После Рождества Павловский остро ощутил недовольство хозяев долгим сидением русских в селе и на хуторах. Местные перестали здороваться на улице, обходили его стороной, отворачивались. Прапорщик Гуторов докладывал, хозяева, у которых на постое стояли солдаты, резко урезали объем и ассортимент подаваемых к столу продуктов, в некоторых хуторах надвигался голод. Здешние места не отличались богатой землёй, кругом пески да болота, мало сенокосных угодий. Как правило, крестьянам на зиму хватало картофеля и капусты. Помогало изобилие грибов и ягод. А вот хлеба до весны не хватало никогда. Ржаная мука заканчивалась к февралю, пекли хлеб и пироги из ячменной, но и та к апрелю исходила. Потом с низким поклоном шли к богатеям и в помещичьи усадьбы, ехали в Мариенбург к перекупщикам зерна и мельникам, умоляли дать в долг муки и семян на посевную, клялись летом отбатрачить с лихвой. И мяса не хватало. Боровов, поросят (у кого они были) и птицу резали ещё осенью и зимой, сало берегли про запас.

Так было всегда. А во время войны стало совсем невмоготу. Хлеба негде было достать в принципе. Надежда отсидеться в глухомани, вдали от фронта, рухнула. Как снег на голову свалился этот русский отряд и подъел вчистую все крестьянские запасы, выскреб все сусеки, порезал оставшихся кур и уток. Голод стучался в дома. Негодование крестьян перерастало в злобу и враждебность к военным. Многие, в том числе русские и латгальцы, уже обращались к старосте Лапиньшу и пастору Озолсу с вопросом: «Когда уйдут русские?» И после Крещения староста и пастор в лютеранской церкви тайно собрали общинный совет. Решили отправить делегатов в Мариенбург, где стоял германский гарнизон, просить немцев о помощи. Для верности отправили две группы, зная, что русские повсюду выставили секреты, и если кого схватят, пощады не жди.

Одну группу из трёх мужиков, затемно отправившуюся в Мариенбург, дозорные из эскадрона Павловского взяли в трёх верстах от села. Отказавшихся отвечать, куда те направили сани, фельдфебель Девяткин для порядку приказал выпороть и доложил Павловскому. По его приказу мужиков вывезли на хутор, раздели догола и, привязав к соснам, стали на морозе пытать. Те во всём сознались, но про вторую группу, ушедшую ночью на лыжах через болото, умолчали.

Павловский, возмущённый страшным предательством Лапиньша и пастора, велел прапорщику Гуторову объехать хутора и распорядиться о подготовке к походу, изъятии у местного населения лошадей, саней, фуража, продуктов питания, тёплой одежды и обуви. Фельдфебелю Девяткину отдал команду резать на мясо молочных коров. Лошадей старосты тоже реквизировали.

Арестованных старосту Лапиньша, пастора Озолса и членов общинного совета после очной ставки с задержанными и истерзанными мужиками, выдавшими всех с потрохами, под усиленной охраной поместили в сельской кузне. Трое суток в селе и на хуторах с разрешения Павловского шли грабежи и насилия. Вначале он сам изнасиловал жену старосты Сариту, затем их дочь Лауму, а поздней ночью, крепко выпив, – Марию, супругу пастора. Насытившись, он отдал несчастных женщин солдатам.

Перед рассветом утомившегося Павловского разбудил прапорщик Гуторов.

– Господин ротмистр, немцы!

Павловский, ничего не понимая спросонья, проворчал:

– Какие к чёрту немцы? Откуда вы их взяли?

Гуторов доложил:

– Видать, проморгали мы, господин ротмистр, кто-то из местных гадов добрался до Мариенбурга. В пяти верстах к востоку от села разведка обнаружила конный разъезд немцев числом до полувзвода. Их пропустили, а вскоре появилась колонна из двух пехотных рот с двумя орудиями и дымящейся полевой кухней.

Павловский вскочил с постели, стал быстро одеваться и на ходу отдавал распоряжения:

– Готовность полчаса, уходим на северо-восток, в сторону Пскова. Обозные сани поставить впереди колонны. Отход прикрывает второй взвод с двумя «максимами» на санях. Боевое охранение обеспечивает первый взвод драгун. Девяткина с его взводом отправить в разведку дороги. Пусть докладывает каждый час. Всё! Исполнять!

