Стараюсь себя не выдать, мне уже лучше. Беру сумки, спускаюсь по лестнице. На пролете стоят девчонки с беспокойством в глазах.

– Наши сумки у тебя?

– Да. Конечно.

Разве не видно? Вроде радоваться должны, почему недовольны?

– Надо было оставить сумки там. Нафига ты их забрала?

– А вдруг бы украли?

– Давай сюда.

– Вас долго не было.

– Мы искали тебя в универе. Бегали там везде, чуть не спалились.

– Мы же решили, что на пары не пойдем! Зачем мне в универ возвращаться? Логика где?

– Нам пора, – бросает Ира, и девчонки уходят. Торопятся.

Возвращаюсь в квартиру. Ведь хотела как лучше! Непонятная злость. Известно, как умеют ругаться родители, если я что-то теряю. Шарф ли, зонтик ли, деньги. Без разницы что.

«Раззява!»

«Рассеянная!»

«Вечно варежку раскроет и думает непонятно о чем!»

Сплошное разочарование… Нет. О разочаровании они не говорили, но оно читалось в глазах. От догадок хотелось провалиться сквозь землю, грызло жуткое чувство досады. Приходилось лучше учиться, чтобы загладить проблему. Хоть как-то искупить вину. И это всегда получалось. Успехи приносили плоды, становились поводом для родительской гордости.

Я забрала сумки и уверена, что сделала правильно. Только вот… Неприятно внутри. Девчонки как будто обиделись. Получается, я опять виновата, снова где-то ошиблась? Значит, поступила неправильно?

Жду следующего дня больше, чем все остальное, с утра бегу в универ. Иры нет, девчонки вроде бы нормально общаются. Идут лекции, семинары, приходится много писать. Конспекты рано или поздно понадобятся, поэтому занимаюсь. Поработать тоже надо и, в конце концов, отвлекаюсь. Может, и хорошо, что Иры нет и в нашей группе затишье.

Так проходит несколько дней. Пока не появляется Ира, а вместе с ней и Панина Лерка, Варька и Алия. Впереди лекции по истории, повторение школьной программы. Та еще скукота! Девчонки, слышу, между собой обсуждают, что пора устроить внеплановый отдых. А мне на этот раз сбегать с пар особо не хочется. Программу надо наверстывать и пьяной быть не очень нравится. От алкоголя сплошные проблемы. Снова водка, портвейн? Чувствую, что деградирую.

На последней перемене стоим с девчонками в общем кругу. Идет активный опрос, доходит и до меня:

– Пойдешь с нами?

– Не знаю…

Я, правда, не знаю. Обвожу взглядом компанию. Уйти хотят человек десять из группы – практически половина. А я что? Останусь с Мариной и второй половиной «отличниц»? На них и так постоянно косятся и не любят. Да и они не общительны. Вариантов нет. Чтобы поддерживать отношения, нужно нравиться и соответствовать. Быть как все. Киваю.

– Да, конечно, идем. А куда?

Как выясняется, в те же дворы за институтом. Удобное место для всех. От автобусных остановок недалеко и от любопытных глаз все закрыто. На месте в ход идут водка, сигареты, вино.

– Еля, на! – говорит Лерка и протягивает стаканчик из пластика.

– Да что-то сегодня не хочется.

– Да на! Бери, пей!

Она настойчиво толкает мне водку. Голубые глаза уже соловеют, губы тянутся в пьяной улыбке. Лерка грубовата, настойчива. Крупная, сильная, наглая. Не очень ее люблю. И вместе с ней две подружки. Варька и Алия. Но Алия не пьет, впрочем, ее не трогают.

– Бери, давай! – тон меняется на угрожающий. – Ты меня, вообще, уважаешь?

Лерка начинает давить. Ее громкий голос притягивает внимание, поэтому подчиняюсь. Не хочу смешков, обвинений в слабости. Беру стаканчик, делаю вид, что пью. Водка воняет так, что напрочь отбивает желание пить, гулять. Уже жалею, что здесь стою. Лучше бы осталась на парах.

Девчонки ржут, что-то обсуждают, ощущение, что я в пьяной конюшне. Мне скучно. Поглядываю мельком на часы. В общем-то, пора уходить и в будущем прекращать эти пьянки. Аккуратно выливаю водку так, чтобы никто ничего не увидел, и убираю стаканчик.

– Мне пора, – говорю одной, другой, третьей. – Надо домой. Пары кончились.

– А куда это ты собралась?

