Мы поднялись по лестнице. Вошли в спальню и вместе, не размыкая рук, подошли к кроватке в которой спала спокойным сном Ярослава.

— Ну здравствуй, солнышко, — произнесла Катя. В голосе её звенели слезы, но она мужественно держалась, чтобы снова не заплакать. Протянула к ней руку, коснулась щечки, затем поправила одеяльце и повернулась ко мне.

— Кирилл, я хочу быть с тобой.

Я не сразу понял, что она имеет ввиду, но едва она потянулась к пуговице на моих джинсах, накрыл её руку своей и сжал.

— Нет, Кать. Я могу причинить тебе боль.

— Не причинишь, — вырвала руку и, сделав шаг назад, взялась за полы своей футболки. Через мгновение она предстала передо мной в одном бюстгальтере, откинула футболку в сторону и посмотрела с вызовом. — Этой ночью и все оставшиеся в нашей жизни я хочу быть с тобой, Кирилл. Только с тобой.

Завела руки за спину и расстегнула крючочки.

Бездумно, я шагнул к ней, сокращая расстояние. Пристально смотря в её горящие вызовом глаза, провел по плечам. Бюстгальтер упал к нашим ногам. Катя вздохнула и прижалась ко мне, обхватила за шею и поцеловала. Жадно, дико, так, чтобы я понял — она жива. Она рядом.

— Хочешь, мы останемся у родителей еще на несколько дней? — поглаживая устроившуюся у меня на груди Катю, произнес я. Прошелся ладонью по ленте позвонков.

Катя вздохнула и покачала головой.

— Я бы с удовольствием, но, думаю, тебе нужно работать. Ты бы мог поехать, а за нами…

— Нет, — твердо прервал я её. Знал, что она это предложит, но не допускал даже мысли, что могу оставить их с дочерью снова. — Нет, Кать. Либо вместе останемся, либо вместе уедем.

— Но у тебя работа, тендер.

— Моя работа может потерпеть, а вот вы с Ясей… — улыбнувшись, поцеловал Катю в висок, отвел прядь светлых волос с её лица и спрятал за ухо. — Вы с Ясей — самое главное, что есть у меня. Так что давай закроем тему. Выбирай, или едем домой, или остаемся здесь.

— Это не честно! — засмеялась Катя.

Ладошка её скользнула под одеяло, она погладила мой живот.

Я напрягся, ощущая, как внутри все тут же откликается на это, с первого взгляда, совсем невинное прикосновение. Так было только с ней. Всё во мне — всё моё нутро было настроено на нее. Ни одна другая женщина не вызывала во мне такой бури чувств не только на эмоциональном, но даже на самом примитивном уровне. В который раз я убеждался, что она создана для меня, вот и все. Вторая половинка. Надо же… Все-таки так бывает.

— Честно, — ответил, опуская взгляд на Катю. Она же, наоборот, задрала голову и посмотрела на меня. — Честно, — повторил я.

Она только открыла рот, чтобы, по всей видимости, возразить мне, но в кроватке вдруг заплакала Ярослава. Катя было сделала попытку встать, но я не дал ей.

— Я сам, — сказал я, отбрасывая одеяло.

Возражать она не стала, откинувшись на подушку, посмотрела на меня, мягко, расслабленно улыбнулась.

На часах было около четырех утра, а мы оба, проспав несколько часов, проснулись практически одновременно и так и не уснули. Просто лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь мгновением, тишиной теплой бархатной ночи, разбавляемой только стрекотом сверчков, нашей такой откровенной и в то же время непринужденной близостью… Темноту разбавлял лишь свет небольшого бра, висящего над постелью.

Яся, на мгновение затихнув, заревела с новой силой, и я, быстро подойдя к кроватке, взял дочь на руки. Тяжёленькая, но такая крошечная, она отозвалась на это возмущенным плачем. Махнула в воздухе кулачком. Прижав к себе, я потихоньку покачал её.

— Кто у нас такой горластый? — спросил с улыбкой, поглаживая дочь по крохотной спинке. Получил тычок маленькой коленкой и очередную порцию дочернего недовольства.

