— Да, люблю, — простонала Клэр и обессилено оперлась о столешницу туалетного столика, чувствуя, как холодеет у нее в груди. — Я не скрывала этого. Это вы предпочли не замечать очевидное.

Он побледнел еще больше, если только это было возможно. И внезапно Клэр поняла, что, наконец, достучалась до него, что он начинает осознавать все то, что совершил. Все то, что произошло по его слепоте и нежеланию видеть очевидное… Серо-голубые глаза потухли, лицо исказилось, и она вдруг поняла, что перед ней стоит тот самый Эрик, которого она повстречала в доме дяди Джорджа. Чуткий, рассудительный, внимательный к деталям мужчина с пугающей притягательностью, который никогда и не менялся. Который никогда не причинил бы ей боль.

Человек, который по непонятной причине заключил их обоих в эту страшную ловушку.

Клэр едва сдержалась от того, чтобы не заплакать. Боже, что он наделал? Зачем он женился на ней? Зачем разрушил их жизни?

Эрик опустил голову и какое-то время молча смотрел на пушистый ковер. Тишину прерывало лишь тиканье каминных часов, которое никто из них не замечал. Тишина ужасала, она разделяла двух людей, которых связали священными узами брака, но которые никогда не смогут быть связанными друг с другом.

Едва живая, Клэр с трудом стояла на дрожащих ногах, ощущая болезненные удары своего сердца. А потом, когда Эрик вновь поднял голову и посмотрел на нее, у нее дрогнуло сердце от той боли, которая притаилась в его красивых глазах. Она вдруг испытала почти непреодолимое желание подойти к нему, коснуться его. Потому что даже сейчас не желала ему боли. Даже сейчас не могла ненавидеть человека, который действительно понимал, что наделал.

«Отпусти меня, — молила она, глядя на него. — Отпусти меня, ради Бога!»

Он смотрел на нее с таким раскаянием, что не осталось сомнений в том, что он осознает свою вину, вот только не спешит предпринять хоть что-то, чтобы разрешить ситуацию. Руки он по-прежнему держал за спиной, широкие плечи напряглись так, что было даже заметно, как он дрожит.

А потом… потом Клэр заметила то, что не должна была заметить.

Она увидела то, что никогда прежде не видела. Эрик невольно сглотнул, и в глаза бросился его ярко выраженный, небольшой, но с особой остринкой кадык, который дернулся от этого неуловимого жеста. Клэр как завороженная смотрела на его шею, не в силах отвести свой взгляд. У нее было такое ощущение, будто она видит то, что ей не следовало видеть. То, что не должен видеть никто. Что-то столь сокровенное и интимное, что невольный трепет прокатился по всему телу. И не было понятно, от страха ли это, или от чего-то еще.

С трудом оторвав взгляд от его шеи, Клэр посмотрела на потемневшее лицо стоявшего перед ней мужчины, внезапно начиная понимать причину, по которой он понравился ей. Он не пытался льстить, чтобы нравиться. Он не сделал ей ни одного комплимента, не дарил подарки, чтобы завладеть ее вниманием и доказать свое исключительное отношение к ней. Он не танцевал с ней только для того, чтобы потом хвастаться этим перед своими друзьями. Он говорил с ней обо всем на свете, не страшась вызвать ее на серьезные разговоры, не стыдясь своих недостатков и незнания музыкальных произведений. Он был открыт, искренен и невероятно честен с ней. Он был естественен с ней. Этим и расположил к себе, сам того не подозревая. Вероятно, поэтому она и допустила самую большую ошибку в своей жизни, поддавшись его обаянию и доверив ему почти все свои секреты.

Ошибка, которая стоила ей всей жизни и разбитого сердца.

«Зачем ты все это сделал? — с мучительной болью думала Клэр, видя свидетельство того, что он никогда не был жесток и действительно не собирался делать с ней ничего плохого. — Почему разрушил дружбу, которая могла бы длиться вечно?!»

