А в один из солнечных дней в моей жизни случился праздник. Я глазам не поверила, когда мама и папа на день рождения принесли домой новенький велосипед. Красный, яркий, с черной резиной на колесах, он сверкал белой надписью «Кама». А название-то какое! Это же… Это же… мой личный Транспорт!
Подумаешь, весит прилично! Его нести по лестнице вниз легко, невзирая на запреты врачей, гораздо грустнее мыть постоянно колеса. Так на пролете между третьим и четвертым этажом появилась стоянка. Но все трудности нипочем, когда едешь по улицам, а ветер дует в лицо. Скорость, свобода, хрустящие рогалики и мороженое! Иногда по пять в день. Не надо ни друзей, ни подружек. То я играю в таксиста, то велосипед – это конь.
Деньги водятся. Они вообще не проблема с тех пор, как отец пришел довольный с завода. Чем-то похожий на Деда Мороза с огромной коробкой, в которой что-то постукивало, когда он ей весело тряс.
– На заводе стали давать работу на дом. Еля, а Еля? Хочешь собирать паровозики?
– Паровозики?
– Да. Будешь надевать на колеса резинки, а потом каждую игрушку класть в эту коробочку. Главное ключ не забудь. А я буду ставить пружинку.
– О! Это так интересно.
– За каждый паровозик я буду платить тебе три копейки.
– Какие такие копейки?
Не верю ушам. Папа говорит какие-то странные вещи, а губы непроизвольно расплываются в дурацкой в своей сути улыбке.
– Такие. Работать давай.
Интересная сборка уже к тридцатому паровозику превратилась в рутину. Блин. Блин! Резинка на одно колесо, на другое, бросаю унылый взгляд в окно, затем на коробку. Сколько их еще там? Я гулять хочу, меня на улице ждет подружка. Солнце еще высоко, но постепенно близится вечер.
Неужели улицу пропущу? Угу… Так и вышло. Обидно! Из-за этих отвратительных паровозиков я теперь привязана к дому. Хочется плакать, но достаю из коробки деталь. Уже даже не знаю, какую по счету.
День за днем. Паровозики, пистолетики, куклы. Завод детских игрушек пытался выжить и жить. Неделя, вторая, третья. Пока в очередной вечер не слышу:
– Еля, а ну-ка сюда иди.
Испуганная, (опять что-то там натворила?), выхожу из комнаты в зал. Горит свет, папа стоит возле стола, на нем лежит зелененькая бумажка. И еще деньги кучкой.
– Что?
Смотрю на отца, он двигает мне три рубля.
– Это твои. Держи. Заработала.
– Что?
Нет… Улыбаться я умею еще дурнее, чем думала. Что за ерунду говорит? Мне жутко страшно. Мне дают крупные деньги? А вдруг я их потеряю? Что с ними делать вообще? Вдруг их потрачу неправильно!
– Не-ет. Я не возьму.
– Это твои, – с улыбкой подключается мама. – Ты заработала.
– Мне не надо. Вы что…
Страшно, я не хочу денег, вот как есть не хочу.
– Да бери же.
– Нет, мам. Ты забирай. Мне не надо. Купишь нам сапоги.
Может, она теперь нервничать перестанет? Денег ей не хватает. А так… Я ей помогу.
– Нет, Еля. Деньги ты забирай.
– А что на них покупать?
– Все, что хочешь!
– Правда?
– Правда-правда.
Родители смеются, и я с трепетом забираю купюру. Это же сколько всего! И вообще! О! Вот я развернусь! Сколько же рогаликов, хлеба, мороженого! И работать теперь интереснее. С удовольствием вливаюсь в процесс, чтобы в очередную получку воплотить в жизнь мечту.
– А можно в парк?
– В парк?
– Ну да. На аттракционы хочу.
Так хочется на них покататься. Я так до-о-олго там не была.
– Но мне некогда, – говорит мама и хмурится.
– Мне тоже не хочется, – поддерживает маму отец.
– А можно я поеду одна?
– Одна?!
Недоуменные взгляды родителей, беспокойство. Ой… Вот бы все получилось! Я же ходила в хлебный с трех лет. Подумаешь, тут ехать дольше! Дорогу знаю, мы в парке бывали. А если отпустят одну – вот будет шик! Делай, что хочешь, играй, как угодно. И деньги со мной!
– А что? Автобус прямой. Села и через полчаса там. Погуляет немного, к вечеру вернется домой.
А я что? Я могу! Очень запросто!
