Глаза его мерцали, но в них не было холода, осуждения или недовольства. Он смотрел так странно, так мягко, с такой затаенной болью, что внезапно запершило в горле. Клэр была так рада видеть его, даже не представляла, как отчаянно хотела, чтобы он вернулся, что действительно чуть было не расплакалась.

— Эрик? — прошептала она глухим надломленным голосом.

Он выпрямился на стуле, положив на стол свою красивую резную трость.

— Что ты здесь делаешь? — повторил он таким мягким голосом, что ей стало даже больно.

Больно оттого, что он делал вид, будто не было утреннего разговора. И его бегства сразу же после приезда в «Маркиз». Делал вид, будто они совсем чужие, хотя даже после всего случившегося не считал ее своим врагом.

— Я… — ей вдруг стало непросто смотреть ему в глаза, поэтому Клэр опустила голову. Ей было непросто вновь убеждаться в том, что он будет относиться к ней по-прежнему отчужденно, будет держать ее на дистанции. Это ранило ее, ужасно ранило. — Как ты здесь оказался?

— Ты не ответила на мой вопрос.

Она не могла. Боялась, что выдаст ему гораздо больше того, что было на сердце. Когда он смотрел на нее так, она… она ничего не могла утаить от него.

— Я сижу здесь, — снова прошептала она, почему-то задрожав.

— Почему? — спросил он терпеливо и стал ждать ответа, но когда этого не случилось, он вдруг подался вперед и накрыл ее руку, лежащую на столе, своей теплой ладонью. — Клэр, что случилось?

Клэр вздрогнула и на этот раз подняла голову. Потому что не ожидала, что он пожелает дотронуться до нее. Дотронется тогда, когда никого не подпускал к себе. Даже ее. Она посмотрела на красивую мужскую руку, лежащую на ее руке. Рука, которая останавливала так много людей, прикасалась сейчас к ней с такой осторожной нежностью, что стало почти невозможно дышать. Как он это делал? Как могло одно короткое прикосновение значить так много?

Осмелев, Клэр всё же заглянула ему в глаза, не в состоянии отказаться от его прикосновения. Она должна была, но не могла. Сейчас ей казалось, что если он уберет руку, она действительно упадет, упадет в беспросветную глубокую пропасть.

— Я… — она не знала, что сказать ему. Как сказать ему… В глазах его не было холода, не было отрешенности. Всё это время он так старательно избегал ее, а сейчас смотрел на нее так, будто важнее ее ничего не было на свете. В его глазах притаилась нежность и что-то еще, от чего у нее защемило сердце. Даже сейчас она с ужасом осознавала, как важно было для нее, чтобы он смотрел на нее вот так… Клэр вдруг поняла, что если еще чуть дольше будет находиться рядом с ним, она не сможет сдержаться и действительно расплачется, потому что даже не думала, как ей важно, чтобы он вернулся. Поэтому медленно встала, чувствуя, как ее рука осторожно выскальзывает из-под его ладони. Теплой, надежной ладони. — Я хочу уйти отсюда.

Эрик тоже поднялся.

— Клэр?

Он был сбит с толку, вероятно, не понимая, что происходит. А Клэр была слишком измучена, чтобы попытаться понять еще хоть что-то. Сейчас она отдала бы всё на свете, чтобы немного унять боль в своем сердце.

— Мне… м-мне нужно… хочу подняться к себе…

Она не договорила, потому что пошатнулась. Эрик в ту же секунду оказался рядом и придержал ее за руку.

— Клэр, — прошептал он в каком-то ужасе.

Подняв голову, она посмотрела на него. Посмотрела на удивительно красивое лицо, искаженное сильными чувствами. Но даже в таком состоянии он прикасался к ней. Делал то, что не позволял никому.

Господи, она должна была уйти, но не могла сдвинуться с места!

— Эрик, — в отчаянии прошептала она, почувствовав, как по щеке бежит слеза.

Глаза его потемнели, он вдруг глухо застонал, а потом… Потом нагнулся, подхватил ее на руки, и Клэр оказалась прижатой к его груди.

