Вариант русской еды, приготовленный Джарвисом, был восхитителен – намного лучше, чем ожидала Надя! С другой стороны, Надя всегда ждала краснокомнатного варианта русской кухни... если это вообще можно было назвать кухней. Она, конечно, не стала бы так утверждать.

Надя старалась полюбить все, но мазохисткой она точно не была.

Еда оказалась вкуснее всяких ожиданий, и разговор между ними четырьмя был полон смеха, насмешек, теорий и планов. Это было все, чего Надя раньше была лишена и чего всегда хотела, не зная, как это выразить. Среди еды, ее друзей и семьи Надя чувствовала себя до краев наполненной.

Она закрыла дверь за Дедушкой, который всегда уходил последним, чтобы удостовериться, что все в порядке, и отмахнулась от него, когда он пытался спросить, уверена ли она, что ей больше ничего не нужно. Надя с удовлетворенным вздохом прислонилась спиной к двери, согретая мыслью о том, что ее окружали самые добрые люди, которых она когда-либо знала. Как же ей так повезло?

«Настоящие счастливые именины», – подумала Надя. Конечно, это было впервые. Кто бы мог подумать?

Надя закрыла глаза и на мгновение почувствовала себя полностью и совершенно свободной, как и в те минуты, когда она порхала в воздухе в солнечный день. Тепло, ясно, собранно и ярко. Но в этот момент солнце было внутри нее, а не сверху. Ее дух парил, свободный от гнетущей гравитации, будто Надя летела на крыльях. Она была уверена: это и есть любовь. Быть любимым и любить взамен. Надя чувствовала себя очень, очень везучей.

А потом она открыла глаза, оглядела дом и почувствовала, как нормальное давление вернулось на ее плечи. День был потрясающим, да, но список дел постоянно проносился в ее голове:

И так далее, и так далее, и так далее во веки веков – по крайней мере, ей так казалось. Надя оттолкнулась от двери и расправила плечи. Ей нравилось быть занятой. Нравилось иметь цель. И она пыталась изменить мир.

Это было нелегко, требовало больших усилий, и Надя об этом знала.

Она просто... ну... ей просто нужно было смириться с этим. Надя разблокировала телефон и снова запустила любимый плей-лист. Ее телефон был подключен к домашнему Bluetooth, поэтому беспроводной динамик в каждой комнате принимал сигнал. Синтезатор и барабаны заглушили белый шум в мозгу Нади, помогая сосредоточиться.

И в этом плей-листе у нее были композиции в стиле бибоп! Шей и Бобби объединили свои умы и сделали это для нее, учитывая несколько своеобразные вкусы подруги. Наде нравилась только музыка, под которую она могла танцевать. Танцы во время выполнения дел иногда были единственной вещью, которая держала ее в нужном русле. Возможно, она больше не была балериной, но всегда оставалась танцовщицей. Как и Ин.

– Есть определенные вещи, которые никогда тебя не оставят, – подумала Надя, – и это одна из них.

Танцуя по пути от входной двери обратно в столовую, Надя вновь поразилась тому, какую работу Джанет, Бобби и Джарвис проделали ради нее. Она заглянула в еще открытые ящики, готовые в последнюю минуту заполниться мелочами [Безделушки обычно бесполезны, но зачастую сентиментальны. Как бы Надя ни любила эффективность и ненавидела бесполезные вещи, сентиментальность была новым ощущением, которое, как она чувствовала, все больше укореняется в ее сердце с каждым сохраненным корешком билета и ценным артефактом, который служил напоминанием о многих хороших днях после побега из Красной Комнаты] (или, что вероятней, батареями, проводами или контроллерами PlayStation, поскольку Шей пыталась убедить ее научиться играть в видеоигру Spider-Man), оставленными по дому.

