Дрожащая, трепещущая и задыхающаяся девушка этого уже не услышала — волны нарастающего удовольствия, потоком несущиеся по венам, полностью лишили ее возможности слышать, думать, говорить, оставив только одно — обостренную до безумия способность чувствовать. Все в мире стало неважно, кроме пьяных от желания серебристо-стальных глаз, безумно нежных, бесстыдно-дразнящих прикосновений умелых рук, сплетающихся, словно взбесившихся, потоков Силы, хриплого "девочка моя" и губ, приникших к бьющейся на шее тоненькой жилке. Невообразимо, но этот мужчина сумел разбудить ее огонь, терпко-сладким ядом просочиться ей под кожу. И когда уже казалось невозможным выдержать ни секунды мучительно-сладкого, почти высоковольтного напряжения, Киру разорвало изнутри, расплавило, ослепило вспышкой, словно спаявшей их воедино.

— Тьма, — едва отдышавшись, с трудом выдохнула она, едва сдерживая стон и безуспешно пытаясь взять под контроль подрагивающее тело, по которому еще прокатывались остаточные волны жидкого пламени. Голова слегка кружилась. — Что… что ты со мной сделал?

— Это самое малое из того, что я могу и хочу с тобой сделать, — усмехнулся мужчина, удерживая девушку в объятиях, успокаивающе-нежно поглаживая подушечками пальцев скулы, шею, плечи, неторопливо опускаясь к груди.

В противовес словам, прикосновения Виктора были бережными и невинными — не стоит сейчас форсировать события и снова пугать маленькую зеленоглазку, это лишь навредит и может перечеркнуть все достигнутое. Сдерживать себя в том, чего он так отчаянно желал, было подобно изощренной пытке, но выбранная тактика давала отличные результаты — дикий цветок, еще совсем недавно щетинившийся шипами и колючками, сам потихоньку открывался в его руках, даря чудесный аромат, обвивался нежной эльфийской розой. Понимание, терпение, внимание и забота — как универсальный ключик, который отпирает любые запертые двери.

— А как же учеба? — слегка растерянно шепнула девчушка, прижавшись к его груди и уткнувшись носом в шею. Мужчина чувствовал, как часто-часто колотится ее сердечко.

— А что учеба? Обещал научить — значит, научу, — заверил Ивашин, пряча улыбку. — Только учти, наука бывает разная…

Языки пламени, танцующие и изгибающиеся в темноте ночи, швыряющие в черное небо пригоршни светящихся искр, завораживали. Бархатно-черное небо искрилось мириадами звезд, мерцающих бриллиантовыми россыпями незнакомых созвездий, среди которых плыла в бесконечности огромная серебристо-голубая луна, испещренная многочисленными кратерами. Треск костра сливался с шумом прибоя, ластящегося к берегу так же, как и миллионы лет назад. Иногда показывались игривые саламандры, духи огненной стихии, прыгали по смолистым дровам, привезенным из другого, невообразимо далекого мира, высовывали из костра забавные мордочки, вновь превращаясь в шальные язычки пламени и рассыпаясь искрами.

— Спасибо тебе, о таком я и мечтать не могла! — мысль у Киры вырвалась прежде, чем девушка ее осознала и отследила. — Это прекрасный мир, я словно в сказку попала или вижу сон…

— Рад, что тебе здесь понравилось, — пришел мысленный ответ мага. — Я сомневался, мир все-таки необитаемый. Еду можно привезти с собой, необходимые вещи создать, но существование привычных благ цивилизации, таких как музыка, телевизор, компьютер, здесь не предусмотрено.

— Глупость какая, зачем они здесь? — прошелестели мысли девушки. — Огонь гораздо живее и в нем неизмеримо больше смысла. А музыки лучше шума волн и костра я в жизни не слышала…

Умиротворенная и расслабленная Кира полулежала у Виктора на коленях и смотрела то на пляску огня, то на звездное небо, завороженная его красотой. Один из спиральных рукавов какой-то галактики, казалось, опускается прямо в море, и далеких чужих звезд так просто коснуться рукой. Галактика напомнила Кире круглую лохматую снежинку, из тех, что вырезали в школе для украшения класса. Девушка хмыкнула и в ответ на вопросительный взгляд мага передала изображение телепатически — сейчас она слишком устала, чтобы облекать мысли в слова, а общаться мыслями и ощущениями на понятийном уровне уже стало простым и привычным делом.

