— «У нас раненный! У нас раненный!» — эти слова Аня, должно быть, слышала уже тысячи раз за последние тринадцать лет, но каждый раз от них у неё всё внутри холодело. Сигнал, пройдя сквозь линии связи, поступал к ней из динамика радиостанции. Как и в тот раз, когда она слышала, как умирает её мать. — «У нас раненный! Противник убит или покалечен!»

— «Я жду Дома», — сказала она.

— «А-а-а, ясно».

— «Нет, ты меня не так понял», — Аню куда больше возмутила мысль о том, как кто-то может счесть, что Дом забросил поиски Марии, чем предположение, что она тут же прыгнет в чью-то другую постель, раз Маркуса больше нет рядом. — «Он пытается собрать в городе денег на подачу апелляции по делу Маркуса».

Барри в ответ лишь молча уставился на неё.

— «А к вам ведь порой привозят заключённых из “Глыбы”, да?» — спросила Аня и, заметив, как её кружка вновь опустела, выругалась про себя, что уже слишком долго тут сидит. — «В каком они состоянии, когда их привозят на осмотр?»

Аня понимала, что своими вопросами ставит Барри в неловкое положение. Она пронаблюдала за тем, как хирург, моргнув несколько раз, отпил из своего бокала, чтобы выиграть для себя немного времени, за которое можно придумать, как бы помягче описать Ане то, что она, к своему ужасу, и так уже понимала.

— «Ты от меня какого ответа ждёшь?» — наконец спросил Барри. — «Такого, чтобы тебя устроил, или честного?»

— «Честного», — ответила Аня. Надо было идти до конца.

— «Твою мать, так и знал, что ты так скажешь», — выругался хирург. Чез, бесшумно появившись рядом с ними, словно призрак, наполнил кружку Ани, будто бы понимая, что ей без этого сейчас никак. Барри и свой бокал протянул бармену. — «Ну, самая частая причина смерти среди заключённых — это… нож в спину… травмы от ударов тупыми предметами… Вообще-то, не так уж и часто их к нам возят. Вот честно, я всего лишь троих видел за всё то время, что в Медицинском центре Джасинто работаю. Обычно они сами со всей это хренью разбираются, да и к тому же там теперь уже не так уж и много людей обитает. Остались только самые крепкие, и силы у них равны, чтобы до конца друг друга перебить».

Барри внезапно умолк, будто бы понял, что слишком жестковато обрисовал картину, а затем продолжил.

— «Показатель средней продолжительности жизни заключённого в два года был верен в прошлом, но самые приспособленные пережили этот срок. Недавно к нам одного привозили, но… затем снова увезли. С ним всё в порядке было, так что, полагаю, он теперь снова под замком».

Аня и сама не знала, какие эмоции у неё сейчас на лице проявились. Ей уж точно хотелось расплакаться, но она всегда хорошо умела стиснуть зубы и подавить в себе это желание. По крайней мере, ей так казалось. Немного поёрзав на стуле, Барри взглянул ей прямо в глаза.

— «Есть вести от Маркуса?»

— «Он отказывается встречаться со мной, а на письма не отвечает».

— «Возможно, ему их просто не передают».

— «Он сказал Дому, что нам обоим надо забыть о нём, и больше мы от него ничего не слышали», — пробормотала Аня, сама не понимая, за каким вообще чёртом рассказывает о таком Барри. Может, лишь для того, чтобы, произнеся эти слова вслух, самой в них поверить? — «А как я могу о нём забыть?»

— «Да ладно тебе», — ответил Барри. — «Сколько нам всем вообще жить осталось-то? Может, и меня уже завтра не станет. А может, и тебя. Тебе сейчас сколько? Тридцать пять? Да ты ещё молодая».

— «Мне тридцать», — сквозь зубы процедила Аня, внезапно почувствовав приступ беспричинной злобы.

— «Ну, выглядишь ты великолепно. Можешь любого мужика себе отхватить, какого только пожелаешь».

Аня не могла оторвать глаз от пива в кружке. Она чувствовала скорее не кипящую злобу, а смутное и до конца неясное чувство медленно перетекавшей в ней обиды из-за всего на свете. Из-за мамы, решившейся на такое безумство в бою. Из-за червей. Из-за того, что Маркус порой вёл себя, как чокнутый, вытворяя всякие глупости, вместо того, чтобы быть рядом с ней. Из-за того, что он спустил в трубу всё то немногое, что у них было. Из-за Хоффмана, который сделал то, что должен был… Но основной причиной всё же являлся Маркус.