Эта коробка была почти полностью забита посудой, тщательно завернутой в газету; Надя задалась вопросом, что они будут делать с дополнительными вещами, в которых она не нуждалась, когда жила в лаборатории целыми рабочими днями. Они были такими милыми и заслужили жить в хорошем доме. Может быть, у Абуэлиты Таины?

Коробка рядом с ней представляла собой головоломку из центрифуг, пробирок и стеклянных пузырьков, помещенных между упаковочными листами из пенополистирола. Надя выхватила из-под стула стопку оберточной бумаги вместе с подарком Джанет и бросила ее в коробку. В любом случае все это должно было отправиться в лабораторию.

Это было скопление вещей, предназначавшихся Наде... но не срослось. Дом десятилетиями принадлежал ее отцу, а Наде – всего год. Ей нравилось, что его содержимое помогло ей почувствовать себя ближе к отцу, которого она никогда не знала, но это же пространство и сдерживало ее.

На самом деле, если не считать характеристик типа «гений», «Человек-Муравей», «биполярное расстройство» и «иногда ведет себя как придурок», Надя вообще мало что знала о своем отце. И по большей части ее это устраивало. Она была сама по себе, и она стала собой в основном без влияния Хэнка и независимо от убежденности Красной Комнаты в неоспоримой роли генетики. А личные вещи могут сказать очень много.

Взять, например, Таину. Надя знала, что ее комната забита отвертками, а стены выкрашены в синий цвет, который соответствовал цвету неба в холодный ясный день, и что на ее прикроватной тумбочке лежали стопки журналов, которые, как она думала, никто не заметит.

Или комната Ин в лаборатории, в основном лишенная личных вещей, за исключением ее огромной и постоянно растущей коллекции корейских средств по уходу за кожей, которые, как уверяла Ин, творят настоящие химические чудеса на твоем лице.

Надя хорошо изучила вещи отца, если это имеет значение. Она знала, что ему нравится музыка, хотя никогда не слушала ничего из коллекции, потому что его кассетный плеер давно пропал. Она знала, что ему нравится физика элементарных частиц и что две его видеокассеты с изображением «Титаника» нуждаются в перемотке, так что он, должно быть, смотрел их хотя бы раз. И правда, вещи могут рассказать вам очень много о человеке – но они не были Надиными. Казалось, что дом был еще одним примером того, как прошлое Нади не позволяло ей двигаться вперед.

Так что она собиралась сама заставить его двигаться вперед.

«Иногда, экспериментируя, – подумала Надя, роясь на кухне, – просто нужно приложить немного усилий, чтобы понять, почему нет желаемого результата. На вещи нужно порой смотреть под другим углом».

Надя решила, что ей просто нужно убрать весь этот мусор из своего прошлого, чтобы суметь увидеть правильный путь, – переложить кассеты в коробку и впервые увидеть пол, в буквальном и переносном смыслах. И в этом направлении ее семья уже довольно много сделала. Она была на верном пути и должна была все закончить в кратчайшие сроки. Ей просто нужно было это сделать. Закончить начатое. Как сказал бы Джарвис, «замарать руки».

Надя кивала в такт ритму, исходящему из окружающих ее динамиков, плавно переходя из комнаты в комнату. Ее босые ноги стучали по полу, когда она стояла слишком долго. Она перебирала все из коробки в коробку, переносила из комнаты в комнату, добавляя что-то в свой мысленный список каждый раз, когда находила нечто новое, что нужно было упаковать. Она поднялась по лестнице на второй этаж, перепрыгивая по две ступеньки зараз, а ее челка отлетала от глаз в такт с музыкой.

На последней ступени она остановилась. Наверху дела шли особенно ужасно. Здесь уже много лет не делали ремонта. Что касается Нади, то она обычно спала на полу или на ближайшей кушетке, чем бы она ни занималась в данный момент. Разумно? Возможно нет. Но переезд в лабораторию решит и эту проблему, ведь там у нее была кровать рядом с рабочим местом. А если задуматься, сколько места реально нужно одному человеку?