Кальпурния хотела сделать какое-то язвительное замечание, но в перистиле появился Помпей. Ещё до того, как он приблизился к жене и расцеловал её в обе щеки, Юлия успела разглядеть выражение озабоченности и тревоги на его лице.

Она немного смутилась, не зная, чем объяснить перемену в настроении мужа. С того дня, как Агатон подтвердил её догадки, Юлия испытывала ликование, радость, смешанную с таким знакомым всем беременным страхом перед будущим. Чем ближе был предсказанный повитухами день, тем сильнее Юлию охватывало нетерпение; эти последние недели казались ей нескончаемо длинными, длиннее даже, чем минувшие месяцы. Иногда ей казалось, что этим долгим ожиданием она обманывает мужа, который перестал заниматься государственными делами, лишь бы жить в её близости.

А он по-прежнему удивлял её поистине царской щедростью. Дня не проходило, чтобы Помпей не приносил ей нового подарка, так что она уже и не знала, чего бы ей ещё хотелось…

— Негодяи! — не сдержавшись, воскликнул Помпей, когда Кальпурния удалилась, оставив супругов наедине. — Не нашли лучшего способа досадить мне, как отменить все распоряжения, которые я сделал после побед над восточными царями!.. Извини, милая, что отвлекаю тебя от веселья и подруг. Но я не мог не поделиться с тобой вестями, которые мне прислал с гонцом сенатор Марцелл…

Помпей перевёл дыхание и, успокоившись, рассказал Юлии о побеге Тиграна и о том, что многие в сенате считают причастным к этому побегу народного трибуна Клодия. Подробности скандала заключали в себе следующее: крайне наглое поведение Клодия, обвинённого в предательстве, бесчинствах и поджогах, и бессилие сената, не смевшегося противостоять любимцу плебеев.

— Кроме того, меня известили, что со вчерашнего дня в Городе начались судебные процессы против моих друзей; сегодня утром напали на Квинта, брата Цицерона…

Юлия положила обе руки на плечи мужа, заглянула ему прямо в глаза. В них была тревога, а ещё — то выражение нерешительности, которая в последнее время часто удерживала его от многих важных действий.

Она осознавала, что если Помпей не остался в Городе, отдав его на растерзание распоясавшемуся Клодию, то поступил так единственно с целью быть рядом с нею каждый день и каждую ночь.

— Я вовсе не собираюсь удерживать тебя, любимый, — произнесла Юлия, стараясь не выдать своих чувств. — Я стала твоей женой, твоей верной спутницей, чтобы при любых обстоятельствах делить твои беды и твои радости. Единственное, чего я у тебя прошу: береги себя.

Ей показалось или Помпей и вправду с облегчением вздохнул после её слов?.. Ничего не говоря, он привлёк её к себе и, склонив голову, коснулся губами её шеи.

— Когда ты уезжаешь? — спросила Юлия, с тоской ожидавшая минуты расставания, и слегка отстранилась от Помпея, чтобы снова взглянуть на него.

То состояние счастья, которое не оставляло её в течение последних месяцев, внезапно сменилось отчаянной тревогой, и теперь она всматривалась в лицо Помпея, стараясь прочесть на нём ожидавшую его судьбу.

— Немедленно, — коротко ответил ей Помпей и, крикнув слугу, велел сложить вещи и седлать коня.

Судебный процесс над вольноотпущенником Деметрием, первым и самым влиятельным любимцем Помпея, обвинённым в злоупотреблении властью и мошенничестве, превратился в балаган. Сначала выступили свидетели, раскрывшие непозволительную для бывшего раба дерзость: на пирах у Помпея, рассказывали они, когда хозяин сам ещё принимал других гостей, Деметрий зачастую уже с важностью возлежал за столом, закутавшись в тогу по самые уши. Гневный ропот в толпе вызвала речь сенатора Ватиния, который возмущался тем, что сады, приобретённые вольноотпущенником Помпея, стали называть Деметриевыми. Считалось правомерным давать садам и паркам имена родовитых римлян: были известны Лукулловы и Помпеевы сады; но подобное совершенно не допускалось в отношении вольноотпущенников. Даже если они были единственными владельцами садов. Затем начались свидетельские показания о взяточничестве и мошенничестве. В ходе разбирательства выяснилось, что великолепные дома в предместьях Рима и редкостной красоты места для прогулок были приобретены Деметрием незаконным путём.