Панина Лерка и Ира как-то вдруг оказались рядом. От пьяных ухмылок обеих изнутри вдруг все замирает. Что-то не так. Определенно не так.

– Свалить собралась? – недовольно спрашивает Ира. – Опять? Как всегда?

– Не поняла…

– А чего тебе еще непонятно? – Лерка теснит меня в круг. – Давай, расскажи, какая у тебя есть привычка.

Назревает конфликт. В душе разрастается чувство, что эта разборка ни к чему хорошему не приведет. Смотрю на Леру. За ее спиной стоит Ира и следит за мной с легкой усмешкой. Говорить не торопится. Вокруг девчонки. Все за нами следят с интересом.

– Ты зачем в тот день ушла, да еще с нашими сумками? – продолжается наезд. – Сбежала так же, как и в тот раз, бросив Иру. Знаешь, что за это бывает?

Молчу. Нет смысла что-то говорить в оправдание. В голове бьется мысль, что я зря явилась сюда. Пьяных агрессивный людей любые действия в ответ раззадорят. Прекрасно знаю, как скандалят родители, когда напивается папа. Пытаюсь отступить назад, но круг из девчонок мешает.

– За это бьют, – продолжает Лерка. – Больно бьют.

Все леденеет.

– Не надо, Лер, – предлагаю все разрешить миром.

Сокурсница улыбается пьяно, быстро подходит и бьет меня прямо в живот. Кулак мажет не слишком больно, куда-то в область желудка. Ниже солнечного сплетения и все равно разливается боль.

– Чтобы знала, что подруг не бросают! – назидательно поучает меня.

Сгибаюсь пополам. Только бы не била в лицо. Защищаться есть смысл? Справлюсь с такой? Она весит больше меня раза в два. Может быть хуже, если начнет бить по почкам.

– Прекрати! – прошу ее в надежде на чудо.

– Да? – пьяный наглый смешок. – Тогда вставай на колени! Проси прощения! Быстро! А особенно проси прощенья у Ирки.

Нет желания, времени смотреть по сторонам. Понимаю, что меня унижают. Унизительно горько находиться в этом круге одной.

– Да ладно, прекращайте, – кто-то пытается вступиться. – Поехали по домам.

С благодарностью выдыхаю, но мир успел сузиться до Иры, Лерки и омерзительного чувства досады. Реально ли им все объяснить?

– Да. Сейчас, – цинично отвечает Лера. – Вот с этой вот разберемся.

Девочки не дерутся, так всегда говорили родители.

А что если меня изобьют? Боль. Больно. Травмы. Что если они меры не знают? Что если начну отвечать, а Паниной девчонки помогут? Ясно же, что виновата. Вон… Лерка подтверждает, и другие на меня смотрят с укором. Ничего им уже не докажешь.

Внутри болит. Мысли бьют разрядами молний. Наступаю себе на горло и медленно опускаюсь на землю.

– Прости меня, Ира, – выдавливаю с трудом, на глазах появляются слезы. – Я не хотела. Ты знаешь…

Самодовольный взгляд превосходства. У Иры. Такой же у Паниной.

– Ладно, – снисходительно она говорит. – Можешь валить.

Эмоции, боль застилают глаза, разум неадекватен. Мне просто плохо, как может быть плохо, когда втоптали в грязь, ничего не оставив от гордости. Чувствую себя тряпкой. Впрочем, я тряпка и есть. Даже подраться не смогла, выставила себя на посмешище. Ухожу не оглядываясь, за спиной слышу редкие смешки. Больше они мне не подруги. Никто из них. Никогда. Их слова, чтобы не возвращалась и не смела с ними гулять, не имеют никакого значения.

Удивительно иногда наблюдать, как обстоятельства меняют все в жизни. Еще неделю назад я пила водку, курила, прогуливала занятия, надеясь «на авось» сдать зачеты. Сегодня сижу на парах и старательно готовлюсь к предметам. Курить курю, но почти ни с кем не общаюсь, с неприязнью и страхом слежу за девчонками, с которыми вышел конфликт.

Если они начнут травлю, может стать совсем худо. Но мне везет, и я для них словно исчезла. Не в счет пара встреч, когда мы с Паниной столкнулись в крайне узких дверях кабинета для лабораторных работ. На короткие смешки Леры не реагирую. Слабачка я, да, но она сама хороша! Подпала под влияние Иры, будто нет своей головы на плечах. Не разобралась, не захотела быть объективной.