Но теперь уже все знали об этих тварях, и о том, как Саранче из-за них пришлось вылезать на поверхность. Нэвилу показалось, что местные биологи куда больше возненавидели Адама за то, что он, будучи физиком, полез не в свою область науки, нежели за умалчивание такого открытия. Они и впрямь уже давно потеряли связь с царившей на Сэре реальностью.

— «Вы вообще получаете новости о том, что творится в Эфире?» — спросил Нэвил, сворачивая салфетку и поражаясь тому, что она была сделана из настоящего льна. — «Вы хоть понимаете, насколько там всё плохо? Слышали о тех беднягах, которых КОГ бросила за стенами баз? Их зовут “бродягами”. Вы вообще имеете представление о том, как там люди выживают?»

— «Конечно, знаем».

— «Как пить дать, смотрите новости каждый вечер, потягивая бокальчик бренди, чтобы спалось лучше».

— «Нэвил… Пожалуйста, сходи на консультацию к психологам. Тебе и впрямь это необходимо».

Нэвил встал из-за стола и побрёл прочь. Чтобы покинуть ресторан, надо было воспользоваться этим восхитительным лифтом, который вовсе не славился своей скоростью. Платформа медленно опускалась вниз, оставляя Нэвилу слишком много времени на осмотр сокровищ, располагавшихся в вестибюле внизу. Вот, значит, куда перевезли все экспонаты из Национального музея Эфиры. На это у властей ресурсов хватило, а на то, чтобы людей спасти — нет. Но Нэвил прекрасно понимал, что невозможно вывезти всё население Эфиры и найти для такой массы людей место на маленьком островке. А ещё он понимал, что обществу, отстраивающему мир заново, потребуются хотя бы какие-то остатки культурного наследия, чтобы помнить о том, чего можно достичь. Тем не менее, Нэвилу всё это казалось совершенно неправильным.

“Мой брат погиб ради этого. А я даже не записался добровольцем в армию”.

Нэвил до сих пор не видел большую часть острова. Ему выделили кабинет и довольно неплохое жильё, а в дальнейшем он сам нашёл, как пройти в библиотеку и ботанический сад. За границами ухоженного ландшафта базы простирались захватывающие дух каменистые пляжи, скалы и небольшие песчаные бухты. Нэвил до сих пор пытался найти убежище, где он бы мог побыть наедине со своими мыслями, чтобы не видеть всех этих людей, которые либо сами считали, что у них есть полное право отсиживаться тут во время вымирания целых наций, либо же их в этом убедили.

Первый этаж представлял собой лабиринт из смежных комнат и пересекавшихся коридоров, великолепно украшенных полами, выложенными изысканной мозаикой, занавесками и стоявшими у стен столиками с позолотой. Здание выглядело, как смесь пятизвёздочного отеля и курорта, которым, в принципе, и являлось, если не брать во внимание, что здесь располагались исследовательские лаборатории, находившиеся под строжайшей охраной. Нэвил обнаружил дверь, ведущую в ещё один сад-парк, испещрённый декоративными ручейками и фонтанчиками. Там он прогуливался некоторое время, наблюдая за клонившимся к закату солнцем, и прокручивал в голове те слова, которые он скажет Адаму Фениксу, когда наконец-то с ним увидится. В итоге, усевшись на кованную металлическую скамью, Нэвил уставился на пальмы и тропические лианы, усыпанные пурпурными цветками, названия которых он даже не знал. Ароматы, витавшие в вечернем воздухе, напоминали духи. Доктор понимал, что всё это совершенно неправильно, так не должно быть.

Сквозь арку Нэвил мельком разглядел завесу из бесконечных торнадо и смерчей, словно щит ограждавшую остров от остального мира. Как физик, он мог лишь восхищаться масштабами и искусностью такого приспособления, но в остальном же Нэвил испытывал совершенно противоположные эмоции. Раскинув руки и положив их на спинку скамьи, доктор поднял голову к совершенно безоблачному небу. Там, вместо патрульных вертолётов, расчищавших воздушное пространство над Джасинто от риверов, из стороны в сторону порхали стаи насекомых.

