— «Так точно, сэр», — прорычал Маркус. Обычно он таким тоном людей на хуй посылал. Хотя, Розесей всё правильно понял: Маркусу надо было передохнуть, даже если он сам так и не считал. Особенно сейчас надо.

“Но с отцом он это всё обсуждать не станет. Он ни с кем о таком не говорит, даже с Аней”, — подумал Дом, пронаблюдав за тем, как Маркус протиснулся в отсек с коммуникационным оборудованием в хвостовой части вертолёта. Сам же он при этом пытался делать вид, что вовсе не следит за каждым шагом друга. Через несколько минут он услышал глухой удар, который тут же поглотил шум двигателей вертолёта. Маркус вышел из отсека и немного прошёлся по палубе, довольно убедительно делая вид, что он сейчас весь погружён в мысли о чём-то кроме только что погибшего человека. Он медленно сжимал и разжимал правый кулак. Значит, Маркус со всей дури врезал кулаком в переборку. Он делал так порой, когда чья-то смерть потрясала его до глубины души. Дом никогда его не спрашивал обо всём этом, хотя Маркус прекрасно понимал, что друг в курсе, равно как и в курсе того, что сейчас творилось у него на душе.

Маркус только что увидел, как такого же солдата, как и он, затянуло в медленно поднимающуюся лужу цемента, и теперь винил себя в том, что так и не сумел никого спасти.

ХОЛДЕЙН-ХОЛЛ, ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ДЖАСИНТО. ОСОБНЯК СЕМЬИ ФЕНИКСОВ.

Это молчание тянулось долгих пятнадцать лет, и чем больше оно длилось, тем сложнее было его нарушить. Покинув автомобиль, Адам Феникс замер возле дверей особняка, повторяя про себя речь, в которой хотел признать свою вину перед сыном. Несмотря на войну, компания, обслуживавшая особняк, исправно выполняла свою работу. В воздухе витал запах скошенной травы и свежего креозота. Именно эти ароматы напоминали ему о беззаботных летних деньках детства, которые уже никогда не вернутся.

— «Сэр, вы как, в порядке?» — спросил водитель, опустив боковое стекло служебного автомобиля и высунувшись наружу. — «Ключи потеряли что ли?»

Адам и сам не понимал, как объяснить водителю, что боится зайти в собственный дом и повидаться с сыном, поэтому сделал вид, что осматривает поверхность дверей. Тёмно-зелёную глянцевую краску, покрывавшую эти двери, не производят уже несколько столетий, поэтому её специально замешивали эксперты по реставрации из Национального музея Эфиры. Бесчисленные слои ложились друг на друга, словно геологические пласты, придавая дереву текстуру лёгкой ряби, какая бывает у старого стекла.

“Вот во что превратилась семья Фениксов. Они канули в историю и сами стали музейным экспонатом, продолжая делать вид, что крепко стоят на ногах и не теряют своих корней в мире, который разваливается на части прямо у них на глазах”.

— «Тут не помешало бы ещё один слой краски нанести», — ответил Адам. — «Увидимся на следующей неделе, Хэндри».

— «Хороших вам выходных, сэр».

Объехав фонтан во внутреннем дворе, автомобиль направился к воротам с пробуксовкой по гравию. Адам понял, что до сих пор ищет в себе силы, чтобы открыть двери, хотя они никогда и не запирались. В особняке хранились предметы искусства стоимостью в миллионы долларов, а враг стоял почти у ворот, но Адам всё же не мог заставить себя начать переживать за всё это барахло. Кто вообще осмелится вломиться сюда? Кто станет рисковать и лезть через забор?

“Саранча не грабит дома врагов. По крайней мере, предметы искусства её точно не интересуют. Да, надо отдать должное их практичности”, — вздохнув, Адам с поникшей головой распахнул двери. Маркус уже должен был быть дома. Сын так редко появлялся дома в последнее время, что Адам мог определить его присутствие даже по запаху. Это была столь знакомая ему смесь армейского мыла и оружейной смазки. Давным-давно были времена, когда и от Адама разило этой смесью, чего он сам даже не замечал, пока Элейн не сказала ему об этом. Но жены давно уже не было в живых, сын стал ему чужим человеком, а ностальгический запах армейской жизни приносил больше страданий, нежели горькой радости.