– Елия у нас самостоятельная. Девочка умная и к чужим не подходит.
– Ты поняла? Вернешься до того, как будет смеркаться. В четыре часа!
На том и решили. Окрыленная свободой и счастьем лечу на остановку. В нетерпении жду автобус, сажусь. Еду, с радостью глядя на лица. Мир цветет радужными красками. Впереди напитки с трубочками, сладкая вата, «Веселые горки», «Сюрприз». Меня даже не смущает, что я еду одна без подружек. Одной ведь так хорошо! Бывает же в жизни везенье!
В парке много людей. Они почти все улыбаются, отдыхают, им здесь всем хорошо. Это отдых, он так отличается от унылой серости будней, от вечной нехватки денег, от ворчания мамы и яростных папиных вспышек. Деревья зеленые, запах цветов. А воздух!
Атмосфера праздника не покидает все время, что я гуляю. Даже когда кончились деньги, все равно уходить не хочу. Так и брожу по аллеям. Парк медленно, но верно пустеет, люди уходят домой, сворачиваются торговки, появляется молодежь. Солнце почти на закате, а я совсем забыла, что мне надо пораньше вернуться. Бегу на остановку, там прыгаю в нужный автобус.
Даже страх не может испортить ощущение свободы и праздника. Ничего страшного, подумаешь, задержалась? Я объясню. Обязательно все объясню, расскажу им, как здорово просто гулять по скверу, не сидеть в четырех стенах скворечника!
Еду домой. С каждой остановкой, приближающей меня к дому, все сильнее мрачнею. Быстрее, быстрее автобус вези! Страх медленно, но верно тянет лапы, прикрываясь сумерками и темнотой. Она как враг подбирается ближе и готовит проблемы.
Дверной звонок – птичья трель. Сутулюсь, вжимая голову в плечи. Так сама себе кажусь незаметной. Так меня немного меньше, если решат наказать. Дверь открывается, на пороге мама, смотрит с укором.
– Где ты была?
– Загулялась. Я больше не буду.
– Заходи.
Она меня пропускает. Осторожно разуваюсь, держусь чуть подальше, чтобы вовремя от нее отскочить. Напоминаю себе маленького трусливого зайца, но так для меня безопасней.
– Ты хоть понимаешь, что мы беспокоились? – спрашивает мама. – Тебе не стыдно?
– А папа?
– Поехал тебя искать. Очень ругался. Вот очень!
– Куда поехал? В парк?
– В парк.
Мама что-то еще говорила. Из памяти стерлись слова. Скорей всего, что девочки должны слушаться маму и папу, выполнять все, что им скажут, быть правильными во всем и всегда. Говорила, что они беспокоились.
На улицах города – ночь, зажглись фонари, застрекотали сверчки. Именно тогда нахлынул безотчетный, всепоглощающий страх. Он пришел, как только в замке заскрежетал папин ключ.
– Еля! Ну-ка быстро ложись, – в страхе цыкает мама, толкает меня в детскую комнату, прикрывая белую дверь.
– Андрей…
– Она вернулась? – усталый, с горечью голос.
– Пришла. Почти сразу, как ты уехал.
– Где эта гадина? – папа вспылил.
– Тише, Андрюш. Спит она уже. Ну, перестань. Разбудишь же!
Папа сильно ругается, с каждым брошенным словом я все глубже зарываюсь под одеяло. И замираю, когда открывается дверь. Тяжелое дыхание отца, моего сердца стук. Раз-два-три…
– Андрей, пойдем. Я тебя накормлю…
И дверь закрывается.
– Я весь парк облазил, Тая. Весь парк! Даже в озеро заглянул!
Мама меня защищает. Я же тихонечко плачу от раскаяния, от жалости к себе и от страха. Но именно в ту ночь поняла, что причинила им боль. Мне особо не объясняли, но я их случайно подслушала.
– Хрен она теперь куда-нибудь выйдет из дома!
– Ну все, Андрей. Все хорошо. Слава Богу, она вернулась. Загулялся ребенок. Бывает.
С тяжелым сердцем все-таки засыпаю. Кажется, повезло. Но утром все еще страшно. Встаю в центр зала перед родителями. Предстоит разговор.
– Простите меня, – прошу сразу, не дожидаясь вердикта.
– Мы надеемся, ты впредь будешь думать, – говорит мама. – Задерживаться нельзя. Домой надо приходить вовремя.
– В следующий раз будет хуже, – грозится папа. – Выпорю так, ходить не сможешь два дня. Усекла?