– Тяжело было?

– Обидно. Я ведь тоже хотела гулять вместе с подружками, радоваться жизни и юности.

Между нами возникло молчание.

Наверное, я хорошо понимаю все, о чем она говорит. Бабушка, и правда, холодная. Нет в ней того тепла, что заставит прижаться, прыгнуть к ней на колени, заглянуть в глаза, крепко обнять. Вот вроде бы она всегда добрая, всегда старается. Баловала меня постоянно. То оладушек нажарит, то перед Егором заступится, его игрушки для меня заберёт, то с кошкой даст поиграть, не ругается. А все не то. Веет от бабушки холодом. Жаловаться любит, все у нее вечно болит.

Говорит, виноват во всем детский дом. Сразу после войны она там оказалась. Маму ее посадили. Мороженщица оказалась растратчицей. Прадед мой тоже где-то сидел, там и сгинул. А пока любил жену, дарил ей туфли под каждое новое платье. Двадцать пять пар, отдельная квартира, и вдруг прабабушка осталась одна. В пять лет бабушка узнала послевоенный голод, прозябание в бедности и холод казенного дома. Для нее конфеты и сейчас лучший деликатес. Обожает шоколад так, что не помеха ей диабет.

Мама немного угрюма. Вижу, знаю, как она обижается. Ей от мамы хотелось больше тепла, понимания, ласки. Хотелось больше свободы, доверия, но… не сложилось.

– А недавно я видела Мишу, – вдруг объявляет она.

– Мишу?

– Да. Помнишь, того…

Вдруг понимаю, что она говорит о мужчине, с которым пыталась встречаться.

– И что?

– Ездит на иномарке, строит дома. Деньги стал зарабатывать. Заграницей был, свою жену туда возит, – горько вздыхает она. – А ведь он меня замуж звал. Говорил, бросай мужа. Я брошу жену.

– Надо было тогда развестись, – добавляю я довольно уверенно. – Можно было столько всего избежать.

Имею ввиду ссоры, скандалы, непонимание, разочарования и страдания на протяжении долгих лет. Не нужно перечислять вслух – мама без слов понимает.

– Могло быть все по-другому… У тебя родился бы другой брат. Отчим был бы. Наверное…

– Почему вы не развелись?

– Папа… После скандала пришел. Я ведь собрала тебя, вещи. Хотела уже уходить. А он давай просить дать ему еще один шанс, обещал все забыть.

Угу… Как же. Я слышала, как он пьяный ругался и материл жутко маму. Все не мог ей простить и не может. Новым шансом на возрождение отношений, похоже, стал младший брат. Только вот счастье не склеилось. Слушать и слышать друг друга родители не научились.

– Дура… Поверила. Пожалела. Испугалась. Хотела, чтобы у тебя был отец.

Грустный разговор, оправдания, но мне кажется, так маме легче. Она пожертвовала всем ради нас, но нужна ли нам её жертва? Во что в конечном счёте вылилось желание родителей сохранить кров и семью?

Испытываю противоречивые чувства. Когда жалуется мама на папу, хочется ее поддержать. Как начинаю думать о папе, сразу жалею его. Папе тоже несладко пришлось.

В далеком прошлом его мама погибла. Ее избил жестоко мой дед. В семейном альбоме теперь вместо фотографии дырка. Дед погиб где-то в тюремном лагере, папа его ненавидит. Так он остался с бабушкой, пока ее не схоронил.

Мимолетом я улыбаюсь. Любимая прабабушка моя… До сих пор помню, как сидела у нее на коленях, когда она гостила у нас. Длинноносая, очень добрая, сухощавая – она очень любила меня, обнимала и целовала, возила с собой на дачу. Уж какие там росли помидоры, клубника! На зависть соседям. Так жаль, что она умерла. Была у нас какая-то близость.

С другими родственниками отца не общаемся. Мама злится на них. Считает, что после смерти родителей, они воспользовались удачной возможностью и забрали себе его законную дачу. Вроде как земля отцу была не нужна, и папа простаком оказался. Еще камень в довесок. Ожидала одно, получила другое. Теперь терпит все и страдает, я у нее как отдушина.

Ее откровения для меня – это стимул.

– Мы с Виталькой ненадолго расстались, – произношу и замираю на миг.

– Как это ненадолго? – непонимающе спрашивает мама.

– Он сказал, что хочет отдохнуть, поразмыслить. Сделать паузу в отношениях.

– Паузу? Еля. Знаешь что. Забудь его, брось. Найдешь себе парня получше. Раз ушел, скатертью дорога!