— Не виновен! — наконец, не выдержав, заорал Деметрий, молодой человек с блестящими курчавыми волосами и круглым приятным лицом. — Что касается этой лжи, подготовленной бесчестными врагами моего патрона, благородного Гнея Помпея, то я отказываюсь на неё отвечать!

Имя было названо — и тут же в толпе раздались голоса, требующие призвать к суду самого Помпея.

Постепенно нарастающий гул разносился по улицам, возвещая о приближении триумвира. Когда толпа на Форуме заволновалась и зашумела, как лес при первом порыве бури, стал виден Помпей, поднимающийся на ростры в белоснежной с широкой пурпурной полосой латиклаве.

Помпей прибыл на суд без свиты, без телохранителей, даже без слуг. Он будто показывал всем: слава его могущества велика, но не меньшей была и слава его справедливости и честности.

Однако у Клодия это вызвало лишь возмущение и смутную тревогу. Эта неизвестно откуда взявшаяся самоуверенность Помпея беспокоила его, он опасался ловушки.

— А я думал, что он ожесточится ещё больше, когда поймёт, что положение его безнадёжно, — задумчиво проговорил Цепион, стоявший рядом с Клодием. — Но, похоже, он просто издевается над нами…

— Пусть пока поиздевается, — отозвался Клодий сквозь стиснутые зубы. И потом, сплюнув, прибавил с угрозой: — Настоящее представление скоро начнётся — вот тогда он у меня ещё попляшет!

Сенаторам доложили о том, что Помпей призывает их предстать перед народом, и они, нехотя покинув здание суда, расположились позади ростр, отнюдь не стремясь оставаться на виду.

Помпей стоял и какое-то время спокойно смотрел на народ, затем приветственно вскинул руку. Глубокое, раскатистое «Да здравствует Помпей Магн!» донеслось от толпы, качнувшейся к рострам. Сенаторы, ворча, отодвинулись к зданию суда. Для многих из них, наблюдавших судебный процесс, внезапно воцарившаяся на Форуме тишина была таким же неприятным доказательством власти Помпея, каким до этого было радостное приветствие.

Помпей откашлялся и наклонился вперёд, готовясь произнести речь, но в этот момент Клодий крикнул: «Кто разнузданный тиран?» И его приспешники, предусмотрительно расставленные группами в толпе, громко и стройно, словно хорошо обученный хор, ответили: «Помпей!».

— Кто этот человек, ищущий человека?

— Помпей!

— Кто почёсывает одним пальцем голову?

— Помпей!..

Эти нападки, возымевшие действие благодаря рассчитанной согласованности, сильно огорчили Помпея. Он не привык подвергаться поношениям и был совершенно неопытен в подобного рода борьбе. Он не сразу нашёлся, что ответить, ярость боролась в его душе с благоразумием.

Стараясь не терять самообладания, он снова поднял руку — в этот раз требуя тишины. На трибуну упал камень. Нанятые Клодием буяны разразились грубой бранью против Помпея и его сторонников и, дождавшись сигнала, начали свалку. Над Форумом нависла угроза паники.

— Если твои головорезы не прекратят драку, я вызову тебя в суд! — пытаясь заглушить вопли толпы, крикнул Помпей Клодию.

Клодий ответил ему глумливой усмешкой.

Помпей, взбешённый, начал спускаться с ростр, подгоняемый одной лишь мыслью: добраться до Клодия и вцепиться ему в горло. Краем глаза он увидел, как какой-то человек в тёмной пенуле с капюшоном, скрывавшим лицо, торопливо приближается к нему, расталкивая толпу. Вот он красноречивым движением сунул руку за пазуху… Блеснуло лезвие зажатого в кулаке короткого ножа… И вдруг на Помпея, столько раз видевшего сотни смертей на поле битвы, столько раз подвергавшегося опасности быть убитым, напало какое-то необъяснимое оцепенение. Пробежало по позвоночнику и сотрясло тело острое леденящее прикосновение смертельного страха. Он прошептал что-то, но с места так и не сдвинулся… Человек в пенуле был уже совсем рядом… В этот момент из толпы к Помпею бросился другой человек, ещё мгновение — и нож убийцы вонзился в плоть незнакомца. Вскрикнув, человек, закрывший Помпея своим телом, упал прямо в его объятия; кровь, пропитавшая тогу незнакомца, испачкала белоснежную латиклаву Помпея. Помпей подхватил его, поддерживая запрокинутую голову с полузакрытыми, остановившимися глазами. Отовсюду к нему уже бежали люди…