Мужчина ответил смешком и картинкой свернувшегося клубочком звездного кота, опустившего в море хвост. Кира тут же прицепила к хвосту крючок с иллюзией серебристой рыбки. На этот раз рыбка была создана не материальная, но зато вполне сознательно. Маг довольно улыбнулся, оценив успехи новоявленной ученицы.

— Хорошая иллюзия, качественная. Хотя, твои качественные иллюзии поразили меня еще в нашу самую первую встречу. Почти провела меня, как пацана мелкого, — шутливо упрекнул Виктор, легонько щелкнув хулиганку по носу. Девушка притворно сморщилась, фыркнула от смеха и наградила вышестоящего по иерархии обычным школьным щелбаном.

— Мне тоже твои … хм-м-м, весьма своеобразные методы допроса запали в душу! Всерьез и надолго, даже фобия появилась — страх перед собеседованиями. Случайно не в курсе, как называется?

— Эх, воспитывать и воспитывать, никакой субординации, — нарочито серьезно вздохнул маг, свободной рукой подбрасывая в костер полено. — Хуже мантикоры!

— А я предупреждала! И Ала с Дэмом вместо себя предлагала тебе исключительно из гуманных соображений! Зато теперь опытным путем убедился, что мантикоры лучше, — хихикнула девчонка.

— Смотря, для каких целей, — хищно притянул ее к себе мужчина, скользнув в мимолетной ласке ладонью по груди.

Cкорее по привычке, девушка попыталась перехватить нахальную руку, но скорости реакции не хватило, и опоздавшая ладошка Киры лишь накрыла мужскую руку сверху, прижимая ее еще сильнее. Девушка не сразу поняла, что попала в собственную ловушку: продолжать в том же духе даст обратный эффект, убрать руку и сделать вид, что ничего особенного не происходит — значит, открыто позволить себя ласкать. Да и сделать морду кирпичом явно не получится, тело сразу выдаст ее истинные чувства. Она едва осмелилась признать свою тягу к Виктору перед собой. Показать же это ему, причем сознательно и добровольно, казалось смерти подобным. Хотя девушка понимала, насколько глупо все это выглядит, ведь она позволяла ему ласки намного откровеннее. И осталась довольна, как сытая обласканная кошка, что уж греха таить. Но что он про нее теперь думает? Кем считает? Некстати возникший в сознании голос матери презрительно пробурчал: "Шлюхой, кем же еще? Позоришь себя и род свой". Фил бы, конечно, не посмел оскорбить ее даже помыслом, но был бы разочарован, а упасть в глазах единственного близкого друга казалось еще страшнее. Кира вздрогнула и залилась краской, мысленно согласившись с матерью: по всем показателям ее поведение крайне далеко от приличного. И становится все неприличнее. И что же делать, когда разум и воспитание требуют одного, а все чувства кричат прямо противоположное?

Что делать, она не представляла. И решила не делать ничего. Пусть гладит! Хорошо-то как! Приятно… Шлюхой считает? Ну и пусть, от этого не умирают и Силы не лишаются. Лишь бы учил. Зачем, вот зачем все эти демоновы мысли? Никакой от них пользы, только портят такую волшебную ночь. В Бездну! В конце концов, в городе на парах додумаешь. В самом деле, Кира, не будь дурой, никто ничего не узнает. Как будто Высшему магу заняться больше нечем, как сливать тебя матери и доводить до сведения всех и каждого, какая ты плохая девочка. Да и не тебе ли всегда было плевать на мнение окружающих?

Кира вздохнула. Окружающих — да, но не родных и близких. А что может быть хуже, чем стать этой самой шлюхой в собственных глазах? Кира всегда старалась вести себя достойно мага и даже в мелочах не подвести, не уронить чести своего рода. Достоинство и гордость — то немногое, что вместе с Силой ей досталось в наследство. Это единственное, что помогало ей держаться, бороться, стремиться, единственное, что служило компасом, мерилом, жизненным навигатором и ориентиром. А теперь этот навигатор дал сбой — жизнь оказалась хитрее. Где же ты, Фил, когда ты так нужен?