Но единственный запах, который сейчас вдыхал Адам — это аромат кофе. Доносящийся из кухни шум эхом разносился по коридору.

— «Миссис Росс!» — позвал он, положив портфель на стоявший в прихожей бесценный лаковый стол, сделанный в Фурлине. — «Я и не думал, что вы так задержитесь».

Экономка высунула голову из проёма двери на кухню. Коридор, ведущий к ней, был настолько длинным, что Адам почувствовал себя подъезжающим к станции поездом. Топанье собственных ботинок о мозаичный пол напомнило ему стук колёс вагона о рельсы. Косой луч света, пробивавшийся через дверной проём за спиной экономки, падал как раз на участок пола, вымощенный прозрачным кварцем и мрамором.

— «Я просто не хотела, чтобы вам пришлось самому себе еду готовить, профессор», — ответила экономка, отойдя в сторону, чтобы профессор мог пройти в её владения. У Адама с миссис Росс был уговор: профессор никогда не заходит на кухню без её разрешения во время приготовления пищи, а экономка никогда не появляется в его кабинете или лаборатории в подвале. Вряд ли можно было назвать особняк людным местом, но каким-то образом пустота этих стен, казалось, сама по себе требовала от них подобных договорённостей. — «Лейтенант Штрауд звонила. Маркус сейчас ушёл во внеочередной патруль, поэтому вернётся поздно».

Лицо экономки оставалось бесстрастным. Будь на её месте кто-то куда менее тактичный, то вполне небезосновательно уже в сотый раз бы спрашивал, когда же Маркус наконец обзаведётся семьёй, а также высказал бы что-нибудь о необычайном терпении Ани Штрауд. Но миссис Росс лишь промолчала.

— «Ну, я рад, что штаб уведомляет нас обо всех его перемещениях», — ответил Адам. — «А вам самой не надо ли уже быть дома? Вашему внуку ведь тоже увольнительную дали».

— «Тут всё дело в моей профессиональной гордости, сэр…» — с этими словами экономка открыла холодильник, продемонстрировав ряды подписанных свёртков, которые были разложены с армейской точностью. Холодный воздух впился в лицо Адама, как бывает морозным утром. — «Я подготовила все ингредиенты, так что вам остаётся лишь сделать всё, как я в инструкции расписала. А ещё я мясо зажарила. Знаю, что вы не любите, когда я ваше имя использую, чтобы достать что-нибудь сверх нормы пайка, но… Маркус же не так уж и часто домой заглядывает, да?»

Маркуса отпустили из части всего лишь на пятьдесят два часа, но этот его короткий приезд уже приобрёл масштабы триумфального возвращения. Терпеливая миссис Росс, которая не привыкла осуждать кого-либо, приготовила еды как на целый банкет по случаю возвращения блудного сына. Адам осмотрел свёртки с мясом и нарезанными овощами. Ему в жизни ни разу не приходилось самому готовить, с учётом его богатства, положения в обществе и звания, но сам же профессор гордился тем, что умел это делать. Окончательно смирившись со смертью Элейн и с мыслью о том, что теперь ему придётся одному воспитывать тринадцатилетнего сына, Адам принялся готовить для Маркуса, дабы показать ему отцовскую заботу. Еда стала для него проявлением любви, но сын уже тогда стал отдаляться от него всё сильнее и сильнее. И вот теперь, спустя почти что двадцать лет, Адам вновь почувствовал желание приготовить что-нибудь для сына.

“Пора раскаяться и извиниться. Только в этот раз мне и впрямь есть, за что попросить прощения”, — подумал Адам. Миссис Росс уставилась ему прямо в глаза. Должно быть, профессор выглядел, как испуганный кролик.

— «Мне вовсе не трудно остаться», — сказала она. Нет, Адам никак не мог просить экономку о таком. Она ведь наёмный рабочий, а не слуга. А с учётом того, что война дошла почти что до границы Эфиры, вполне возможно, что миссис Росс в последний раз сегодня увидит своего внука живым. — «Только попросите, и я останусь».

— «Идите домой к семье», — тихо ответил Адам. — «Если даже и сожгу кухню, то просто отведу его на ужин в ресторан».