Слова мамы пропускаю мимо ушей. Угу, как же, найду. Мне нужен Виталик обратно, хочу ему доказать, что лучше меня быть не может.

Мы так долго нормально общались, не ссорились. С ним почти всегда хорошо. Нет скандалов, все мирно и гладко. Еще он – мой первый мужчина. Подумаешь, ненадолго расстались? Причина-то ерунда! Подумаешь, сигареты! О них маме не нужно рассказывать. Еще начнет ругать… Навряд ли, конечно, ударит. Но… От мимолетной мысли о наказании становится внутри неприятно. Загоняю все чувства поглубже.

Тесто, кстати, закончилось. Скидываю в пакет муку.

– Я могу быть свободной?

– Да, – разрешает мама, – дальше сама.

Ухожу, но на пороге останавливаюсь.

– Можно ко мне на день рождения девчонки с универа придут?

– Куда придут? – недоуменно переспрашивает мама.

– К нам.

– И где будете сидеть?

– Можем на кухне.

На зал я и не рассчитываю. Так хочу, чтобы она разрешила. Чувствую себя семилетним ребенком, выпрашивающим у родителей милость. Неудобство, скованность, готовность услышать отказ… Внутри напряжение, но желание все же сильнее. Потому продолжаю:

– Мы не будем мешать. Тихонько посидим будним днем, потом уйдем, погуляем.

– Ну… Хорошо, – нехотя соглашается мама.

Выдыхаю. Ура! Все-таки она разрешила.

С удовольствием приглашаю девчонок, а потом жду неделю. Веду себя как обычно. Лето, досрочные каникулы, потому что сессия опять на «отлично».

– Елия. Вы не будете сидеть ни на кухне, ни в зале, – перед днем рождения вдруг заявляет мама. – Накроем стол в твоей спальне.

Блин! Почему в спальне? Там же так неудобно! Пианино, стол, двухъярусная кровать. Дивана нет, с обеденным столом будет тесно. Мои подружки – такие же гостьи.

Хорошо хоть братишки не будет. Он постоянно на улице.

Но тут без вариантов, возражать не могу. Покорно киваю. С мамой лучше не ссориться. Ощущение, что если повздорим, то весь праздник тут же развалится. Одна с угощениями я не справлюсь, торт не испеку. Да и как в дом подруг приглашать?

А мама… Мама, вижу, не хочет. Ей почему-то неприятно, что ко мне гости придут.

– Когда придут твои девочки-предевочки? – недовольно уточняет она.

– В пятницу же. Мы будем вести себя тихо…

Сейчас каникулы, папа будет с утра на работе. Клянусь, мы не помешаем! И все же почему-то обидно. Маме не нравятся мои подруги, значит ли, что ей не нравлюсь и я?

Гоню от себя чувства прочь. Думать об этом не хочется, а вот надо решить, что сделать мне для нее, чтобы сменить гнев на милость. Дома я убираюсь, веду себя ниже травы, тише воды. Делаю все для мамы, лишь бы все получилось.

Наступает тот самый день. С девчонками сидим тихо-тихо. Тесно, да. Но, может, и к лучшему. У нас есть собственный балкон и закрытая от мамы дверь.

Марина, Ольга и Даша, Света и я. Мои сокурсницы, учимся на «хорошо» и «отлично». Трое из нас нацелены получить на выпускном красный диплом. Мы болтаем, обсуждаем университет, преподавателей, мальчиков. Я бегаю с Ольгой и Светкой курить на балкон, за их спинами прячусь от мамы. Так проходит часа два или три. В конце концов, мы пьем чай с домашним тортом, и подружки уходят. Собираюсь идти вслед за ними, когда мама появляется в коридоре.

– Ну что? Ушли твои девочки? – снова язвительность в голосе.

– Да. Пойду, их провожу.

Вдруг мама хватает веник и начинает уборку. С неприятным до жути рвением, выметает воображаемый сор.

– Чтоб они никогда не вернулись, – приговаривает со злорадной улыбкой, – чтоб никогда больше к нам не пришли. Тьху, тьху, вон из дома. Тьху, тьху, тьху, выметаю следы.

Стою молча, смотрю на все в легком шоке. Что, вообще, происходит? Почему, а? Ну, почему?

– Чем они так плохи? – тихо спрашиваю. – Что они тебе сделали?

– Ничего! – утвердительно она говорит и смотрит на меня с превосходством. – Нафиг здесь они не нужны!