“Как ты мог так поступить со мной?! Как ты мог вот так взять и бросить меня одну?!”

— «Знаю, что могу», — ответила Аня, решившись в кои-то веки признать свою красоту. Но она ни разу до этого не проявляла такой язвительности. — «И именно поэтому мне нужен Маркус. У альфа-самки в стае есть право заполучить себе альфа-самца, так ведь?»

Барри положил ей на локоть свою ладонь, которая каким-то образом соскользнула вниз, оказавшись на бедре Ани, застывшей от происходящего. Маркус такого бы себе в жизни не позволил на людях. Именно поэтому подобный поступок и привёл её в негодование. Дело было даже не в том, что Барри лапал её, а в том, что ей всю жизнь хотелось, чтобы Маркус хотя бы за руку её прилюдно взял, просто признав, что у них есть отношения, а не пытаясь сделать вид, что не спит с ней. Остальное уже не имело большого значения, ведь слишком много людей погибло, а шансов выжить оставалось всё меньше.

— «Милая», — начал Барри, — «если так и будешь ждать его, то у тебя там всё зарастёт обратно к чертям собачьим до следующего перепиха».

И тут Аня ему врезала. Этот гневный порыв возник из ниоткуда, как всегда и бывает. Едва почувствовав, как её кулак врезался в Барри, она тут же вскочила со стула и приблизилась своё лицо к нему. Каким-то образом в ней одновременно бушевали горечь утраты и дикая ярость. Аня и сама не понимала, насколько сильно ударила Барри, но он так и остался сидеть, прижав руку к челюсти и вытаращив на неё глаза. Рука Ани на мгновение словно добела раскалилась от боли.

— «Да, я храню себя для него, понял?!» — крикнула она. Все в баре обернулись на шум. — «Либо он, либо вообще никто! Так и поступлю, а ты свои руки при себе держи, чёрт тебя дери!»

Адреналин в крови упал так быстро, что, казалось, будто бы кто-то нажал на слив. Первой же мыслью Ани было извиниться, но Барри, соскользнув со стула, уже пятился от неё спиной вперёд.

— «Прости», — сказал он. — «Да, я знаю, что позволил себе лишнего. Забудь вообще про то, что я тебе наговорил, хорошо? Мне лучше уйти».

Ане надо было взять себя в руки, да ещё и Дома дождаться. Когда двери бара захлопнулись за спиной Барри, она вскарабкалась обратно на стул, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, хотя с Чезом они всё же пересеклись глазами.

— «Пора мне на газировку переходить», — тихо пробормотала Аня.

— «Ага», — кивнул Чез, протирая бокал рваной тряпкой.

Кулак начало саднить. Оглядев его, Аня заметила на коже ссадины, влажные от струившейся из них крови. С раздосадованным видом она приложила костяшки к губам, и в этот момент чья-то рука легла ей на плечо. Аня резко развернулась, будучи готовой вновь ударить стоявшего позади неё.

— «Ё-моё!» — воскликнул Дом. — «Что стряслось?»

У Ани от одного его вида словно камень с души свалился.

— «Прости. Выставила тут себя дурой, пива слишком много залила в себя. Знаешь этого хирурга, Барри зовут? Блондин с бакенбардами такими? Он меня облапал, а я его ударила».

Дом тут же пришёл в негодование, словно брат, готовый защитить честь сестры.

— «Так, я этому мудаку сейчас ноги к хуям переломаю. Куда он пошёл?»

— «Дом, забудь о нём», — Аня ухватила Дома за локоть. Он даже не стал снимать боевую форму, а просто отстегнул бронепластины и накинул сверху куртку. — «Всё было совсем не так, как ты думаешь. Он хороший парень. Это я себя в руках удержать не сумела. Всё из-за Маркуса. Я постоянно злюсь на всё вокруг».

— «Это ты своего рода так скорбишь по нему», — ответил Дом. — «Когда погибли Бенни и Сильви, мы с Марией ходили к психологу, чтобы справиться с утратой. Нам там всякой херни бесполезной наговорили, но кое-что оказалось правдой. Например, то, что ты злишься на умершего человека, считая, что они тебя тут попросту бросили. Из-за этого все эти безумные припадки и перемены настроения. Потом всё это пройдёт».