— Ты уверена, что хочешь этого, Лоис? — подал голос Бен.

Уверена, что не хочу отдавать тебя Аманде Палмер.

— Абсолютно.

— И ты понимаешь, что тебе придется изображать влюбленность?

— Нам не обязательно целоваться, — замотала головой я, понимая к чему он клонит. — Мы можем быть из тех парочек, которые предпочитают не облизываться на публике.

— Тогда вам никто не поверит, — возразила Келли. — Ты бы сама поверила, что Бен к таким относится, Лоис?

Черт. Нет, конечно.

Бен встал с дивана, обошел кофейный столик и уселся на корточки рядом со мной. На его губах красовалась улыбка. Именно улыбка, а не ухмылка, которая, надо признать, мне тоже в некой мере нравится. Что ж лукавить, она работает на девушек, а, как мы знаем, по случайному стечению обстоятельств я к ним отношусь. Только вот сейчас именно мягкость изгиба его губ меня успокоила.

— Думаю, — он заправил прядь волос мне за ухо, — если моя невеста не хочет прилюдного выражения чувств, я могу к этому приноровиться.

— Значит, будем притворяться?

Он сжал мою руку и тихо произнес:

— Спасибо за помощь, Лоис. Ты настоящая подруга.

Я эгоцентризм во плоти.

— Всегда рада!

На душе стало порядком легче, и не только у меня. Еще час назад Келли плакала над словами этого вруна, Джима Никсона, а теперь во всю крутила попой под песню Johnny Orlando & Mackenzie Ziegler «What If».

— Проведем месяц с твоими родственниками, — обратилась к Бену я, — а потом я хочу побыть у мамы пару недель, хорошо? О, и она будет в числе просвещенных. Не хочу ей врать, а хранить секреты мама умеет. Я как-то разбила чашку из бабушкиного любимого сервиза. Случайно, но бабуля у меня, как ты знаешь, строгая. Так мама упорно доказывала ей, что это кота нужно оставить без ужина.

— Мама у тебя классная, меня в этом убеждать не нужно, — подмигнул он. — И конечно, я отвезу тебя. А как на счет моего предложения касательно Трэйси?

Келли сбавила темп, явно прислушиваясь к нашему диалогу.

— Притворяться так по полной, — улыбнулась я. — Будешь таким очаровашкой на свадьбе этой мымры, чтобы она себе все ногти сгрызла от зависти!

Бен улыбнулся шире, а Келли ойкнула и прикрыла рот рукой, будто услышала страшнейший проклен в истории человечества. И хотя я не разделяла ее ужаса такому безобидному пожеланию, на памяти всплыло одно слово, которым неосторожно могла задеть близкого человека.

— Бен, прости, что называла тебя прохвостом, — я крутила носком воображаемую дырку в полу. — Я по-дружески, но тут подумала, что могла обидеть и мне… В общем, мне жаль.

— Принимается, — засмеялся он. — Значит ли это, что ты перестанешь меня так называть?

С осознанием предстоящих трудностей перевоспитания я согласилась и тут же очутилась в теплых объятиях. Таких родных. Таких, которые было бы слишком неправильно отдавать Аманде Палмер.

— Я рад, что ты моя невеста, — проворковал Бен у самого уха. — Пусть даже всего на месяц.

— Ну и чего это вы без меня обнимаетесь? — возмутилась подобной наглости Келли и втиснулась в наши объятия.

Я чувствовала, руки вот-вот отваляться, а голосовые связки устроят забастовку на ближайшие пару дней, но продолжала кричать и прыгать с плакатом над головой.

Келли, казалась, совершенно не устала. Думаю, дело в ее черлидерском прошлом. Когда всю старшую школу бегаешь с помпонами, пару часов скандирования ободрительных кричалок на баскетбольном матче — сущий пустяк.

Теплые капли дождя падали на лицо, и я гадала, выгляжу ли такой же пандочкой, как Келли, потекшая тушь которой вырисовала серые круги под глазами и кривоватые полосы на щеках. В этот момент пожалела, что вообще сделала макияж. Вот Полетт выглядит фантастически. Влага блестит на гладкой коже, делает ресницы чуть более выразительными.

Они с Руби, девушкой Бадди, махали фиолетовыми и белыми помпонами, разбрызгивая скапливающуюся на них воду, и кричали в унисон с нами.

