Жалостливая интонация мамы, от которой становится горше, явственно звучит в ушах:

«Елечка, хорошая у меня девочка. Только вот глазки плохонькие, да зубки. Ну… Ничего. Ничего. Зато умненькая она у меня.»

Длинный нос, худоба, кривые, редкие зубы, от которых отказались врачи, потому что не хватает им технологий и знаний. В довесок слепые глаза… Кому я такая нужна?

Да. Учусь на «отлично», получаю одну из высших стипендий. Но я – гадкий утенок. Это надо признать. Виталик, вот, бросил. Значит, однозначно плоха. От понимания факта внутри растет сильнее тоска, мне категорично не нравятся выводы! Сердце разрывает на части.

Как же плоха? Я хороша! Он же не сказал, что мы расстались навсегда. Он сказал лишь о перерыве. Подумает, подумает, потом возьмет и соскучится. Если что, сама позвоню. Пусть пройдет какое-то время.

А что если он не вернется? Как буду парня искать?

Вспоминается вдруг Ангелинка, как ходила она «по рукам». Все хотела выйти замуж удачно, все искала богатого парня. Лишь бы красивым был, да на машине получше. Она умела к знакомствам относиться легко. Каталась на иномарках, гуляла, со многими переспала, потом встретила нищего парня, влюбилась и вышла замуж. Догулялась так, что ничего не приобрела. Не могу скрыть от себя снисхождение с оттенком невольного злорадства. Так легче жить в собственной горечи. Интересно, как у них там сейчас?

Мне не нравится мысль, что я тоже могу пойти «по рукам», для меня имеет значение честь. Правда… Какая там честь? Думала, будет единственный… Слезы катятся снова. Дурой себя не чувствую, но почему-то обидно. Я все для него, а взамен?

Месяц тянется как резина. С огромным трудом бросаю курить. Сложно, приходится бороться с привычкой, когда на сердце тоска, но меня мотивирует будущее. Я хочу измениться, показать ему, что справилась и заслуживаю всяких похвал. Он не хочет общаться с курящей девушкой? Не буду курить. Еще туфли куплю и платье. И сделаю новую стрижку. Верну расположение Виталика и докажу ему, как он во мне ошибался. А если вернуть не получится? Гоню мысли прочь. Подумаю об этом попозже.

Не судите строго. Это не нытье. Я просто показываю все свои жизненные ошибки, намеренно пропуская светлые, позитивные периоды. Моя задача сейчас рассказать о негативном опыте, не упустить ничего, чтобы дать ключи к счастью тем, кто до сих пор их не видит.

Маме о Виталике не рассказываю. Не хочу видеть разочарование во мне и досаду. Подумает, а то и озвучит, что я глупенькая, наивная дурочка. И в довесок добавит, что Виталька мной наигрался. Слышать такое от мамы сейчас… нет никаких сил и желания. Мне станет сложнее в разы. Поэтому молчу и спешить с откровениями не вижу смысла. Все может опять измениться. Надо чуть-чуть подождать.

Мы лепим пельмени. Катаю тесто кружочками, говорю с ней об универе, подружках. Разговор прерывается папой. Он заходит попить воды, разрывая присутствием флер теплой атмосферы на кухне.

– Все бы ты на диване лежал, – сетует мама. – Нет, чтобы помог. Никогда за столом с нами не посидит, помощи от него не дождешься.

– Сама виновата, – парирует папа. – Когда-то я хотел помогать, но ты сама все испортила.

– Почему это она виновата? – влезаю в их разговор.

– А потому, – с удовольствием поясняет отец. – Мы только поженились, я ей хотел помочь, да вещи не так постирал.

– Ты мою любимую блузку испортил!

– Как испортил? – живо интересуюсь у мамы.

– Да так. Засунул в стиралку все белье и добавил твои красные колготки.

– Ну, он не знал, – защищаю папу и тут же его поучаю. – Что теперь из-за одного раза больше маме не помогать?

– Одного раза? – папа самодоволен. – Так было во всем! То овощи не так порезал, то суп не так сварил. Перца, видите ли, переложил.

– Потому что ты – эгоист! – делает выводы мама. – Думаешь только о себе.

– Да? А сколько подарков я тебе из Москвы привозил? Ты же вечно всем недовольна! Все тебе не так.

