Поплутав полчаса по огромному залу, я вышла на террасу. Отсюда открывался прекрасный вид на розовый сад мэрии, где трудились одни из лучших садовников в городе. По первому образованию, наш градоначальник был ботаником и это нашло отражение в его сегодняшней профессии. Довольно часто в сети появлялись сообщения о том, что мэр высадил в своём саду очередное новое экзотическое растение, которое, например, питается пластиковыми бутылками. Наверняка искусственно выведенный гибрид, но это не отменяет его прелести. Доступ в сад был бесплатен для любого жителя города, раскошеливались только туристы. Вот и сейчас, несмотря на позднее время, с террасы были видны прогуливающиеся люди. Может их привлекла новая пальма, привезённая на прошлой неделе с другого континента, а может звуки музыки, доносившиеся по всей округе. Вечер был тёплым и абсолютно располагающим к длительным прогулкам.

Я оперлась на каменные перила и свесилась вниз, пытаясь рассмотреть жёлтые, почти золотые розы, словно горящие под светом фонарей. Так, будто в шафрановый добавили немного перламутра и…

– Порой на подобных скучных мероприятиях можно встретить поистине ценные вещи, – прозвучало рядом.

– Вещи? – переспросила я.

Высокородный мягко опустил свою ладонь на мою руку.

– Вы меня удивили прекрасная Мирэй, – продолжил он, всматриваясь куда-то вдаль. – Меньше всего ожидаешь увидеть в красавице талант. А вы очень талантливы.

– Я не…, – осеклась я.

Ну не расстраивать же человека, делающего тебе комплименты и рассказывать, что я не та, за которую он меня принимает. Поэтому я улыбнулась и попыталась вытащить свою ладонь. Ага, разбежалась. Её лишь сильнее прижали к прохладному камню.

– Я бы хотел поближе вас узнать, моя дорогая. Сейчас как раз подходящая мелодия для этого.

И действительно, словно кто-то ждал только его слов, и танцевальная музыка сменилась медленной, плавно-текущей мелодией. Гронвальд отпустил мою многострадальную руку, чтобы тут же протянуть свою уже в приглашающем жесте. Я заметила, что на нас смотрят, ведь вход на террасу был довольно широк, что позволяло многим любопытствующим без зазрения совести сунуть свой нос везде.

Ситуация явно не располагала к отказу. Да и один танец, дальше то я смогу исчезнуть. Это то я умею.

Видя мои сомнения, Гронвальд сказал:

– Не огорчайте меня.

Хм, такого действительно лучше не огорчать.

– Один танец? – голос, как назло звенел колокольчиками, отчего высокородный опять подозрительно закрыл глаза, словно чем-то наслаждался.

– Конечно, моя прекрасная нимфа.

Слова мне не понравились, но об этом я подумаю позже. Мужчина обхватил меня за талию и повёл в центр зала. Вполне ожидаемо расступались люди, провожая нас взглядами, то восхищёнными, то испуганными, то ненавидящими. В какой-то момент мы остановились, и он повёл меня в танце, двигаясь так, словно был профессиональным танцором. Я же периодически наступала ему на ноги, краснея при этом, но он вообще не обращал на это внимания, не сводя с меня глаз. Женщина во мне млела и наслаждалась. Да и кому не понравится такое?

Долго выдержать безмолвный взгляд, от которого, честно говоря, немного тряслись поджилки, я не могла.

– А вы здесь по какому поводу? – первое, что пришло в голову.

– Спонсирую данное мероприятие, – усмехнулся высокородный. – К тому же здесь можно найти многообещающие проекты. Бизнес, люди, деньги.

– Ааа, – глубокомысленно протянула я.

А чего я ожидала услышать? Люблю искусство? Дома было скучно?

– Уже нашли что-нибудь?

– Думаю, что да.

Что-то как-то нехороший червячок заворочался в душе, но я поспешно его задавила.

– И что, очень выгодный проект?

– Мирэй, – не обращая внимания на мой вопрос, произнёс Гронвальд. – Вам нравится творчество Озорнби?

– Нет, – рискнула я.

– Почему?

– Он не любит то, чем занимается.

– С чего вы это взяли?

