Как это сделать? Письмо! Хватаю бумажный листок, ручку, сажусь за стол. Душу рвет от чувства вины. В чем провинилась? Не знаю. Хотя нет. Мне известно. Немного сумбурно пишу.

«Моя милая Ирочка. Пишу тебе это письмо, потому что не могу с тобой встретиться. Не знаю, почему ты не хочешь разговаривать со мной, не знаю в чем провинилась. Да, я ушла вчера вечером, но ты должна понять. Меня часто ругают родители, если я не прихожу домой вовремя. Ведь я тебя звала, просила пойти со мной, долго тебя ждала возле подъезда. Ты сама отказалась. Я не знаю, что произошло, пока меня не было. Надеюсь, ничего страшного не случилось. Но ты должна знать, дороже тебя у меня нет никого. Не обижайся, пожалуйста. Елия».

Сразу после завтрака, чтобы не привлекать внимание мамы, бегу во двор Иры. Расстояние не помеха, вот и знакомый дом, этаж, квартира. Дверной звонок.

Дверь открывает тетя Даша, я протягиваю письмо.

– Это для Иры. Возьмете?

Бумажка уходит из рук, дверь закрывается. Все? Наверное, да. Нет других вариантов, кроме как возвращаться обратно. А на следующий день звонит друг.

Мы знакомы по английскому клубу, где вместе учили язык. Равиль работает в прокуратуре, ему тоже нравится Ира. Я их давно познакомила. Равиль нравится и мне, но он ко мне равнодушен. Как говорится, насильно мил не будешь, поэтому смотрю на красивого, статного парня со стороны, люблю его платонически.

– Еля, привет, – он серьезен. – Можешь прийти к Ире сейчас?

– Да, конечно, приду.

Не иду, бегу, но Иру снова не вижу. Зато встречаюсь с Равилем.

– Ты мне должна все рассказать, – с ходу заявляет он.

– О чем?

– Обо всем, что было в тот вечер.

– А что случилось?

Правда! Что происходит? Ходить на измене несколько дней и не иметь представления, в неопределенности – сложно.

– Иру изнасиловали в ту ночь.

– Что? Кто?

Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать.

– Санат, потом Матвей, потом Стас.

– Боже! Где это произошло?

– В подвале. Ты ушла, ее отвели в соседнюю комнату, там все случилось.

– Но… Я…

Кручу головой, не в силах принять страшную новость. На глазах появляются слезы.

– Я читал твою бумажульку. Письмо не отдам.

Это позже я узнала, что меня не привлекли по уголовной статье за соучастие только благодаря этой бумажке. Меня даже не таскали на следствие. Вызвали раз. Спрашивали, выпивала ли Ира. Я помнила, что пила, но сторона обвинения уверяла всех, что девушка отказалась от водки.

Нечаянная встреча с одним из пацанов на районе еще немного просветила текущую ситуацию. Те, кого привлекли, жутко злились на Иру, грозили ей отомстить. Вся компания того вечера твердила, что на все Ира согласилась сама, криков протеста не было, никто ничего не слышал. Матвей сбежал, Саната и Стаса задержали и посадили.

Больше я ничего не узнала, да и не вдавалась в анализ. Просто винила себя. Я потеряла подругу, предала, бросила одну в этом подвале.

– Ты ей не нянька! – пришла на помощь мама. – У каждого своя голова.

От четкого уверенного заявления мне стало на минуточку легче. Может, мама права? Ее слова позволили мне продолжить учебу, общаться с подругами, жить. Только внутри засел червь. Он подгрызал и точил, и ждал часа, когда мы с Ирой встретимся снова. Родители ее увезли.

Говорят, время лечит. Но каждый, кто говорит это, врет. Со временем лишь блекнет острота воспоминаний, загоняемых глубже в душу. Как будто все забывается, но это видимость. Фарс. Пока проблема не решена, она всегда будет рядом, незримо проявляя себя в отношениях, в жизни, в поступках, как привидение появляться, влиять на эмоции, чувства и выбор.

Поиск оправданий себе, медленно, но верно превращается в чувство вины. Отрава льется в мысли, мешает радоваться каждому дню. Нет больше уверенности, нет доверия к словам родителей. Начинается внутри диалог.

У каждого своя голова на плечах. Но почему тогда на сердце тоска?

