Когда Рив вернулся в тюремный корпус с камерами, то заметил вверху стоявших на мостках Галлего и Парментера. Последний держал на поводке пса Джерри, что само по себе было странно, ведь обычно собак пускали бродить только по нижнему этажу. Рив заметил, как псина с недовольным видом переминается с лапы на лапу, стоя на металлическом сетчатом полу. Вероятно, псу просто не нравилось, что его лапы постоянно проскальзывают в ячейки, либо же он просто боялся высоты, что было довольно занимательно. Рив принялся выискивать взглядом Кэмпбелла, который, несмотря на гибель сына, точно вернулся к работе, так как Рив ранее видел его заходящим в защитные двери.

Мерино, украдкой подошедший к Риву, встал рядом и тоже принялся смотреть на надзирателей.

— «Значит, всё вернулось на круги своя, да?» — спросил он.

— «Нет. Сын Кэмпбелла в ящик сыграл».

— «А, понятно. Ну, тогда Кэмпбелл точно захочет поделиться эмоциями с Фениксом».

— «За Феникса сам председатель впрягся, так что Кэмпбелл теперь его и пальцем не тронет».

— «Председателю сюда целый час по пробкам трястись. Да и расскажут ему только то, что надо. А счёты свести и за минуту можно».

— «Тут и счёта никакого нет».

— «Кэмпбелл точно на кого-то выплеснет всё».

Рив по-прежнему не сводил глаз с Джерри, пытаясь придумать, как использовать эту слабость пса для собственной выгоды, ведь однажды такие познание ему и на руку сыграть могут. Пёс сначала не шевелился, наклонив уши вперёд и уставившись вниз сквозь сетчатый пол, но затем вдруг вскинул голову и стал озираться, будто бы кто-то прикрикнул на него.

— «Всё нормально, Джерри? Что стряслось?» — спросил у пса Парментер, протянув к нему руку, чтобы успокоить. Где-то за деревянными дверями начали лаять остальные псы. Рив оглянулся по сторонам в попытке рассмотреть, кто к ним приближается, но главные защитные двери так и не распахнулись. Джерри начал скулить.

Маркус, выйдя из камеры, сделал несколько медленных и осторожных шагов по коридору, не сводя глаз с плит, которыми был выложен пол, как будто он ключи потерял, или что-то ещё. Легонько вскинув голову, он уставился словно в никуда. Собаки всё никак не унимались, но в их лае не чувствовалась привычная безумная ярость. Гавканье стало куда более отрывистым и нерешительным, будто бы псы пытались побороть с его помощью собственный страх.

— «Что, не чувствуете?» — спросил Маркус, показав рукой на пол перед собой.

— «Нет», — ответил Мерино, внезапно заинтересовавшийся происходящим. — «Что это?»

— «Черви», — пожав плечами, Маркус вернулся в свою камеру. Рив заметил, что Феникс в руке вертит какой-то предмет, похожий на полоску из металла, или что-то подобное. — «Должно быть, крупный тоннель проделывают».

— «Чёрт подери, что, прямо под нами?!»

— «Нет. Примерно в нескольких километрах отсюда».

Мерино так просто не напугаешь. Рив задумался, а не пытался ли Маркус всего лишь заставить его понервничать, но, судя по всему, псы тоже чуяли приближение врага. Может, солдаты приучаются чувствовать даже небольшие колебания почвы, чтобы быстрее на них реагировать. В “Глыбе” никому сроду не приходилось изучать, как распознавать приближение настоящей угрозы, ведь тюрьму до сих пор со всех сторон окружала гранитная порода.

— «Он что, повыёбываться передо мной решил?!» — требовательным тоном спросил Мерино.

— «Нет, просто не забывает то, чему в армии научился», — ответил Рив. — «Вот тебе и ещё одна причина не лезть к нему. Думаешь, если эти твари полезут сюда, так вертухаи останутся до последнего, чтобы эвакуировать нас? Следи за Маркусом, ведь он узнает о нападении куда раньше нас».

Оставив Мерино размышлять в одиночестве, Рив направился к камере Маркуса. Тот сидел на кушетке, держа этот проклятый конверт за уголок между сжатыми большим и указательным пальцами. Риву наконец-то удалось рассмотреть, что за металлический предмет был в руках у Маркуса в коридоре, ведь тот лежал с ним рядом на кушетке. Это был либо сломанный нож, либо кусок металлического уголка, которым ящики оббивают. Рив, впервые в жизни увидев Маркуса с заточкой в руках, что лишний раз едва заметно намекало на изменения в его поведении, решил ещё раз подтолкнуть его в нужном направлении.

