Прескотт мог поклясться, что Дьюри вот-вот улыбнётся, что случалось весьма нечасто. Это заставило председателя мысленно выругаться, ведь он надеялся, что у капитана не создалось о нём мнения лучше, чем того хотел сам Прескотт, потому что в обмане честных людей вовсе не было ничего приятного. На какое-то мгновение председателю вдруг стало не хватать настоящих политиканских игр, похожих на фехтование. Он скучал по тем временам, когда соперника можно было перехитрить, а от вопросов журналистов можно было уклониться грамотными словами отрицания, или же элегантно увильнуть от ответа, умолчав о каком-либо событии. Председатель решил, что, возможно, ещё успеет дожить до того дня, когда всё это вернётся.
— «Да, я бы тоже не стал заводить детей с некоторыми людьми отсюда, сэр», — сказал Дьюри, наконец-то выдавив весёлую, но совершенно холодную улыбку. — «Значит, в следующий раз увидимся в Джасинто. Счастливого пути».
Бросив взгляд на циферблат наручных часов, Прескотт перевёл их на часовой пояс прибрежного района Тируса. У него ещё оставалось достаточно времени, чтобы зайти в лабораторию к Фениксу, а затем успеть к отплытию подлодки. Председателю крайне необходимо было прогуляться по такому красивому месту, ведь в Джасинто он попросту не мог позволить себе подобного. Проглядывалась какая-то ирония в том, что человек, обладающий наибольшей властью на всей Сэре, не мог использовать весь потенциал Азуры. А ведь эту базу построили не только для проведения секретных исследований и складирования всего необходимого для восстановления цивилизации в случае катастрофы планетарного масштаба, но ещё и в качестве аварийного командного пункта для правительства. Прескотту приходилось, стиснув зубы, вместе с остальными вести нелёгкую жизнь в Джасинто, ведь таков был его долг. Политика представляла собой довольно мерзкое занятие, в котором участвовали куда более мерзкие люди, хоть и делая это из необходимости, как на войне. Но у Прескотта были свои совершенно чёткие стандарты, которые он ещё в детстве перенял у отца: долг главы государства — служение своему народу любой ценой, вне зависимости от того, на какие жестокие меры, возможно, придётся пойти ради этой цели.
“Вот так, Феникс. Я не бросаю всё и не бегу от ответственности, потому что просто не могу так поступить. Ведь у меня ничего больше нет: ни жены, ни сына. Никакого наследия я после себя не оставлю кроме упоминания в учебниках истории. А, возможно, и этого не случится”.
Направляясь к главной лаборатории по украшенной рядами цветов дорожке, Прескотт решил, что Адам Феникс и мечтать не мог о столь богато обустроенных исследовательских учреждениях. Яркий свет заполнял чистое просторное помещение, а оборудование явно было куда лучше того, которое Адам использовал в Управлении оборонных исследований. В его личных покоях имелся дополнительный рабочий кабинет, чья роскошь в обстановке и обитые деревянными панелями стены ничем не уступали тому уровню изящества, к которому профессор привык, проживая в Холдейн-Холле. Прескотт и сам до конца не понимал, что же полезного может сделать физик в области биохимии, но история встречались редкие примеры людей с обширными познаниями во многих областях науки, добивавшихся немалых в них успехов. К тому же, у Адама были исследовательские записи его гениальной жены. Впрочем, гениальность её от гибели всё же не спасла.
“Интересно, каково это: быть настолько любопытным, что даже умереть готов ради открытия чего-то такого никому ранее неизвестного. И всё это лишь бы стать первым, чтобы открытие это в твою честь назвали. У этих учёных одно тщеславие на уме… Да и кто бы мог подумать, что человек сам согласится работать с теми, кто убил его жену? У Адама куда больше черт характера настоящего политика, чем я раньше предполагал. Ну, или же его самого прельстила возможность решить эту проблему, а также захватило упоение из-за научного открытия, как и его жену”.
— «Как ваши дела, Адам?» — спросил председатель. Адам бросил на Прескотта взгляд поверх очков. У него были такие же глаза непривычного бледно-голубого цвета, как и у его сына, да и телом он был по-прежнему крепок, как и в те годы, когда солдатом сражался на фронтах. Порой его внешний вид застигал Прескотта врасплох.
— «Как мой сын?» — спросил он.
