Он игнорирует меня, отмечая оскорбления Лорел на пальцах.

— А еще она любит дразнить члены.

— Как она может дразнить член? — Эти парни действительно невыносимы. — Я не пытаюсь с ней переспать.

— Ладно. Я дам тебе одну уступку — она не динамо, ты динамо. Слушай, все, что мы знаем, это то, что ты нравишься этой цыпочке по какой-то непонятной гребаной причине. Она должно быть без ума от тебя.

Я вздыхаю. Зачем спрашиваю мнение этих двоих?

— Это не то, что на самом деле происходит, совсем нет. Мы друзья. Она не стала бы встречаться с таким парнем, как я.

— Вероятно, это правда — ты довольно уродлив.

— Пошел ты, Гандерсон.

«Я не хочу секса или чего-то еще; я просто очень хочу, чтобы кто-то сказал, какие красивые у меня волосы».

Лорел

Я не спала каждую ночь на этой неделе.

Ночь за ночью беспокойно лежала в постели, на спине, уставившись в потолок, не в силах заснуть. После нескольких часов беспокойных метаний и ворочаний я, наконец, сдаюсь и позволяю своим мыслям блуждать. Не могу выбросить этого мальчика из головы, и, хоть убей, не могу понять, почему.

Может быть, в глубине души я все еще испытываю чувство вины из-за всей этой переписки, лжи, или, может быть, мне жаль, как дерьмово его друзья обращаются с ним — они действительно мудаки. Наблюдать, как он становится объектом шуток, уже не смешно, потому что я действительно встретилась и проводила с ним время.

Ретт Рабидо может и не прекрасный принц, но он нечто совершенно иное: он реален. Он тот, кто есть, и не собирается извиняться за это. Вежлив, искренен и…

И этим утром я расплачиваюсь за то, что лежала в постели без сна, думая о нем.

Его тело, его голос, его лицо.

В чем моя проблема?

Зевая, я шагаю к кампусу, длинные ноги переступают через каждую трещину на тротуаре, каблуки моих черных ботинок стучат по бетону.

Я смотрю в обе стороны, когда подхожу к бордюру, прежде чем сойти на проезжую часть.

— Лорел, подожди.

Услышав свое имя и звук легких шагов теннисных туфель по тротуару, я останавливаюсь, как вкопанная. Резко обернувшись, чтобы посмотреть, кто стоит позади меня, мое сердце пропускает удар.

Успокойся, мое глупое, бьющееся сердце.

Прекрати.

Может быть, это из-за холода, но мои щеки вспыхивают при виде Ретта, бегущего ко мне: серые спортивные штаны низко висят на бедрах, темно-синяя толстовка, бейсболка задом наперед, черный рюкзак перекинут через широкое плечо.

Он бежит трусцой, замедляется, когда приближается, кривая улыбка играет на его дружелюбном рту.

— Эй. — Ретт даже не задыхается. — Доброе утро.

Доброе утро.

— Привет. — Я сдерживаю улыбку на его сладкое южное протяжное произношение, опуская голову, чтобы он не увидел глупую ухмылку. — Нам по пути?

— Похоже на то. — Его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу и теплой по погоде одежде. Яблочно-зеленый свитер, который идеально оттеняет мои огненно-рыжие волосы. Вязаная шапочка натянута на голову. Узкие джинсы, заправленные в высокие сапоги.

Мы вместе идем к кампусу, бок о бок. Белки убегают с нашего пути, и я щурюсь на одну из них посреди тротуара.

— Клянусь, эти белки охотятся за нами. Я не доверяю тому, как она смотрит на нас.

Рядом со мной смеется Ретт.

— Я не заметил.

Делаю паузу.

— Ты не заметил всех этих белок? Они повсюду! Я убеждена, что они пытаются захватить мир — на самом деле, поставила бы на это свою жизнь.

Мы рядом с серой белкой, ее мохнатый хвост поднят в воздух, она балансирует на задних лапах, принюхиваясь.

— Она проверяет, нет ли плохих орехов, — язвительно замечает Ретт.

— Ну, если она тебя вынюхивает, сомневаюсь, что она их найдет. — Я не могу удержаться от слов, когда они срываются с моих губ. Ретт хороший парень, и хочу, чтобы он знал, что чувствую и думаю о нем.