Предала или нет? Правильно поступила, когда ушла, или нет?

Могла поступить иначе? Могла.

Почему не осталась? Ведь родители все равно не ругались.

Надо было позвонить Ириной маме, рассказать ей, где ее дочь.

Ха-ха-ха! Смеется внутри часть меня. Если бы ничего не случилось, представляю, что сказала бы Ира! Да она бы послала меня и перестала дружить. Она просила, чтобы я хранила секреты и ее маме ничего не рассказывала.

Может, надо было снова выйти на улицу? Придумать хоть что-нибудь! А если бы родители не разрешили, вышла бы наперекор. Угу… А потом осталась в подъезде ночевать возле двери или мне влепили бы по полной. Они же на это способны… Предупреждали? Грозили?

Нескончаемый диалог, прерываемый буднями в школе, потихоньку сходит на нет. Может, даже и хорошо, что Ира уехала. С глаз долой, из сердца вон, всем так будет спокойнее. Хочу верить, что у подруги наладится жизнь.

Последний школьный год идет своим чередом. Первая четверть, вторая. Сюрприз поджидал меня позже – Ира вернулась в наш класс. Я увидела ее впервые с того злосчастного вечера, внутри все оцепенело на миг, чувства застыли льдом и рассыпались на мельчайшие льдинки страха под давлением той же вины.

Что теперь меня ждет?

Что, если она расскажет всем, что я предательница и во всем виновата? Не сейчас, так чуть позже. И тогда… Тогда все от меня отвернутся. Стану настоящим изгоем. И Катя, и Маруся, да все перестанут со мной дружить.

Как же страшно остаться одной и превратиться в «уродку». Навряд ли я смогу объясниться и доказать свою правоту. Диалог правильности поступка вернулся, и чаша весов склонилась в сторону Иры. Я – предательница, и это факт. Ира была моей лучшей и близкой подругой, она единственная любила меня. Понимала, слушала, доверяла. А я? Что сделала я?

Поступила неправильно, бросила ее, теперь должна объясниться. Попросить прощения, вернуть подругу, ее одобрение и как можно быстрее. От этого зависит многое, если не все.

Пустые попытки поймать ее взгляд, угадать, что у нее в голове. Обижается? Злится? Понимает ли, что у меня даже в мыслях не было ее предавать?

Урок течет как в тумане. Не слышу учителя и жду перемены, она расставит все точки над «i». Звонок. Не теряя времени, спешу с одноклассниками приветствовать Иру.

– Где ты была?

– Куда пропала?

Смех, удивление, море внимания, Ире приятно. Она купается во всеобщей любви.

– Привет, – говорю ей и слышу:

– Привет.

Чуть-чуть натянуто, без злости, но сухо. Ее интонация почему-то сильнее разжигает вину, хочется убедить Иру в своей невиновности. Хочется быть снова лучшей, правильной, получить ее одобрение. Только жаль, время вспять не повернуть.

– Мы можем поговорить?

– Да, – соглашается она, пожимая плечами. – Но попозже.

Мы поговорили гораздо позже, чем в этот день. Нам мешал слишком строгий контроль. Ире приходилось незамедлительно возвращаться после школы домой. За ней приходили родители. То мама, то папа.

Но в один из дней нас отпускают пораньше, и мы, наконец, говорим:

– Если бы я знала, что так получится, никогда не ушла. Я бы вернулась, вытащила тебя, забрала.

Губы Иры дрожат, от эмоций на ее лице мне хочется плакать.

– Поверь. Я не могла иначе. Родители. Они бы убили меня.

Мне становится искренне жаль, что в тот вечер меня не наказали родители. Могли бы наорать, дать ремня, запретить гулять с подругами, выставить в подъезд до утра… С Ирой было бы гораздо легче общаться, быть с ней на равных. Почти. Но наказания не было.

– Я тебя не виню.

– Правда?

– Да.

Не верю ушам, глазам, разговору. Неужели такое возможно?

– И все же… Прости меня.

– Да все нормально.

– Простила?

– Да-да.

– Я тебя больше никогда не оставлю.

– Угу. Будешь думать.

Я счастлива, все не так плохо, но внутри почему-то осадок. То ли потому что Ира не слишком весела и открыта, то ли потому что в глубине души я не чувствую себя виноватой, но вынуждена это скрывать, добиваться ее дружбы, прощения.