Я не знала, как ответить, просто чувствовала, что это так. Известный скульптор Озорнби творил из полимерных материалов женские обнажённые фигуры. С точки зрения классического искусства там не к чему было придраться. Всё было точно выверено и идеально выполнено. Но для меня, будь то рисование или лепка, было важно, получается ли у тебя живая картина. Потому что даже после смерти настоящих художников или скульпторов, их творения продолжают жить и рождают в голове зрителей ощущение прекрасного.

У Озорнби искорки не было. Не было, и всё. Эти женщины были просто упорядоченной кучкой полимера.

– Души нет.

– Души?

– Да. В его скульптурах нет души.

Гронвальд задумался, глядя куда-то в район моего правого плеча. Мне стало неловко, будто я сказала, что-то не очень правильное. Я опустила глаза на его шею и заметила, как бьётся на ней маленькая жилка. Легкий толчок откуда-то из глубины, и она вздрагивает, притягивая взгляд. Тук, тук. Я словно слышу этот стук, представляя источник этого звука – большое и наверняка здоровое сердце. Я видела, как оно, словно насос, толкает кровь, заставляя её нестись по венам, как бурная река, но без порогов. Я слышала шум её течения, ощущала, как она раздаёт свои потоки маленьким ручейкам капиллярам, как они добираются до каждого берега этой огромной страны под названием «тело».

Как художник, я прекрасно знала анатомию человеческого тела, как дочь хирурга, обладала информацией о внутреннем строении скелета, мышц, органов, клеток. Этот идеально спроектированный механизм всегда восхищал меня. Нет, меня не тянуло стать врачом, чтобы спасать людей. Для этого нужно быть с немного другим складом ума. Но запечатлеть эту красоту, увидеть прекрасное и зафиксировать на холсте, поймать миг – да, это было по мне.

Раздался резкий глухой вдох. Я вынырнула из мира своих мыслей и обнаружила, что трогаю эту бьющуюся, сейчас, кстати, намного чаще, чем минуту назад, жилку. Тут же одёрнула руку и отпрянув, начала сумбурно извиняться, стараясь не смотреть в глаза мужчине и пролепетав, что мне нужно в дамскую комнату, со скоростью флаера покинула своего партнёра по танцу.

Скрывшись в искомом помещении, опёрлась на столешницу и посмотрела на себя в зеркале. На меня взирала красивая, чуть похудевшая от исходника, девушка, с красными щеками и горящими глазами. Интерактивное зеркало тут же оповестило меня от слегка повышенной температуре и учащённом сердцебиении. Это ещё ничего. Меня смущал мой шрам, из которого сочилась кровь. Маленькими капельками, она собиралась внизу в большую и покачиваясь, наконец оторвалась и шлёпнулась на белоснежную поверхность.

Я торопливо протёрла салфетками шрам и раковину, и прикоснулась к зеркалу.

– Выберите услугу, – раздался электронный голос.

Такси было вторым пунктом. Выбрав место прибытия, я подтвердила заказ. Теперь надо как-то быстро отсюда выбраться. Моя суеверность никуда не делать, я чувствовала опасность.

Выйдя из помещения, я с разочарованием поняла, что миновать танцевальный зал не получится, а значит надо вспоминать компьютерные игры, в которые брат играл в детстве и заразил ими меня. В одной из них главный герой, лис, должен был незаметно пробраться в курятник и вытащить курицу, но так чтобы она ещё и не кудахтала на всю округу. Обычно я пыталась заговорить курицу, но та была слишком умной, чтобы повестись на лисьи сказки. Наконец я просто засунула её в мешок и засыпала зерном, которое глушило её возмущенные крики. Негуманно, но действенно. В конце игры в моей норе была не только курица, но и куча яиц, которые она снесла, поедая зерно.

Бежать с мешком по оживлённому скотному двору занятие не из лёгких. Приходилось использовать близлежащие вёдра, дрова, кусты и даже будку собаки, благо её на тот момент там не было.

Так вот, бежать на шпильках это почти тоже самое, что бежать с мешком. Вроде бежишь, но выглядишь при этом как-то глупо. Перемещаясь от колонны к колонне, я двигалась по странной траектории, ловя удивленные взгляды людей. Но я художник, мне можно.