Катя все-таки не выдержала и тоже встала. Взяла с кресла халат и, накинув на плечи, подошла ко мне. Но попыток забрать Яську не делала. Просто смотрела то на меня, то на дочь, видимо, ожидая, что я буду делать дальше.

— Она, наверное, хочет есть, — прижимая к себе малышку, предположил я и глянул сверху вниз на Катю, ища в её глазах подтверждение. Но она лишь таинственно улыбнулась и пожала плечами.

Я наигранно нахмурил брови, поцеловал Яську и отошел к постели. Положил её на одеяло и, уперев руки в бока, сказал:

— Скорее бы ты уже могла сама говорить, что тебе нужно. Папа не очень понимает, отчего ты плачешь, но очень хочет тебе помочь.

За спиной я услышал тихий смех Кати и обернулся на неё. Она держала в руках пачку подгузников.

— Для начала смени его, — взяла салфетки и протянула все мне.

— Знаешь, — забирая подгузники, начал я. — Если ты думаешь, что напугала меня этим, ты ошибаешься.

— Ни в коем случае, — продолжала улыбаться Катя. — Просто ты такой милый, когда с ней возишься.

Прильнула ко мне и добавила: — Как хорошо, что ты у нас есть, Кирилл.

— Мы уже говорили об этом. Это вы с Ясей есть у меня, — сказал я серьезно и… Кать, — позвал её.

— М-м? — она снова смотрела на меня.

— Насчет ребенка Кати.

— Что насчет него?

— У меня было время подумать. И я решил вне зависимости от того, что покажет экспертиза, забрать малыша.

— Ты серьезно? — спросила Катя, как будто обомлев. Как будто, несмотря на свои уверения, на мое обещание подумать, не ожидала от меня подобного.

Почему-то это отозвалось внутри лёгким упреком. Не ей — самому себе. И дело было не только в Кате — в моей Кате, не только в пацанёнке, оставшимся один на один с целым миром. В последние годы я настолько ушел в работу, настолько зациклился на своих проблемах и их решении, на материальном, что почти забыл о людях. Когда, к примеру, в последний раз мы собирались с друзьями в баре за кружечкой пенного? Когда я просто так приезжал к родителям в гости и проводил у них не день-другой, а несколько? Когда помогал отцу в работе? Не присылал людей, чтобы это сделали они, а сам, бок о бок, работал с батькой во дворе?

— Совершенно, — кивнул, приобнимая невесту. — Ты была права во всем. Но самое важное… я действительно могу дать все необходимое не только Ясе, но и Сашке. И… — пожал плечами, засмеявшись, — кто знает, может быть, позднее, мы с тобой еще пару спиногрызов возьмем из детского дома. Если захочешь, конечно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Снегирёв, я тебя не узнаю! — покачала головой Катя.

— Я сам себя не узнаю. Просто… если я действительно не могу иметь детей, но у меня есть достаточный доход, чтобы дать какой-нибудь малявке путевку в жизнь, то почему бы и нет.

Яся, почувствовав, что о ней начали забывать, снова подала голос.

— Для начала смени нашей дочери подгузник! — усмехнулась Катя. — Но перед этим… — посмотрела на меня, обхватила ладонями мое лицо и, потянувшись, поцеловала в губы. — Я стану Катиному малышу хорошей мамой, обещаю тебе.

— Ты самая чудесная во всех смыслах, — искренне выговорил я, теперь сам целуя её.

— Подгузник, — в губы мне прошептала Катя. — А потом мы её покормим, и она даст нам поспать еще несколько часов.

— А потом?

— А потом мы поедем домой, Кирилл. Поедем домой, — снова шепнула, глядя мне в глаза. — Вместе. Втроем.

Как ни хотелось мне возразить, что лучше будет остаться, я кивнул. Подошёл к колыбельке и под пристальным наблюдением Катьки принялся за дело. Тендер действительно был важен. Но после… после мы приедем на неделю. Не меньше недели.

Глядя на пустившую пузырь Яську я пообещал себе — не меньше недели. И, если Катька захочет, поселимся не у родителей, а в доме её бабушки. Доме, что я фактически заново отстроил для нее. Для нас. В нашем доме.

Катя

Едва мы вошли в душную квартиру, я тут же отправилась открывать окна, чтобы глотнуть хоть немного свежего воздуха.