– Конечно! А как тут довольной будешь? Туфли привез итальянские, оказались малые. Ужас, как неприятно!

– Подумаешь, туфли, – хмыкаю я.

Пожимая плечами, искренне не понимаю, зачем расстраиваться из-за вещей. Какая разница в каких туфлях ходить? Отношения же важнее? А так получается, что он, что она – оба злопамятны, друг другу вечно все припоминают.

– На базар или в магазин как отправишь, вечно купит не то. Картошку гнилую принес. Половина на мусорке.

– Ну, не было другой! – возмущается отец. – Ты сказала – купи. Я купил.

Недовольный отец уходит. Наверное, я его понимаю. Зачем лишний раз слушать критику? Любому она неприятна. Уясняю для себя, что никогда не буду мужа ругать за ошибки, унижать его. Наоборот, буду объяснять, что не так, за инициативу хвалить, просить его в следующий раз сделать чуть-чуть по-другому. Отношения надо беречь. Видно же, как ссоры всех отравляют.

– Вот так одна все на себе и тащу, – жалуется мама. – То сумки с магазинов, то уборку одна по дому. Все сама, все одна.

Если честно, не удивительно. В этом она точно виновата сама. И тут же не выдерживаю. Мне ее жаль. Мелькает мысль подняться, обнять, но сразу же пропадает. Ни к чему телячьи нежности, они ей все равно не понравятся. Толку от них – отстранится.

– Расскажи о себе, – тихо прошу. – Ведь папа не всегда был… таким? Зачем ты за него вышла замуж?

Хочу послушать ее откровения. Когда мы общаемся так, я чувствую близость, любовь. Закрываю на кухне дверь, несмотря на гул телевизора. Не хочу, чтобы нас слышал папа, так будет надежней вдвойне.

– Из дома побыстрее сбежала, – говорит мама и усмехается. – Дурочка… Мне нравилось, что у него двухкомнатная квартира в центре, а он сам сирота. Плохо, конечно, так говорить, но это правда. Думала, будет добиваться всего, наследство досталось хорошее. Перспективный же был. Коммунист. По партии хорошо продвигался.

– Ты его любила тогда?

– Не знаю…

Мама пожимает плечами.

– Прицепился, как банный лист, не хотел отпускать. Примчался за мной на практику через всю страну и забрал. Так мы и поженились.

Свое разочарование мама уже не скрывает. Странные родители у меня. Мучают друг друга, но живут вместе. Только что и кричат о разводе, а до дела никак не доходит. Не верю… Совершенно не верю, что мама не была влюблена! Наверняка была! Просто ссорами, обидами, болью все чувства быстро остыли. Любовь лелеять надо, беречь. Каково постоянно прощать после всех оскорблений, ругательств? Осадок всё равно-то останется, чтобы при новой ссоре снова обо всём вспоминать.

– Почему ты из дома хотела сбежать?

– Родители у меня были строгие.

В небольшую паузу ее лицо озаряет улыбкой. Она кажется грустной, мама сейчас вспоминает.

– Вот и я не ласковая совсем. Не целую тебя, не обнимаю, – говорит она, будто оправдываясь. – Мама никогда меня не ласкала, не целовала. Может быть, я вся в нее получилась. Холодная.

Я молчу, продолжая катать кружочки под пельмени. Тесто получилось хорошим, тянется и не сходится резинкой обратно. Ее слова расставляют все точки над «i».

– Не переживай, – ободряю ее, так, по-взрослому. – Я тоже холодная выросла. Вся в тебя. Мне тоже не нравится сюсюкаться. Не вижу смысла.

Мама тихонько вздыхает.

– До сих пор помню. Мне было четырнадцать. Только вышла из дома с подружками, а навстречу родители. Тут же загнали домой, да еще не стесняясь так… Выразительно на словах. Мама еще подгоняла. Так было стыдно на улице!

– А загнали зачем?

– Не знаю. Они шли с гостей. Может, хотели, чтобы сидела с братьями. Сколько себя помню, мне всегда приходилось следить сначала за Женькой, потом за Егором. Ему я вообще вместо матери.

– А почему бабушка ими не занималась?

– А потому! Сейчас Егор себя как ведет? На работу съездить не может. Все боится, что у него голова закружится, и он в обморок упадет. Сидит дома, боится. Вот и бабушка такая была. Все как будто болела, пока я нянчилась с братьями вместо нее.