В этот момент пропитанный тропическими ароматами воздух наполнился звуками голоса системы громких оповещений. Все сообщения этой системы записывались заранее, а затем либо проигрывались в зацикленном порядке, либо же воспроизводились в моменты открывания дверей и срабатывания инфракрасных датчиков. Но в Нэвиле уже начинала кипеть личная неприязнь к этому голосу. Ему не нравился ни сам голос, ни та херня, что он обычно нёс. Голос был явно мужской, но какой-то неестественно мягкий и успокаивающий, а рассказывал он изнеженным обитателям острова о лабораториях, или же об очередных оздоровительных процедурах.

— «… а также на этой неделе вы сможете посетить новую опреснительную установку, расположенную…» — неслось из динамиков.

— «Господи, да захлопнись ты уже», — вздохнул Нэвил, наклонившись вперёд и уперев локти в колени. На одной из дорожек появились две женщины в тёмно-синих платьях, катившие перед собой уборочную тележку. Вероятно, это был обслуживающий персонал. Вскоре они скрылись за зарослями лиан. На какое-то мгновение иллюзия того, что всё это происходит в раю, исчезла, и мир вокруг стал выглядеть чуть более прозаичным. Нэвил мысленно напомнил сам себе о том, что место это на самом деле являлось тюрьмой, и он больше не мог вернуться домой.

“Ну, тогда и прятаться тут смысла нет. Рано или поздно придётся встретиться с ним”.

Встав со скамьи, Нэвил направился к тому месту, которое он сам для себя считал центром комплекса. Это был ещё один выполненный в традиционном стиле сад, к которому с одной стороны примыкала лечебница, а с другой — офисное здание, совершенно не похожее на обычные постройки подобного типа. Это было живописнейшее произведение архитектурного искусства с запутанными и сложными формами, чьему богатому на детали фасаду из каменной кладки придавали теплоты висячие корзины с великолепными цветками. То, что это место считалось бункером, ещё ладно, но вот такой избыток роскоши выводил всё это на совершенно иной уровень.

“Ты ведь и сам знаешь причину”.

Это место создавалось в расчёте на то, что вся остальная поверхность Сэры превратится в безжизненную пустошь, а человечество начнёт процесс восстановления планеты именно отсюда. Спроектировавшие эту базу люди считали, что Маятниковые войны закончатся гибелью обеих сражающихся сторон, и даже помыслить не могли о появлении Саранчи.

“Полагаю, мне не запрещено подняться туда и постучать в двери палаты Адама”.

Однако делать это Нэвилу вовсе не пришлось. Пока доктор наблюдал за тем, как люди в лабораторных халатах и весьма недурных домашних костюмах прогуливаются по дорожкам и тропинкам вокруг него, то исчезая из виду, то снова появляясь, его внимание привлекла фигура, которая двигалась куда медленнее остальных. Это был Адам Феникс. Сжимая в руках пару костылей с упором под локоть, он пытался спуститься вниз по каменным ступеням, украшенным рядами клумб с резными узорами на стенах, из которых росли цветущие кустарники. Нэвил точно не знал, заметил ли его профессор, пока тот не остановился, уставившись на него через весь сад. Доктор в ответ лишь поднял руку, но вовсе не в дружеском приветствии, а лишь дабы показать, что он тоже тут, и принялся ждать, когда Адам подойдёт к нему. Он твёрдо решил не вставать и не идти к профессору навстречу, несмотря на тяжёлое состояние Адама.

“А я ведь ещё переживал, как буду ему в глаза смотреть после того, как сдал его”.

Остановившись в нескольких метрах от Нэвила, Адам слегка склонил голову вбок. Возможно, он и сам не знал, с чего начать.

— «Ну что, Адам, кто первый на кого наорёт?» — заговорил Нэвил. — «Можете начать с того, что обзовёте меня мудаком за то, что я настучал на вас председателю. Или же я начну, рассказав вам о том, что до сих пор поверить не могу, что вы так обошлись с собственным народом, когда ваш сын сам в армии служит».

— «Я не могу винить тебя за разговор с Прескоттом», — Адаму после небольшой возни с костылями всё же удалось опуститься на скамью рядом с Нэвилом. — «По правде говоря, мне сильно полегчало на душе, когда всё это закончилось. Полагаю, что рассказал тебе, потому что у меня кишка тонка оказалась самому всё выложить начистоту председателю».