– Слушаюсь, господин ротмистр! – Гуторов щёлкнул каблуками сапог. – А что с арестованными делать? Может, выпорем и отпустим?

– Ещё чего! Кузню сжечь.

– С людьми? – Прапорщик от удивления даже присел на стул.

– Вы не поняли приказа, прапорщик? Это не люди, это предатели. Исполнять!

Отряд организованно уходил по засыпанной снегом лесной дороге. Позади, в селе, жарким огнём горела сельская кузня, вокруг которой бегали поливавшие её водой из вёдер мужчины и женщины. Повсюду кричали, рыдали, но грохот огня заглушал все звуки. Вскоре обрушилась полыхавшая кровля. В «знак благодарности» за кров и стол Павловский оставил трупы, голод, истерзанные души и ненависть. Горе накрыло село и округу.

Восемнадцатый год наползал на Россию тяжёлой, страшной тучей, рокотавшей отзвуками последних сражений Первой мировой войны и первых боёв войны Гражданской. Эта жуткая туча то отражала всполохи горевших дворцов и усадеб, то обагрялась испарениями потоков крови расстрелянных большевиками генералов и адмиралов, армейских, флотских и жандармских офицеров… Страна вслепую протискивалась в узкое горло жестокого, никого не щадившего будущего.

В январе (по старому стилю) декретом ВЦИК большевики разогнали Учредительное собрание, отказавшееся признать советскую власть, её правительство и декреты; была принята «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», закрепившая политическое и социальное бесправие русской интеллигенции; изданы декреты Совнаркома об организации Рабоче-крестьянской Красной армии и Рабоче-крестьянского Красного флота; церковь была отделена от государства; аннулированы все государственные внутренние и внешние долги.

В феврале было принято новое летоисчисление, вместо юлианского календаря вводился григорианский; опубликован декрет ВЦИК «О социализации земли»; началось всеобщее наступление германских и австро-венгерских войск по всему фронту, германские войска захватили Киев и Псков; расформировывалась русская армия, отдельные части вновь создаваемой Красной армии еле сдерживали натиск немцев; в Москве и Петрограде Б. В. Савинков создал антисоветскую и антибольшевистскую организацию «Союз защиты Родины и свободы».

В марте был подписан Брест-Литовский мирный договор с Германией, Россия сепаратно вышла из войны; английские войска высадились в Мурманске, началась иностранная военная интервенция. Советское правительство во главе с Лениным переехало из Петрограда в Москву.

Формировалась Красная армия. Многие, очень многие переходили на сторону новой, злой, но упорно сражавшейся с интервентами советской власти. Так поступили генералы Д. П. Парский, М. Д. Бонч-Бруевич, А. А. Брусилов, А. А. Маниковский, П. П. Лебедев, А. А. Самойло, барон А. А. фон Таубе, В. А. Ольдерогге, В. Н. Егорьев, В. И. Селивачёв, Н. М. Потапов (а вместе с ним и практически всё руководство русской военной разведки), адмиралы В. М. Альтфатер, Е. А. Беренс, А. В. Немитц[11]…

Разворачивалось Белое движение. Её основой стала формировавшаяся с конца 1917 года Добровольческая армия под командованием вначале генерала М. В. Алексеева, затем – генерала Л. Г. Корнилова. Погибшего при штурме Екатеринодара 13 апреля Корнилова заменил генерал Антон Иванович Деникин. Против власти Советов восстают область Войска Донского, Кубань, Северный Кавказ, Поволжье, многие районы Урала, Сибири, Забайкалья.

Отдельные, оставшиеся верные присяге, воинские части и многочисленные группы офицеров бывших Северного и Северо-Западного фронтов, концентрировались в Эстонии и Латвии, на западе Петроградской, юге и юго-западе Псковской губерний, надеясь, что хоть кто-то вспомнит о них, обогреет, накормит, организует и поведёт к какой-то цели… Однако генералы, ошарашенные крушением монархии, а затем и Временного правительства, арестами и расстрелами, долго запрягали на Северо-Западе России. Именно поэтому роль организаторов Белого движения здесь взяли на себя молодые офицеры, ротмистры и капитаны. Но штабс-ротмистра Павловского среди них не было.