Он один из лучших.

— Ты только что намекнула, что я хороший орех?

— Да, это банально?

Мы снова смеемся, свежий утренний воздух наполняет мои легкие удовлетворением. Приятно идти рядом с Реттом, его большое тело занимает всю правую сторону тротуара.

— Утро было… хорошим. — Отличное начало, и с каждой секундой становится все лучше.

Я дрожу в своем пушистом свитере, но не от холода. Когда светофор на углу переключается на разрешающий сигнал, мы торопливо переходим улицу и ступаем на тротуар. Входим в границы кампуса, направляясь вглубь.

— В какой класс ты идешь? — Мое любопытство берет верх.

— Невербальная коммуникация. А ты?

— Английский. Ничего инновационного или крутого, как твой французский класс.

— Cois-moi, ce n'est pas si intéressant, — он усмехается. — Поверь мне, это не так интересно.

Слишком рано для того, чтобы заводиться от его владения французским языком. Слишком рано.

Тем не менее, мои девичьи части тела дрожат.

— Ты делаешь это нарочно?

— Что делаю?

Раз уж я решила быть с ним честной, то должна признаться.

— Ты говоришь по-французски, зная, что это сводит меня с ума?

Его лицо морщится.

— Это выводит тебя из себя?

— Нет. Это сводит меня с ума. — Я бросаю на него косой, застенчивый взгляд. — Есть огромная разница.

— О. — Он спотыкается на тротуаре, сбитый с толку. — Есть?

Я невольно смеюсь.

— Да, Ретт, есть. — Это чертовски сексуально. Но я не собираюсь заполнять пробелы или указывать, что это такое. Он уже большой мальчик, он сам разберется.

Мы проходим профсоюз и здание искусств. Проходим мимо Большого Фонтана в центре площади. Мне нужно налево, Ретту — направо, но по какой-то причине мы оба откладываем расставание.

— Ну, я думаю, здесь наши пути расходятся. — Это также более неловко, чем неуверенность, стоя на крыльце в темноте; часть меня хочет протянуть руку и коснуться его, рукава его толстовки или локона волос, торчащих из-под бейсболки. — Я увижу тебя на вечеринке?

— Нет, мы уезжаем на другой матч. Они обычно каждую неделю в течение сезона.

— Я этого не знала. — А должна, потому что встречалась со спортсменами раньше, но что-то в этом парне делает меня немного сумасшедшей.

— Как скоро вы уезжаете?

— Рано утром.

— Это значит, что нужно рано ложиться?

— Обычно да.

— Что ж, удачи в эти выходные.

— Спасибо.

Ретт неловко переминается с ноги на ногу, засовывая свои большие руки в карман толстовки, как будто не знает, что с ними делать.

У меня на кончике языка вертится вопрос, не хочет ли он что-нибудь сделать на ужин — я имею в виду, все ведь должны есть, так что какой вред в том, чтобы захватить еду? — но не могу этого сделать. Меня отвлекает шум во дворе, голоса позади нас становятся громче.

Глаза парня расширяются, голова откидывается назад. Мой взгляд блуждает по его горлу, когда он стонет. За его проклятием следуют новые голоса.

— Новичок, чувак!

Вытягиваю шею и таращусь на двух огромных приближающихся парней: высоких, больших и безумно красивых. Хорошенькие с головы до пят, они не могли быть более непохожими: один веселый и дружелюбный, другой угрюмый и задумчивый. Я узнаю их обоих по рекламным щитам, украшающим фасад легкоатлетического стадиона.

Борцы.

Борцы, которых я не видела в компании «поесть и смыться», хотя готова поспорить, что они там были.

Прищуриваюсь.

— Новенький, постой. Не пытайся спрятаться от нас, мы тебя уже видели. — Улыбка парня дерзкая — он явно развлекается, — когда проводит тщательное сканирование моего тела с головы до ног, проверяя меня, несмотря на то что я с Реттом. — Твоего друга трудно не заметить.

Он флиртует со мной, и мне это не нравится.

Правда, я не с Реттом, но они этого не знают. Все, что они видят — я его девушка.