— «С Маркусом всё в порядке», — ответил Прескотт. — «Я прослежу за тем, чтобы вам регулярно докладывали о его состоянии. Кстати, может, вам что-то ещё необходимо? Я скоро возвращаюсь в Джасинто. Нельзя покидать город больше чем на день-другой, да и слишком часто отлучаться нельзя, а иначе моё прикрытие рухнет».
Адам сидел за столом, согнувшись под странным углом, вероятно, чтобы рёбра не так сильно болели. Чашка чая, на остывающей поверхности которого собиралась плёнка от сливок, стояла на кипе бумаг с отчётами и результатами экспериментов рядом с фотографией в рамке, на которой была запечатлена Элейн. Она была весьма красивой женщиной с точёной фигурой, которая, как показалось Прескотту, была прекрасно осведомлена о собственной привлекательности. Она совершенно не была похожа на одну из этих зачуханных витавших в облаках профессорш в поношенных вязаных жилетах. Со стороны выглядело так, будто бы Адам поставил фотографию жены тут, чтобы она контролировала его работу, или же, вероятно, давала ему своё благословение. Прескотт поискал глазами вокруг фото Маркуса, но здесь была лишь Элейн. Наверно, остальные фотографии он повесил в своей комнате. Дьюри совершенно точно удалось забрать их из Холдейн-Холла.
Адам одарил Прескотта пристальным взглядом, свойственным профессорам.
— «А как вам удаётся провести вертолёт сквозь шторм?» — спросил он.
— «Вы ведь не помните, как попали сюда, да?»
— «Полагаю, я в тот момент лежал без сознания».
— «Под водой до острова добраться проще, чем по воздуху. Хотя, и так тоже можно, если воздушное судно сможет набрать нужную высоту. Подводная лодка погружается перед штормом, создаваемым “Мальстрёмом”, а затем всплывает возле военно-морской базы “Эндевр”, где к ней подлетает вертолёт. Я рад, что вы не помните, как вас на лебёдке спускали на борт подлодки. При столь сильном ветре всё это превращается в тот ещё аттракцион. Ну, так что, вам ещё нужно что-либо, или нет?»
Медленно осмотрев комнату немигающим взглядом, Адам отрицательно помотал головой. За стеклянной стеной в дальнем конце комнаты суетились двое лаборантов. Прескотт краем глаза заметил ряды банок с каким-то полупрозрачным содержимым жёлтого цвета, подсвеченного люминесцентными лампами.
— «У нас есть всё, о чём только мечтать можно, кроме решения этой проблемы. Хотите посмотреть, чем мы заняты сейчас?» — отхлебнув из чашки с остывшим чаем, Адам поморщился. — «Пойдёмте, я вам покажу».
Теперь уже профессор вёл себя вполне дружелюбно, вероятно потому, что всё его внимание сейчас переключилось на поиски разгадки новой научной тайны. К тому же, он сейчас пребывал явно не в том положении, чтобы злиться на кого-либо. Последовав за ним, Прескотт остановился возле стеклянной стены.
— «Первый раз в жизни я работаю со специалистами по органической химии напрямую», — Адам скрестил руки на груди. — «Да и вообще с биологами».
— «Выходит, вы не работали над этим вместе со своей женой?»
— «Сами же знаете, что она ничего мне не рассказывала о своей находке».
— «Нет, я в целом спрашивал».
— «А, нет», — брови Адама на секунду нахмурились, будто бы он поверить не мог в невежественность Прескотта насчёт различий между несколькими отраслями науки. — «В общем, мы сейчас заняты увеличением числа образцов, в которых имеется патоген Светящихся. Затем мы возьмёмся за эксперименты с методами его уничтожения».
— «Ещё до того, как полностью его изучите?»
— «Это две стороны одной медали, Ричард. Мы должны выяснить, как его убить, и именно через это и сможем его изучить».
Прескотт наблюдал за лаборантами. Те были одеты в полностью закрытые костюмы химзащиты с перчатками и масками, даже несмотря на то, что их безопасность при работе с этим веществом обеспечивали вытяжные шкафы, а Адам хранил образцы в обычных стеклянных банках дома все эти годы. Содержимое банок по-прежнему ничем не отличалось от имульсии, из которой получали топливо, изменившее всю экономическую обстановку на Сэре и положившую начало восьмидесятилетней войне.