Опять же, помпоны теперь казались мне более удачной идеей. Им этот дождь — до лампочки, а вот наш с Келли плакат пострадал от шалостей погоды. Надпись: «Мы в тебя верим, Бен!» теперь едва ли читабельна, ватман покорежило, и краски потекли так, что кажется, будто кого-то стошнило радугой.

— Юху! — разнеслось эхом по трибунам, когда очередной мяч попал в корзину.

— Синклер зарабатывает своей команде три очка! — объявил судья голосом, срывающимся от предыдущих попыток перекричать барабанящие по трибунам капли. — Счет сравнялся!

Руби начала вытанцовывать, от чего хвост ее черно-красных волос запрыгал. Мы с Келли и Полетт поддержали ее радость такими же танцами. От скандирования одобрительных кричалок не было бы толку, ведь Бадди Синклер потерял слух еще в младенчестве. Зато он заметил наши конвульсии в знак поддержки и засветил белозубой улыбкой, что сильно контрастировала с его черной кожей.

Парни бегали по полю. Разгоряченные, мокрые, проклинающие синоптиков. Мои глаза следили за одним из них. Бен хорошо держался, хотя толком и не занимался баскетболом.

В школьной команде он пробыл месяца два. Проблема была в коллективе. Бен из тех, кому важны межличностные отношения, а наши баскетболисты особой дружелюбностью не отличались. Что же касается университета, то там он основательно погрузился в компьютерные науки и с тех пор играет только в любительский баскетбол.

Последний мяч попал в корзину. За воплями толпы студенток я не услышала, кто именно выполнил решающий бросок, но исходя из комплекции высоченного блондина, практически со 100 %-й уверенностью могу сказать, это был Макс Коллинз. Он так обрадовался своей меткости, что сделал сальто назад и умчался в круг ликующих друзей.

Круг был один. И хотя особо довольными были ребята в белых футболках, команда «черных» с широкими улыбками пожимала руки «противникам».

Сразу по окончании матча выглянуло солнце, и мы решили прогуляться. Жаль, в нашей компании отсутствовал Бадди. Он умчался на крыльях любви со своей пассией.

За время прогулки, которая сопровождалась чествованиями победителей — мы с Келли и Полетт взяли конфетти на этот случай и обсыпали ими баскетболистов — наша одежда успела подсохнуть. К слову, идею с конфетти мы подсмотрели у младшей Коллинз. Макс к подобного рода забаве давно привык, а вот Бен восторга не выказывал.

— Отлично, — буркнул он, — теперь я — рождественская елка.

— И ты никогда не был симпатичнее! — подмигнула ему я.

Друг смерил меня суровым взглядом, что лишь больше меня раззадорило.

— Чего только не сделаешь, чтобы женщина была довольна, — сказал Макс.

Он с улыбкой прикрывал глаза рукой, пока Полетт прыгала вокруг него, обсыпая цветными бумажными кружочками.

Девушка на две головы ниже брата и на три года моложе. У обоих — глаза миндалевидной формы, похожая форма лица и улыбка. И все же, несмотря на внешнее сходство, они не родные. У Макса и Полетт одна фамилия, одни родители и ни одного общего гена. Именно поэтому я даже не пытаюсь остановить свое женское чутье, толкующее их особо теплые взгляды друг на друга совсем ни как братские. И даже ни как дружеские.

Полагаю, они и самим себе не могут признаться, что чувствуют. Для меня же все более чем очевидно. Если бы про них снимали фильм, я бы все экранное время кричала: «Ну целуйтесь уже!»

— Я буду счастлива, если меня покружат на ручках, — хихикала Полетт.

— Но победил ведь я, — заметил Макс, наклоняясь ближе к сестре. — Разве не меня должны чествовать на руках?

Она показала ему язык, но не успела раскрыть игриво прищуренных глаз, как оказалась в воздухе. Парень крутил ее вокруг оси, образовывая вихрь из длинных ореховых волос, заплетенных во «французский водопад», и заполняя полупустую улицу звонким девчачьим смехом. Макс стал расхаживать по улице, виляя из стороны в сторону и качая Полетт на воображаемом аттракционе. Возможно, это была его расплата за конфетти, ибо даже меня начало немного подташнивать от того, как он колыхал сестру.