— «Что, решил цирковое представление устроить, как фокусник, который может угадать, что на бумаге написано, даже не смотря на неё?» — спросил он.

— «Нет, думаю о том, как бы обратно в одиночную камеру вернуться, чтобы твои вопросы не выслушивать», — ответил Маркус.

— «Да ладно тебе», — Рив решил пропустить мимо ушёй явный посыл подальше со стороны Феникса. — «Прочти ты уже. Сколько ещё ты это письмо будешь у себя под матрацем мурыжить?»

Рив решил, что если бы Маркуса и впрямь оскорбили эти слова, то он бы точно врезал Риву, или же попросту ушёл бы от разговора. Но Маркус лишь несколько мгновений сверлил его взглядом, и Рив заметил, что выражение его глаз сменилось в лучшую сторону. Теперь вместо желания поскорее сдохнуть к ёбаной матери там читалась лишь мрачная отстранённость, что было своего рода прогрессом. После этого, отведя взгляд, Маркус отклеил край конверта, достал оттуда свёрнутую бумагу, а затем осторожно достал оттуда фотографию, держа её изображением вниз.

“Должно быть, он целую вечность просто ощупывал содержимое этого конверта, до смерти боясь взглянуть на фотографию. Он и сейчас боится, бедняга”.

Конечно, стоило последовать правилам хорошего тона и отвернуться, пока Маркус читал письмо, но Риву надо было знать, как тот отреагирует. Он желал увидеть, как письмо изменит настрой Феникса. Возможно, всё это была лишь слезливая глупость, но наблюдение за тем, как остальные находят, ради чего жить дальше, помогало самому Риву окончательно не пасть духом. Но Маркус вовсе не изменился. По крайней мере, не в правильном направлении. Вдруг его лицо вновь перестало выражать всякие эмоции, челюсти сжались, но глаза заслезились. Рив решил, что его девушка в своём письме написала, что бросает его, либо же, что никогда его не бросит. Вообще сложно было понять, какого из этих вариантов Маркус на самом деле больше хотел. А затем он сделал то, что Рив от него вообще не ждал: Феникс протянул ему фотографию, даже не взглянув на неё. Значит, на ней точно запечатлена та самая единственная для него.

“А может, эта самая единственная прислала ему фотографию, на которой выходит замуж за его лучшего друга…”

— «Будешь смотреть?» — поинтересовался Рив.

— «А ты будешь?»

“О, как. Странно, однако. Я думал, он отхерачит любого, кто посмеет разглядывать её священный, мать его, лик”.

— «Ну и что ты тогда от меня хочешь?» — спросил Рив.

— «Чтобы ты просто понял меня», — ответил Маркус.

Рив, конечно, и не думал, что на фотографии окажется какая-то дикая уродина, но и увидеть такую красоту тоже не ждал. Такие женщины достаются настоящим героям. Странно, но на снимке женщина была запечатлена в каком-то офисе, будто бы ничего кроме этого Маркусу и не надо было отправлять. А может, эту фотографию сделали в день, имевший для них обоих некое особое значение.

— «Теперь понимаю причину всех твоих терзаний», — сказал Рив. — «Но я бы и не подумал сдаваться, если бы меня на воле ждала женщина с такой восхитительной задницей».

Рив решил, что весьма вероятно то, что он позволил себе лишнего, и что Маркус сейчас ему за пару секунд просто шею свернёт. Но тот лишь протянул руку, чтобы забрать фотографию, а затем, так и не взглянув на неё, положил обратно в конверт, который затолкал в карман штанов. Сжав пальцы так, будто ручку в них держит, Рив сделал вид, что пишет. Тем самым он хотел сказать Маркусу, что надо написать ответное письмо, но тот лишь пожал плечами в ответ. Но что-то в Фениксе всё равно изменилось. Да, он расстроился, увидев нечто, напомнившее ему о старой жизни, которой его лишили, но затем явно над чем-то крепко призадумался. Возможно, в итоге этих размышлений у Маркуса наконец-то хватит духу прочесть письмо.