— Я… — Он выглядел таким растерянным, что никак не мог собраться с мыслями. Эрик дышал тяжело, но не опустил голову и не отвел взгляда. И продолжал с каким-то упрямством стоять на прежнем месте. — Когда я сказал, что найду тысячу способов сделать вас счастливой, я на самом деле собирался предпринять все возможное, чтобы так и произошло. Но теперь, вероятно, ни один из этих способов вам не будет нужен, потому что вы… — Голос его дрогнул. Он перевел свой взгляд на горевший камин позади нее и, наконец, отошел в дальний угол комнаты. — Я думал…

Он сокрушенно покачал головой. А потом Клэр увидела, как он, высвободив одну руку, проводит ладонью по своему застывшему лицу. Почему-то этот жест отозвался в ней глухой болью. Потому что он был похож на человека, который был раздавлен осознанием собственной вины, тяжестью собственных ошибок.

Клэр стояла, не шевелясь, когда Эрик обернулся, а потом медленно направился прямо к ней. Она перестала дышать вообще, когда он остановился в шаге от нее и, подняв руку, хотел было дотронуться до нее, но рука нерешительно застыла в воздухе.

Он смотрел на нее так странно, с такой мучительной лаской, что это вновь напугало ее, потому что ей стало больно от его взгляда. Потому что она была поражена до глубины души нежностью, с которой он продолжал смотреть на нее даже тогда, когда знал, что она никогда не полюбит его, не захочет добровольно быть его женой.

Внезапно Клэр вспомнила то, как он избегал прикосновений других. Как велел цветочнику положить букет, чтобы самому взять его. Клэр могла поклясться, что за все время их знакомства он не коснулся никого, кроме нее. И вот теперь несмело, почти боясь этого, но он все же дотронулся до ее щеки. Не властным жестом, не наказывая ее. В его прикосновении было столько тепла и нежность, что Клэр помимо своей воли вздрогнула, не удержав слез. Слеза, которую он мягко смахнул пальцем с бледной щеки. Черты его лица внезапно смягчились, взгляд прояснился, а голос стал мягким, до ужаса ласковым.

— Я никогда не собирался делать вас несчастной, — едва слышно прохрипел он, сглотнув. Так, что Клэр вновь заметила, как дернулся его кадык. Заметила то, что навсегда врезалось в ее память. — И я никогда не сделаю того, что может причинить вам боль. Обещаю. Вы… — Эрик на мгновение закрыл глаза, но затем резко убрав от нее свою руку, снова посмотрел на нее, а потом сделал шаг назад и в очередной раз спрятал руки за спиной. — Я не потревожу вас. Вы можете отдыхать. Спокойной ночи.

Сказав это, он развернулся и вышел из комнаты, оставив ошеломленную Клэр одну. Оставил тогда, когда никто другой на его месте не сделал бы ничего подобного. Эрик проявил понимание тогда, когда она меньше всего на свете ждала этого от него. Ноги подкосились, у нее не было больше сил сдерживать скопившееся за все эти долгие мучительные дни напряжение, страха и боль. Сползая на пол, Клэр закрыла лицо руками и заплакала.

Разбитая и совершенно одинокая в своем горе, она плакала до тех пор, пока не ощутила уже знакомую пустоту в груди. Пустота, с которой ей предстояло прожить остаток жизни. Пустота, в которую она была заключена только потому, что рядом не было Клиффорда.

Пустота, которая с такой легкостью разлетелась на осколки от мимолетного поцелуя, обнажив все ее чувства и раны.

Поцелуй человека, который должен был оказаться жестоким монстром, но проявил к ней великодушие и понимание тогда, когда мог этого не делать. Когда даже ее родные предпочли остаться глухими к ее страданиям. Почему ей показалось, будто Эрик не допустит, чтобы страдания полностью поглотили ее? Почему его обещание прозвучало как клятва?

Почему его мимолетное прикосновение всколыхнуло в ней чувства так, что они сделали ее совершенно беспомощной перед ним?

Боже, она действительно была беспомощна! Беспомощна перед ненавистью, которую так и не испытала к нему, потому что Эрик отпустил ее тогда, когда в этом уже не было никакого смысла.

Утро наступило так же внезапно, как и осознание того, что она теперь замужняя женщина. Клэр не могла вспомнить, как добралась до большой с балдахином кровати, не могла понять, как уснула, но едва проснувшись, увидела рядом с кроватью свою горничную Люси. Та смотрела на нее такими полными слез глазами, что Клэр с трудом поборола собственные слезы.