их все. Теперь дальше — при пересечении каждой новой преграды, для наблюдателя меняется субъективное восприятие окружающего пространства. И это выглядит так, словно мы каждый раз видим новый, гм, временной слой, отделенный от предыдущего достаточно большим промежутком времени. Так похоже?
Последний вопрос явно адресовался мне. Скосив на полковника глаза и убедившись, что он не шутит (тоже мне, нашел советчика!), я важно кивнул:
— Вполне. Могу даже дополнить — из твоей версии выходит, что и наружную зубодробительную стеночку, при всей ее внешней и внутренней несхожести, тоже можно считать одной из этих преград — когда мы сюда попали, и машина, и здание уже были того… сам видел. А, значит, пройти сквозь нее в обратном направлении нам вряд ли бы удалось. Кстати, а что — назад действительно никак?