У нее что-то оборвалось внутри. Не было больше сил бороться, не было и желания бороться. Она и не хотела, Боже, она так устала от борьбы! Теплота, исходившая от Эрика, в ту же секунду окутала ее, заставив задрожать еще больше, на этот раз от того, что это согревало ее. Клэр ошеломленно смотрела на него, а потом страхи, сомнения куда-то исчезли. И даже боль… она не ушла совсем, да это было и невозможно, но теперь терзала ее не так сильно.

Клэр смотрела на человека, чье тепло и прикосновения помогли ей тогда, когда казалось уже ничего не может помочь. Ей помог человек, который разрушил ее жизнь, но сейчас обнимал ее так, будто собирался защитить ее от всего на свете.

Остался только Эрик, непостижимый человек, который подумал прийти и помочь ей. И почему-то этого оказалось достаточно. Сейчас ей было достаточно того, что когда она могла упасть, он удержал ее от падения. Как почти вечность назад в музыкальной комнате своего отца.

Это стоило гораздо больше того, что она уже потеряла, потому что он, будто поняв это, удержал от падения последнее, что у нее осталось.

Надежда. Надежда, что когда-нибудь всё наладиться. Она не представляла, как это произойдет, но продолжала отчаянно в это верить.

Эрик и прежде поражал ее, а теперь… теперь он был так близко, так невероятно близко, что Клэр не смогла отказаться от этого. Чувствуя себя беззащитной перед миром, где был только Эрик, который не позволил ей упасть, она медленно обхватила его шею руками и положила голову ему на плечо, а потом закрыла глаза и замерла. И тут же почувствовала запах сандала и специй. Невероятно будоражащий запах, который обволакивал. И каким-то непостижимым образом позволил ей расслабиться, прогнав горечь и отчаяние.

У нее было такое ощущение, будто она оказалась в самом надежном в мире месте.

— Боже…

Не было понятно, кому принадлежит раздавшейся в тишине шепот. Но и это было неважно. Клэр не заметила, как ее одинокая слезинка скатилась по щеке и упала на его черный сюртук. Сейчас она не хотела думать ни о чем, кроме того, что он был рядом. Кроме того покоя, который он внушал ей.

— Клэр, — прохрипел Эрик с какой-то мучительной болью, зарывшись в ее душистые волосы. Крепко прижимая ее к себе, он тоже дрожал. И совсем не двигался. — Что ты здесь делала?

Ей вдруг стало так хорошо, так невероятно хорошо от его объятий, что еще одна слезинка прочертила ту же дорожку по щеке. И чем дольше он держал ее так, чем дольше обнимал, тем покойнее становилось у нее на душе. Боже, как давно она не ощущала покой! Оттого, что рядом есть тот, кто сможет удержать ее мир от падения. Кто готов был помочь тогда, когда этого не смог бы сделать никто… Она даже не думала, что его помощь будет ей так необходима. Что она может в этом так нуждаться.

— Я… я иг-гр-рала в карты, — прошептала Клэр, не открывая глаза.

Он еще теснее прижал ее к себе.

— Какие карты?

Она вдруг вспомнила слова Алана.

— Обычные… Мы играли в мушку. Игра… Ты знаешь, когда эта игра появилась в Англии?

Какое-то время не было слышно ничего. В тишине Клэр могла различить лишь его глубокое дыхание. Дыхание человека, которого ни за что бы не выбрала себе в мужья, но Эрик был единственным человеком, чье дыхание она услышала. И ощущала. До дрожи хорошо ощущала на своей щеке его теплое дыхание.

— Мушка… она появилась в 1660 году с реставрацией монархии.

Тихий, но уверенный ответ почти покорил ее тогда, когда у нее разрывалось сердце. Она повернула голову так, чтобы еще теснее прижаться к нему. Такому сильному, такому надежному. Он действительно был самым сильным и надежным из людей. Ее лицо упиралось ему в шею. Пряный аромат специй и сандала убаюкивал, внушая ей ощущение надежности, чего-то невероятно знакомого, родного…

Как давно она не ощущала этот запах!

— И ты знаешь, когда появились игральные карты? — тихо спросила она.

— Знаю, — вновь прошептал Эрик, не шелохнувшись.

Ей нравилось задавать вопросы, на которые ему так же нравилось отвечать. Клэр не могла перестать вжиматься в него, испытывая почти непреодолимое желание раствориться в его тепле. В том единственном, что могло сейчас отогреть ее.